Рот-сердечко

В кухне Мэтти никогда не было еды, но именно поэтому его дом так подходил для вечеринок. Его родители вечно где-то шлялись и возвращались раз в две недели, переночевать и покапать на мозги. Напившись, Мэтти пространно рассуждал, что его предки специально ездят в свои командировки, лишь бы его не видеть. Вэнсу было плевать на Мэтти и его семейку, но когда он слышал этот пьяный бред, то всегда соглашался с ним про себя. Если родители хотят быть со своими детьми, они их не бросают. – Алкоголизм, – пьяно лопотал кто-то, растянувшись за тахтой в луже своей блевотины. – Это тоже способ побега. Это всегда способ побега. Вэнс поморщился и распечатал ещё одну банку пива, чтобы заглушить посторонние звуки. Ему не нравилась эта вечеринка. Ему вообще не нравились вечеринки, но занять себя в субботу вечером было абсолютно нечем. Он мог бы остаться дома, перед телевизором, но пришлось бы разговаривать с матерью. Разговаривать... или выслушивать, какой он плохой сын. Для взрослых ведь нет особой разницы — если они треплют языком, значит, разговор состоялся. Взгляд споткнулся внезапно. Вэнс просто лениво лупил глазами по сторонам, когда в комнату вошел Брюс Ямада. Забавно — их никогда не представляли друг другу, но Вэнс хорошо знал, кто это. И наверняка Брюс Ямада прекрасно понимал, кто перед ним, когда встретился с взглядом с Вэнсом и отвернулся, среагировав на чей-то отклик. Больше минуты Вэнс наблюдал за тем, как Брюса обнимают, похлопывают по плечу и наверняка говорят комплименты. Такое случается, когда играешь в бейсбол настолько хорошо, что тебя приглашают в «Колорадо Рокиз». Когда банка пива подошла к концу, Вэнс принял решение. Обычно он действовал стихийно: захотел — сделал, но сейчас был совершенно другой случай. Сейчас нужно было подумать, а думать — это не про Вэнса Хоппера, поэтому процесс занял так много времени. Он подошел спокойно, Брюс, сидевший на ступеньках, ведущих на второй этаж, посмотрел на него без тени удивления. Дежурно улыбнулся, как наверняка будет улыбаться лет через пять, когда вокруг начнут скакать журналисты и дети, жаждущие мячик с автографом. – Есть сигареты? – спросил Вэнс, упираясь локтем в стену. – Прости, ни одной, – ответил Брюс, пряча нижнюю часть лица и свою фальшивую улыбку за пластиковым стаканчиком. Вэнс качнул головой, пытаясь вставить мозги на место. Во рту не нашлось ни единого слова, чтобы развить разговор дальше, и он вновь вернулся в кухню, чтобы взять ещё одну банку пива. Музыка долбила по мозгам. Очевидно, Мэтти считал, что это поможет заглушить мысли. Вот уж дудки. Вэнс проводил добрую часть дня, размахивая башкой под музыку — и мать всегда кричала, потому что не могла вынести «этих патлачей» — но так ни разу и не сбежал от самого себя. Вэнс не знал, что это за хрень. То есть... знал, теоретически, а фактически... никогда не целовал другого парня. Знал, что хотел бы когда-нибудь поцеловать, потрогать, а потом поебаться — в этом педики мало чем отличаются от не-педиков. Но он никогда не хотел поцеловать конкретного парня. Теперь захотел. И, очевидно, слабо представлял, что для этого нужно сделать. Брюс так и продолжал сидеть на лестнице со своим пластиковым стаканчиком. Удивительно, как быстро у него получилось отклеиться от пьяных товарищей и остаться в одиночестве. В представлении Вэнса он должен был крутиться в центре внимания и наслаждаться этим, но, похоже, Брюс пришел, потому что должен был прийти. Забавно, но именно эту часть Вэнс хорошо понимал — ты либо общаешься с людьми, даже если они тебе не нравятся, либо тебя вышвыривают из команды к чертовой матери, как бы ты хорошо ни играл. Вторая банка дерьмового пойла заставила Вэнса вдавить педаль в пол. Еще одна попытка, и он уйдет из этого гадюшника, чтобы дрыхнуть до следующего вечера. Чем ещё заниматься, если ты ассоциируешься у всех со словом «проблема»? Три привода в полицию, десять записей в личное дело. Он несовершеннолетний, но уже получил клеймо на всю жизнь. Зачем теперь делать хоть что-то? – Пойдем, покурим, – твердо сказал Вэнс, вновь появляясь на лестнице. Он всё ещё продолжал сжимать в руке пустую банку — почему-то это придавало