***
Утром, как и обещал, Тилике присутствовал на допросе. Конечно, видеть уставшие, измученные лица узников, не было особым развлечением. Данным удовольствием мог насладиться только Гримм, помешанный на жестоком издевательстве над военнопленными. Разбирая картотеки в штабе, немец даже удивился, что большинство заключённых были русские, а не евреи или поляки. Ведь тех было легче вылавливать. Но если уж на то пошло, он не мог не гордиться своими сослуживцами. Дверь в кабинет открылась, и туда вошли два солдата, с узницей. Они швырнули девушку, чуть ли не к ногам гауптштурмфюрера. — Который раз она попадается за отлынивание от работы, и совсем в другой части лагеря! Дайте разрешение на казнь. — Не дожидаясь позволения, начал солдат. Тилике был крайне возмущен столь жестокому отношению к девушке, и подойдя ближе, протянул руку, чтобы помочь встать. — Суки. — Выругалась военнопленная вытирая лицо руками. Тилике конечно не понял, что конкретно она сказала, но что-то подсказывало что это ругательство, и довольно популярное в русской речи, ибо тот слышал его не раз от других узников которые что-то не могли поделить. Девушка подняла голову, и взглянула на адъютанта. На мгновение, Тилике показалось что он где-то ее видел, но он тут же избавился от этих мыслей. За утро, он успел рассмотреть многих других узников, возможно похожих по внешним признакам, так что здесь не было смысла рыться в воспоминаниях. Медленно протянув свою руку немцу, она встала, и поправив свою потрепанную рубашку пижамы, выпрямила спину. И не боится же, обычно все пытаются сжаться в комочек, а тут наоборот. Гримм с презрением окинул девчушку взглядом, и продолжил разбирать бумаги. Расстреливать, и вешать провинившихся, без присмотра Штандартенфюрера или его адъютанта было под запретом. Что за глупое правило, которое возможно было заранее придумано Вальтером, дабы погонять и без того уставших от работы офицеров. — Зачем вы привели ее сюда? — Переспросил Тилике. Второй солдат, решил перебить товарища который уже было открыл рот чтобы сказать: — Она что-то делала возле нашей конюшни, возможно, хотела отравить лошадей. Тилике нахмурился. Отравить лошадей, серьёзно? Да у этих животных иммунитет то покрепче любого офицера будет. Чем же отравить интересно? Но в любом случае, в ее обязанности не входит крутиться вокруг конюшни, так что они молодцы что заметили, но зачем сюда приводить? Могли бы сами уже решить что с ней делать. Вздохнув, адъютант посмотрел на девушку и задав вопрос «это правда?» ожидал ответа, ибо ее мнение тоже нужно, ведь в нем она может высказаться и объяснить свое посещение лошадей. Насколько он знал, там были мешки с яблоками возможно это была одна из причин почему она решилась туда подойти. Военнопленная молчала. Она вопросительно выгнула бровь. Тилике понял, что по немецки, она возможно не разговаривает. — Я..не.. Немцы сразу посмотрели на нее. Неужели что-то скажет? Но девушка вдруг замолчала. И виновато потупившись, опустила голову. Возможно не могла составить предложение. — Подумалось Тилике, но в этом тот ее не осуждал, программа изучения иностранного языка в Союзе возможно и была, но плохая, почему? Потому что никто не сможет говорить на немецком как на родном, как сам немец? Даже переводчик, не сможет так идеально разговаривать. Но Тилике признавал, что Анна Ярцева прекрасно справляется со своей работой, что порой кажется, что ее родной язык это немецкий.. Но, акцент проскакивал, это да. В кабинет зашел Ягер с переводчицей, это не могло не радовать. — Что опять стряслось? Снова я вижу эту русскую. — Ягер усмехнулся. Снова? Он уже ее видел? Но когда, если в последний раз на допросе он присутствовал вчера. Чем же она ему запомнилась? Тилике посмотрел на девушку, та выглядела очень даже