уверенности. Или заставляло окружающих думать, что он подошел почесать языком и ни за чем больше. – Я сказал, у меня нет сигарет, извини, – проговорил Брюс, отнимая стакан от лица. Его слащавую улыбку хотелось натянуть на мяч и швырнуть куда подальше. – У меня есть, пойдем уже, – повторил Вэнс, сжимая пустую банку из под пива в металлический ком. Брюс поставил стаканчик на ступеньки и встал. Его походка была нетвердой, но он хорошо держался и даже не попытался ухватиться за Вэнса, когда его качнуло в сторону. Виляя между одноклассниками и общими знакомыми, они оказались на террасе, куда родители Мэтти не потрудились поставить даже пару кресел. В ночном воздухе не было ничего отрезвляющего. На самом деле у Вэнса голова закружилась от переизбытка кислорода. Он толкнул Брюса в тень, навалился всем телом, чтобы прижать к стене, и внезапно ощутил прикосновение сильных мозолистых рук на своей шее. Разряд тока долбанул по позвоночнику. Брюс тянул его голову к себе — для поцелуя, зачем же ещё? В голове было пусто. Вэнс даже не совсем понимал, что делает. Кажется, целуется, потому что они явно возились языками во рту друг у друга, слишком пьяные, чтобы это выглядело по-человечески. Впрочем, если бы Вэнс сейчас мог думать о том, как это выглядит, то точно не смог бы поцеловать Брюса всего в паре футов от вечеринки, где каждый знал его в лицо и по имени. Ему просто хотелось, чтобы этот момент не заканчивался. И он не кончался — томительно длился, и Вэнс наслаждался каждой секундой, особенно, когда вдруг осознал, что нижняя часть его тела настойчиво трется о Брюса. В этот миг он начал медленно смекать, что к чему. Не головой — телом, потому что Брюс зеркально терся об него, как будто хотел просочиться через его одежду. Так же настойчиво и нетерпеливо. – Можно тебя за жопу потрогать? – спросил Вэнс зачем-то. – Ага, – пробормотал Брюс, вновь потянувшись к его губам. Теперь это было ещё бестолковее. Похоже, пьяный мозг Вэнса мог контролировать не так много частей его тела одновременно, поэтому поцелуем управлял Брюс. Впрочем, сейчас для Вэнса имела значение только задница, классно сминавшаяся под пальцами, и возбуждение, давящее на член. Кто бы мог подумать, что желание снять напряжение может быть таким болезнным. Хотелось ощутить всё в полной мере, и Вэнс попытался скользнуть рукой в джинсы Брюса, но переоценил свою ловкость. Его пальцы то и дело сталкивались с ремнем, преодолеть который было невозможно. Не разрывая поцелуй, Брюс нащупал его ладони и несильно ударил по ним — не ожидавший сопротивления Вэнс стукнул его в ответ. Брюс шлепнул его по пальцам снова. – Погоди... у тебя не получится... дай я, – проговорил Брюс, расстегивая ремень. Его пальцы плохо слушались, и Вэнсу пришлось подождать целых три секунды, прежде чем Брюс спустил штаны и позволил снова к себе прижаться. Теперь мять и пощипывать его было куда приятнее. Вэнс слышал, как скрипят сверчки, и кроме этого — ничего больше, хотя дом по-прежнему дрожал от громкой музыки и подростковых воплей. Он трогал его, упивался — Брюс делал тоже самое, возбужденно мыча. Его руки мяли до боли, так сильно, что могли бы остаться синяки, но Вэнс заводился лишь сильнее. Он трогает — его трогают, так просто и понятно, но почему-то вместе с тем настолько ошеломительно, что дыхание замирает и болезненно щемит в груди. – Повернись, – прохрипел Вэнс, расстегивая штаны. Он не решился спустить трусы, да это было и не нужно. Сейчас ему хватило того, что Брюс позволил вжаться болезненно напряженным членом в свою задницу. Сухого трения было достаточно, чтобы ощутить примитивное — и вместе с тем безбожно восхитительное — удовольствие. Он просто вдавливал Брюса в стену своим телом, елозя членом между его ягодицами, и, черт возьми, если Вэнс когда-нибудь ощущал что-то лучше, чем это беспорядочное ерзание. «Что-то лучше» случилось через секунду, когда Вэнс с глухим рыком кончил, продолжая вжиматься в неглубокую ложбинку между ягодицами Брюса. Тело Брюса слабо дернулось два или три раза, красноречиво дав понять, что «что-то лучше» случилось и с ним и понравилось ему настолько, что он ударил о стену кулаком. – Ты сказал, у тебя сигареты есть, – сипло проговорил Брюс, съезжая вниз по стене. Вэнс бестолково сел рядом и попытался найти пачку сигарет в болтающихся на икрах штанах. Хотелось снять одежду и просто остыть всем телом, но лень не позволила сделать это. У него даже не получилось зажечь огонь с первого раза — дрожали руки и зажигалка вместе с ними. Удовольствие затихало в теле, ледяной воздух обжигал кожу. Брюс медленно затянулся, прежде чем Вэнс забрал у него сигарету. Он улыбался, и его улыбка не казалась фальшивой сейчас. – У тебя рот на сердечко похож, – почему-то сказал Вэнс, от души затягиваясь, и вернул Брюсу сигарету. – Я знаю, – ответил Брюс, бросив на него взгляд искоса, и слабо стукнулся головой о стену, глубоко выдыхая. – Как, говоришь, тебя зовут? – Пошел ты, – Вэнс тупо засмеялся, закрыв лицо рукой. Удивительно, но голова на следующее утро не болела. Не то чтобы Вэнс выпил слишком много, но ведь хватило же ему смелости на самый глупый поступок в его жизни. Рассматривая потолок, Вэнс представлял, чем рискнул, и в какой ад могла бы превратиться его жизнь, если бы Брюс ударил его по роже и сообщил всем, что он педик. Как будто до этого момента его жизнь напоминала рай. Но, в конце-концов, слова Брюса остались бы словами — что по пьяни не почудится, Вэнс мог и случайно на него свалиться. А вот если бы их кто-то увидел... если бы это был не один человек... Вэнс повернулся на бок и накрыл голову подушкой. Лучше бы он вчера остался дома, потому что теперь ему хотелось большего. Хотелось так сильно, что он подрочил три раза перед тем, как смог вытащить себя из постели и включиться в уборку дома. Ему нужно было занять себя хоть чем-то, лишь бы не думать. К счастью, мать снова занялась своим любимым делом — начала действовать ему на нервы, и Вэнс сумел отвести душу, пока они орали друг на друга и занимались взаимными обвинениями. Он даже получил болезненный подзатыльник. Забавно — это женщина была вдвое слабее, чем он, и вместе с тем, никому больше Вэнс не позволял себя бить. Укладываясь спать, Вэнс сердился на мать, но так было лучше, чем снова думать о Брюсе. Об улыбке, которая досталась ему мельком. – Никакого больше пидорства, – серьезно произнес Вэнс, взглянув на себя в зеркало перед тем, как выйти в школу. В отражении на него смотрел какой-то дрочила. – Чего? – спросила мать из кухни. – Ничего, я ухожу, – крикнул Вэнс и выскользнул на крыльцо раньше, чем она успела ему сказать, во сколько нужно вернуться, и что волосы надо хоть иногда причесывать. Он не понимал, зачем продолжает ходить на учебу — с годами его успеваемость снизилась до такой степени, что его перестали оставлять на второй год и сразу отправляли на летние занятия. Но в школе была вся его компания, вокруг которой сосредоточилась его жизнь. Даже если бы Вэнс уехал из Денвера, ничто на свете не заставило бы его общаться с другими педиками, ходить в их клубы и выслушивать про себя то, что он обычно говорил про других. Вэнс знал, всё будет хорошо, если он больше никогда не увидит Брюса, не попытается искать с ним встречи, не начнет подсматривать за его матчами и строить какие-то планы. Он сможет сдержать себя с любым другим парнем, а с ним — не сможет. Если увидит рот-сердечко даже издалека, его жизнь пиздой накроет. В нем было что-то, притягивающее Вэнса, словно огромный магнит. Кто бы мог подумать, что Брюс придет к нему сам и будет поджидать после занятий в школьном дворе. Его ровесник, не выглядящий смешно в школьной рубашке. – Ты какого черта сюда пришел, мудила? – злобно спросил Вэнс, схватив Брюса за шкирку. На лице Брюса вновь играла дежурная улыбка. Черные глаза всегда казались Вэнсу пустыми, но эти пустыми не были. Пустоту можно чем-то наполнить, но глаза Брюса всасывали в себя, чтобы не оставить ничего. Они были как бездна. – Я жду Финни Блэйка, мы с ним вместе играем на товарищеских матчах с пятого класса, – объяснил Брюс, спокойно сбрасывая с себя руку опешевшего Вэнса. – Вот, кстати, и он, – его голова мотнулась куда-то в сторону выхода, где толпились ребята. – Разрешишь? Вэнс отошел в сторону, чувствуя неприятное разочарование. Ну да, конечно! Потерлись друг об друга, и Брюс Ямада, будущая