возмущенной, речью штандартенфюрера. — Осужденная была найдена возле конюшни, я пытался расспросить, но без переводчика.. — Тилике покачал головой. — Анна! — В миг скомандовал Ягер. Переводчица вздрогнула, и подошла ближе к девушке. Русская что-то ей сказала, правда это выглядело так, что и русские слова ей даются с трудом, но вскоре Анна уже ответила: — Она говорит что любит лошадей, и просто хотела угостить их морковью. Солдаты которые привели узницу, усмехнулись. А Ягер с Тилике обменялись взглядами. И вот такая вот детская причина ее появления здесь? — Чтож.. Если это так, то будешь работать конюхом. Тилике посмотрел на Ягера, он сейчас серьёзно? Вот так вот взял и поручил левой узнице.. Девушка усмехнулась и посмотрела прямо на Штандартенфюрера, страх потеряла что ли? — Я не шучу. — Ягер сверкнул своими глазами. Гримм как и Тилике, был слегка возмущен тем, что Ягер так легко распоряжается обязанностями, что хотел было открыть рот, дабы возразить, но шеф поднятием руки закрыл тому рот. — Она не причинит зла нашим лошадям, тем более не помешало бы сменить конюшню и желательно персонал, животным не хватает места. Тилике еле заметно пожал плечами. — Тилике, распорядись. — Скомандовал Ягер, и адъютант не смог отказаться. — Слушаюсь. Прошло несколько дней, с того момента, Тилике как всегда направлялся в штаб, чтобы сдать наконец проверенные документы. Проходя мимо конюшни, немец заметил ту самую военнопленную, за работой. Своими тонкими ручками она держалась за мешок с яблоками, и тащила прямо в конюшню. Неужели ей так сложно попросить кого-нибудь из солдат, если уж для работы, то ее явно никто бить не собирается. Тилике не стал долго отвлекаться на нее, и направился по своим делам. — На счет танкистов есть что-нибудь? — Поинтересовался Ягер нервно покуривая в трубку. — На данный момент, никакой информации не поступило, больше пехоты, чем.. — Начал Тилике, раскладывая документы на столе. — Сходи в архивную, принеси мне картотеки всех лейтенантов и офицеров которые у нас имеются. — Слушаюсь. Возвращаясь в архив, Тилике вновь проходил мимо конюшни, и перед ним встала, совсем другая картина. Над девушкой, лежащей на земле, склонился солдат, и как понял немец — отчитывал ее. Возможно провинилась. Девушка державшись за нос обеими руками, кивала головой солдату соглашаясь со всеми его словами. Тот схватил ее за предплечье, и подняв с земли, толкнул в сторону здания. Та смерила солдата строгим взглядом стоило ей подняться на ноги, но резко поменялась в лице когда увидела Тилике, и поспешила спрятаться в конюшне. — Что случилось? — Поинтересовался адъютант подходя к товарищу. — Грубит и не подчиняется приказам, герр гауптштурмфюрер, — сказал парень после отданной чести офицеру. — Ее много бьют? — Мы должны избавляться от таких, еще одно неповиновение и.. — У нас и так мало конюхов. Давайте довольствоваться тем, что есть. — Тилике не нравилась эта тема. Да он сам мог погонять военнопленных, но к женскому полу всегда проявлял сочувствие. — Слушаюсь.***
— Тилике, а у нашего танкиста, сестрица есть. Немец вопросительно покосился на шефа. Сестрица? — В каком смысле, герр штандартенфюрер? Ягер продолжая курить трубку, сверлил глазами документ Ивушкина. Он уже который раз его перечитывает. Смотрит на фотографию русского, с плохо скрываемой ненавистью, и возможно думает, как бы так над ним поизмываться за нехилое прошлое, за то клеймо, которое тот ему подарил после битвы под Москвой. И Тилике если и знал правду, откуда эти шрамы, кто это все совершил, когда и как, то никогда не напоминал Ягеру об его проступке. Дело не в уважении, которого было навалом, дело в том, что Тилике это никак не должно касаться. Ягер сделав пару затяжек, наконец решился ответить на вопрос адъютанта. — Ксена Латышева - сестра Ивушкина. Насколько сильно они кровные родственники я не знаю, и в прочем это не важно. Кто такая Ксена? Тилике впервые слышал это имя, может оно было русским, просто Ягер решил приплести к нему немецкую форму. Возможно это была какая-то узница, которую Ягер заприметил еще когда был на допросах. Тилике не стал узнавать кто она конкретно, ведь понимал, что в процессе разговора, все выяснится. — Как такое произошло? Как она вообще узнала что Русский, тот самый танкист? — Тилике знал что в лагерь могут приезжать целые семьи, но и давным давно разлучённые люди, которые возможно последний раз виделись еще до начала войны, это редкий случай чтоб они не то что бы находили друг , так еще и узнавали. Находясь в лагере, девушкам узницам, было запрещено общаться с мужчинами узниками. Конечно этого строгого правила придерживались далеко не все, но даже так, у них не всегда получалось находить друг друга, живыми. Возможно это подарок судьбы для девушки, а возможно чистая случайность. — Сам танкист подтвердил тот факт, что она его сестра. — Пожал плечами Клаус. — Так же я позже узнал что когда ей составляли документы, она врала. — На счет чего? — Нахмурился Тилике. — Она специально выдала себя за несовершеннолетнюю, потому что знала что мы обычно от таких избавляемся. — Ягер был прав. Но не совсем. В лагерях было трудно держать детей и беременных женщин, но где-то возможно они и находили кров. А в Ордруфе не было детей лишь потому, что привозили взрослых, возможно и на вид, обычных людей, а так же пленников, с других лагерей, и солдат для работ, которые были бы непосильны для детей. — То есть, она надеялась на расстрел? — Не знаю на что она там надеялась, но ей явно за двадцать точно есть. Особенно когда ее брат чуть старше, будь она ребёнком, вряд ли бы запомнила. Возможно смена возраста, это и есть причина ее буйного поведения - желание смерти. Тилике пошатнуло. Так это та, самая буйная русская? Которая не раз по шее от солдат получала? На которую Вальтер смотрел такими голодными глазами, что казалось вот вот перережет ей глотку? — Пока танкист будет восстанавливаться, я бы хотел чтобы ты проследил за его сестрёнкой. Зная что его кровинушка в опасности, этот русский будет думать, прежде чем пытаться меня подвести. — Ягер наконец положил картотеки на стол, и облокотился об спинку стула. — А что если это очередная задумка русских? Вдруг она солгала что является сестрой танкиста. Ягер усмехнулся. — Это не важно, важно то, что Ивушкин, зная что от него зависит чья то жизнь, будь то сестра, или совсем не знакомая для него девушка - будет стараться сделать все, чтобы она выжила. Если бы я не нацелил пистолет прямо на переводчицу, он так бы и не открыл своего имени и звания. Я мог бы это сделать с его сестрой, но это было бы слишком легко. Тилике знал, что Ягер пойдет на все ради правды. Сам он, не смог бы даже поднять руку на Анну, не то что нацелиться на нее. А тут русская девочка. — Вы хотите, если вдруг что-то пойдет не так, чтобы я взял ее на мушку? — Тебе не составит труда застрелить какую-то русскую девчонку.***
Ну и где она? Ягер вызвал Ивушкина для того, чтобы тот выбрал себе экипаж, но вот зачем его сестру туда приплетать? Тилике уже надоело самому метаться по лагерю в поисках этой девчонки, но что поделать, приказали — выполняй. Стойла были пустыми, значит лошадей вывели на прогулку, возможно Ксена находилась там. Как же Тилике обрадовался когда увидел ее, сидящей посреди поля. А девушка.. Не очень. Не прошло и больше двадцати минут, как ее снова отправили на конюшню. Почувствовав себя самостоятельной, она направилась одна. По пути ее перехватил солдат и Ксена снова получила по шее. Тилике об этом узнал не сразу, только когда пошел проверять ее. Подойдя к зданию, немец уже видел что Ксену охраняет солдат. Он буквально сверлил ее глазами, что заставляло ее чувствовать дискомфорт, и часто на него оборачиваться. Увидев Тилике, девушка быстро опустила голову. Солдат это заметил и обернулся, заметив офицера, тот стукнул сапогами и отдавая честь процедил: — Герр Гауптштурмфюрер!..