звезда «Колорадо Рокиз», упадет к его ногам. Держи карман шире! Понаблюдав краем глаза, как Брюс разговаривает с каким-то кучерявым доходягой и улыбается, словно светский лев, Вэнс заложил руки в карманы и вышел со школьного двора. Настроение испортилось, поэтому Вэнс с чистой совестью пнул какого-то замешкавшегося младшеклассника и заставил его вывернуть карманы. Вряд ли что-то осталось после обеда, но Вэнсу сейчас не нужно было много. – Не густо, – заметил Вэнс, собирая мелочь из рук несчастного мальчишки. – Но я сегодня добрый, поэтому можешь идти. Того, что он забрал, должно было с лихвой хватить на аркадный зал, куда Вэнс и направился, звеня добычей в кармане. В последнее время он редко посещал это место, несмотря на то, что ему по-прежнему нравилось играть. Места большого скопления людей неуловимо раздражали. Его будто могли разоблачить. Но в чем? Вэнс не собирался ни к кому приставать, даже не рассматривал такую возможность. – Ты что, обиделся, что я пришел не к тебе? Вэнс, играющий пятую партию подряд, обернулся. Автомат издал неприятный звук, обозначающий, что он проиграл. Пришлось медленно выдохнуть через нос. Либо так, либо разбить Брюсу голову об автомат, потому что Вэнс терпеть не мог, когда ему мешали играть. Пришлось потратить ещё одну монету. – Ты как меня нашел? – спросил Вэнс. – Догадаться, где найти Вэнса Пинбольщика, не слишком трудно, – пожал плечами Брюс. – Ты чего такой недовольный? Стоишь, злобно смотришь в экран... – Я всегда так выгляжу. – Мне есть, с чем сравнить, – сказал Брюс, помахав рукой у него перед лицом. Вэнс злобно дернул головой, пытаясь рассмотреть экран. – Ладно, я понял. Сейчас ты трезвый, и я не слишком симпатичный в твоих глазах, – заключил Ямада. – Ну, я не обидчивый, могу и подождать, пока ты наберешься, как следует. В его голосе, действительно, не было даже тени обиды. Либо он говорил совершенно серьезно, либо обманывал — как и всегда. Не то чтобы Вэнс знал его так хорошо, чтобы рассуждать о характере Брюса... Скорее, он просто чувствовал, потому что глаз отвести от него не мог, когда видел где-то в Торговом центре или на игре. Показушно махнув рукой на прощанье, Брюс вышел из аркадного зала и, насколько Вэнс мог видеть через окно, красиво взлохматил свои черные-черные волосы. Бросив на экран беглый взгляд, Вэнс выдохнул и помчался следом за Брюсом. То ли Ямада знал, что его нагонят, то ли с таким телосложением не боялся, когда его хватали за локоть, но он не издал даже возгласа удивления, когда Вэнс потащил его в ближайший тупичок. – У тебя рот похож на сердечко, – сказал Вэнс, вцепившись в щеки Брюса обеими ладонями сразу. – Ты уже говорил, – ответил Брюс, не обращая внимание на то, что Вэнс пытался смять его лицо. – Нет, – Вэнс тяжело выдохнул и посмотрел Брюсу в глаза. – У тебя рот похож на сердечко. – Я понял с первого раза. Отпустив его щеки, Вэнс прислонился к лицу Брюса. Ну вот как это объяснить? Как сказать, если Вэнс совершенно не умел обращаться со словами? – Нет, я хочу сказать... – Подожди, – Брюс боднул его лбом и тихо засмеялся. – Я понял, что ты хочешь сказать. Я тебя понял, – добавил он, бережно обнимая Вэнса. – Я тебя понял ещё тогда, вечером, когда ты подошел и спросил сигарету. Вэнс так и отпрянул. – Так какого черта ты меня развернул, ублюдок? – недовольно спросил он. – У меня, правда, не было сигарет, – ответил Брюс и виновато улыбнулся. – Я бы выглядел, как дурак, если бы сказал: «пойдем, у меня есть», а потом оказалось, что у меня ничего нет. – А я не выглядел, как дурак, когда спросил у тебя сигарету, а потом оказалось, что у меня самого целая пачка? – уточнил Вэнс хмуро. – Тебе можно, ты милый. – Я милый?! – Вэнс неверяще покачал головой и посмотрел Брюсу в глаза — сейчас они не казались таким уж отчужденно-черными. Они не засасывали в себя, наоборот, щедро выплескивали что-то теплое. – Ничего себе, – пробормотал он. – Я милый. Надо будет запомнить. Не то чтобы он поверил — в этом даже не было необходимости. Тем более, в этот же миг Брюс засмеялся. Засмеялся по-настоящему, и его рот снова стал похож на сердечко. И когда Вэнс это заметил, всё остальное уже не имело значения.