Я.. Тилике кивнул, и мотнув головой в сторону, показал жестом, что тот может идти. Солдат послушно покинул конюшню. — Продолжай. — Тилике не старался показаться угрожающим, но не смотря на это, он чувствовал ее страх. Ксена молча посмотрела на офицера, не стесняясь разглядывала того с таким интересом, словно впервые видела. Немец старался не обращать на это внимание, как бы странно та себя не вела, ему лучше сохранять невозмутимость. Девушка опустила взгляд, и повернула голову в сторону стойла с лошадью. И тогда, Тилике смог разглядеть на ее шее недавно образовавшийся синяк, точнее это нельзя было назвать полноценным синяком, было довольно жуткого размера, красное пятно, от удара. Конечно, спросить откуда, было бы странно, ведь какая ему разница что происходит с унтерменшами, но слова Ягера, которые он добавил когда Тилике собирался покинуть кабинет «Следи чтобы ей меньше доставалось от солдат, и желательно от Гримма» тоже играли свою роль, и это не с проста. Вальтер взбешенный тем фактом, что Ксена теперь под охраной, чуть не повздорил с Ягером, но Тилике не желая вступать в конфликт, просто позволил им справиться с проблемой самим и ушел. Зайдя в стойло к лошади, Ксена закатав рукава, взяла щетку и начала чистить тому спину, что-то бормоча под нос. — Сраная матрица, если уж и позволила мне оказаться там, куда попасть и врагу не пожелаешь, то обеспечила бы меня, хотя бы более менее качественными знаниями немецкого. — Лошадь с любопытством повернула ухо в сторону девушки, словно это было адресовано ей. — Да, представь себе, я с пятого класса обучалась немецким, и по нему у меня были всегда пятерки да четвёрки, в отличии от ломанного английского. Я научилась слушать, и более-менее понимать, а разговаривать..С трудом но могла. Тилике с интересом вслушивался в эту русскую, не понятную немцу речь. И о чем же она там говорит? Возможно бранит наших солдат за столь жестокое обращение с женским полом, с чем Тилике просто не мог не согласиться, а возможно.. Что еще она может? Разве такие обстоятельства позволяют отвлечься на что-то другое? Да, Тилике, позволяют. — И этот тоже, молодец, своего мальчика на побегушках мне приписал, ибо че он тут делает? У него словно других дел нет. Лошадь, словно чувствуя, свою важность, быть слушателем, что-то увлеченно жевала и иногда поворачивала голову в сторону девушки. Закончив процедуру с щеткой, Ксена, положив предмет, вышла из стойла. — Ты сегодня последняя. Довольно странная девушка, разговаривает с лошадьми, как с людьми. Хотя кто ей позволит разговаривать с узниками? Когда та шла вдоль стойл, пересчитывая их жителей, Тилике, посмотрев на ее руки, заметил насколько сильно она худая. Почему-то раньше он особо и не обращал на это внимание. С таким рационом питания, мало кто вообще выживает, а эта русская, на каких таких силах держится? Нельзя сказать что прям щепка, но зная себя, Тилике, была бы возможность не мог позволить даже пленной так выглядеть. А что он может? Разве что подсунуть бедняге кусок хлеба, который не составит труда раздобыть гауптштурмфюреру СС. Закончив перекличку где-то у противоположного входа, девушка вытащив из мешка яблоки, поспешила раздать их лошадям. Тилике же решил прикурить. На службе не курю — а ты не на службе, побалуй себя. Достав из кармана сигарету, немец хотел уже было ее поджечь. Посмотрев на девушку, он увидел что та тоже решила себя побаловать яблоком. — Ты что делаешь? — Тилике двинулся с места, подойдя к пленной. Та что-то недовольно пробормотала, продолжая жевать. Немец знал что она хочет есть, но яблоки здесь были с целью кормить лошадей, и не приема пищи для человека. Там могла быть разного вида зараза, грязь, возможно отравление, а этого не нужно. Ксена не желала слушать лекции офицера на счет того, что есть яблоки которые изначально были для лошадей нельзя, и просто отнекивалась. Сдавшись, Тилике все же сказал: — Пойдем, ты выпьешь кофе, заслужила.***
Шло время, Тилике не замечал что постепенно его отношение к сестре танкиста, меняется. Не смотря на то, что она была не особо разговорчивым человеком, иногда они все же находили тему для бесед. Конечно ничего сложного в них не было, как никак, Ксена по словам, больше понимала, чем разговаривала. Девушка с одной стороны и привыкла к своему телохранителю, а с другой, она его все так же продолжала бояться. Тилике заметил, что каждый раз, при разговоре с ней во время работы, если он планировал закурить, то когда лез в карман, чтобы достать сигарету, и рука касалась кобуры, девушка дергалась и заметно бледнела. Затаив дыхание, наблюдала за действиями солдата. И видя, что немец достал сигарету, а не оружие, она успокаивалась. Тилике это быстро учел и переместил пачку в другой карман. Возможно ей хватило пару раз, когда ко лбу приставляли вальтер.. — Подумал немец и внутри что-то ёкнуло. Каждый раз когда он навещал, или просто проходил мимо, замечал что девушка наблюдает за ним. Иногда поворачивался и встречаясь с ней взглядами, не мог сдержать улыбки. Что-то теплое было у нее в глазах, даже странно, что же. Тем временем Ягер продолжал гонять ее брата, но бывало останутся в кабинете, и после отбоя выходит Танкист в стельку пьяный. Солдат спокойно его провожал, а Тилике молча наблюдал за этим. От осознания того, что рано или поздно Ксену придется застрелить, немцу становилось плохо, как бы сильно он не старался не думать об этом, мысль, словно змея проскальзывала. — Как я могу убить живого человека, с которым я.. Грубо говоря знаком? И который не сделал мне ничего.. — И каждый раз когда он задавался этим вопросом хватался за голову, и на вопросы «Что-то случилось?» он сваливал все на головную боль. Товарищи, другие офицеры штаба, замечали перемены в поведении друга. И иногда даже пытались позвать, вне рабочее время отдохнуть, в местном борделе. Тилике конечно отказывался от такого предложения. Неприязнь к «публичным домам» у него возникла сразу после того, как он вообще узнал что это такое; О мой бог, как можно пятнать себя, пусть и с расовонеполноценным, так еще и за деньги, даже не по любви!? Кому как, а мне эти животные потребности не нужны. Но товарищи не обижались, лишь улыбаясь переглядывались, и иногда, даже хвалили его за такое терпение. Из-за работы, Тилике не посещало желание заняться непотребствами от слова совсем. Хоть за всю жизнь тот и не добился внимания от девушек, и в принципе не пытался. Карьера была на первом месте, прежде чем заводить семью, и обеспечивать ее, ты должен научиться обеспечивать себя сам, так он и делал. Он все еще верил что возможно когда-то встретит ту самую. Но до этого момента — служба всегда будет на первом месте. После слов Ягера «Сегодня нет ничего важного, понаблюдай за русской» Тилике мгновенно менялся в настроении. Накручивать круги путешествуя по лагерю, таскать картотеки которые так нравятся Вальтеру, и вообще заниматься документами и отчетами, явно не приносили удовольствие, как простое общение с Ксеной как с живым человеком, а не прислугой, которая умеет только поддакивать и даже боится высказывать свое мнение. С ней можно было расслабиться, ведь ей было все равно на него как на офицера, она занималась своими делами, иногда о чем-то рассказывая, а тот лишь наблюдал за этим, в случае чего — поддерживал диалог.***
Из-за того несчастного случая, они стали ближе. Ягер не был против что у адъютанта в кабинете будет узница, ибо знал что это не левая блудница, а довольно "значимая" для них персона. Ты такой глупый и наивный как ребенок, человек который никогда не получал внимания, и вот, когда тебе попалась такая возможность, испытать удовольствие и тебе за это ничего не будет, ты берешь, и делаешь все наоборот. И ведь не с кем больше поделиться эмоциями которые он испытывает. — Посчитают дураком. Каждый раз, находясь рядом с ней, у немца появлялись довольно таки приятные ощущения, словно он не на службе, а там, где законы не так важны, или не имеют такого серьёзного мышления, как пропаганда о националистической идеологии. Немцу нравилось смотреть на нее, и видеть как та смущается когда их взгляды встречаются. Он мог позволить себе прикоснуться к ней, а она могла ответить милой улыбкой. Ему так хотелось чтобы рядом с ним, она чувствовала себя в безопасности, и забыла про все то, что было до сего момента. Обнять, прижать к себе и не отпускать пока весь тот кошмар, что происходил – не закончился. Тилике был уверен, что не поднимет на нее вальтер, что не нажмет на курок уж точно. Что без этой русской узницы он долго не проживёт. Для немца застрелиться не было потерей высшей чести, даже наоборот, достойная смерть. Лучше чем простое отравление ядом. Лучше чем петля на шее, лучше! И он не мог понять, что все это происходит на самом деле. Что она улыбается ему по настоящему, что ей тоже нравится общаться с ним. Даже если она что-то задумала против него, Тилике был бы не против, он уже согрешил поступив на службу в СС. Если она захочет его застрелить его же вальтером, то пусть совершит это, не важно как и когда — когда он будет спать, или когда будет смотреть на нее. Он будет на мушке, он будет поражён, но тепло, с которым он все еще смотрел на нее, не исчезнет.***
Я не смогу уснуть этой ночью. С этой мыслью Тилике открывал шкафчик с алкоголем, находящийся в кабинете Ягера. Он достал сосуд с той самой жидкостью, которая была способна дурманить разум, и заставлять свою жертву говорить все то, что давным давно было заперто в мыслях. — Клаус, прости. — Прошептал Тилике перед тем как сделать первый глоток.***
Ксена никак не среагировала на поздний приход офицера. Тилике не хотел ее трогать, он молча подошел к окну и достав сигарету - закурил. Сейчас он не горел желанием разговаривать, было бы разумней сделать это утром. Алкоголь не затуманил его разум, по крайней мере ему так казалось. Вдруг он слышит что кто-то приближается к нему, и повернув голову, видит Ксену. И вот сейчас он наклоняется к ней, смотрит в ее зеленые глаза. Ему нравится наблюдать за тем, как расширяются ее зрачки. Он рассказывает ей все, а она слушает. Он задает вопросы, она отвечает, по возможности задаёт свои. И вот ему казалось, что она знает его до самой первой встречи, до попадания в этот лагерь, и он был прав, правда не знал об этом. Ему хочется забрать ее, спрятать от всего того хаоса что происходил. Закрыть ей глаза, забыть про рамки; про его службу в СС, про ее статус узницы. Она — такой же человек, а все что происходит вокруг, их больше не должно волновать, ведь он уже целует ее, а она.. Отвечает? Она не толкает его, не кричит, не просит оставить ее, она тоже хочет поддаться чувствам? Ему не хочется большего, достаточно знать что все это взаимно. Он гладит ее по голове, она продолжает улыбаться. Он больше не хочет знать что она мишень, мишень здесь он, ведь он первый поддался чувствам, разум теперь на втором месте, то ли алкоголь так подействовал на его мозг, то ли так должно было произойти изначально. Я сделаю все, чтобы с тобой ничего не случилось.