***
Как и большая часть самых опасных и непредсказуемых вещей, всё начинается невинно. В случае Квентина - с ощущения взгляда. Он не кажется враждебным, в нём нет злости, и именно это - настораживает. Квентин - чудак, он знает всё об отчуждении, непонимании и неприятии. Его... даже не жизнь, а сосуществование с отцом - наглядное пособие по социализации трудных подростков. Вполне успешное, учитывая отсутствия клейма "фрик", высокие оценки и золото по соревнованиям штата по плаванью вольным стилем. Он ровно столько "нормален" и "социально адаптирован", как и столь же социально неуклюж и нелеп. По размеру с глубиной пропасти между ним и обществом могут сравнятся только мешки от недосыпа. Квентин - лунатик во сне и наяву, не ушедший в собственные грёзы окончательно лишь из-за бдительного отцовского ока. Он знает, что особой любви к нему нет - трудно любить того, кто убил любовь всей жизни, даже того не желая и не понимая. Квентин понимает. Понимает даже слишком хорошо, что движет отцом не слабая привязанность, а чувство долга: к себе, как к главе семьи, к уважению чужой жертве, к собственному профессионализму. Он не против, совсем не против - ему слишком рано начали вправлять мозги, чтобы их могли снести даже подростковые взбрыки. Квентин походит на собственные таблетки, он - концентрат. Самоконтроль ему ближе второго имени, потому что единственное, что он может в этой жизни контролировать - это себя. И себя Квентин знает: он не мог вызвать этого взгляда, такого. Слишком странен, неприметен, нарочито-невзрачен, тёмен. Он не может быть причиной взгляда, что тёплой тяжестью проникает под кожу, оседая влажным горячим комом в животе, спускаясь ещё ниже. Взгляда, источник которого он не может отыскать, сколько бы не оборачивался, ища. Взгляд, что зарождает в нём что-то новое, незнакомое, горячечно-жадное. Что-то, от чего хочется обхватить руками, хотя бы себя, почувствовать прикосновение, прикоснуться самому! Вспышки под веками сливаются в цветную череду полос: красная, зелёная, красная, зелёная, красная... Квентин просыпается со стоном, смотрит в потолок, пока тени, шипя шумом крови в висках, не расползаются по углам.***
Когда он узнаёт больше, Квентину становится даже стыдно за то, что... он не испуган. Реальность куда страшнее снов, пусть даже в них присутствует Крюгер. Он... настолько мимолётен и эфемерен, таится в самом краешке глаза, в 25 кадре, что Квентин просто не успевает толком испугаться. А может быть, он слишком тупой, чтобы бояться и понимать. Джесси упрекает его в этом перед тем, как сбежать к Крис. Квентин смотрит ему вслед, после чего подтягивает колени к груди, пряча в них стремительно краснеющее лицо. Было близко. Было очень близко, слишком и...Квентин почти уверен, что Джесси собирался его поцеловать. В смысле, он смотрел на его губы, наклонившись вплотную, и... Квентин прикусывает, облизывая, собственные, и жмурится до цветных кругов под веками. Он просто загляделся. И... И ещё, он не уверен, что это было так необходимо, хоть и обещало быть приятным. У Смита определённо трудности с пониманием вещей, которые остальные воспринимают негласными. Нет, он понимает их посыл, в основном, но ему требуется больше времени, чтобы понять, а хочет ли он ему следовать. Он, наверное, единственный подросток в Спрингвуде, что не особенно хочет целоваться и тискаться, даже если выпала хорошая возможность. Даже с таким красавчиком, как Джесси. И дело не в Джесси и в том, что тот - парень. Просто... Занятно, что с собственной вероятной гомосексуальностью (хотя, чем дальше, тем сильнее Квентин склоняется к деми) примириться удалось быстрее, чем с самим фактом пробуждения влечения. Либидо - слишком муторная и многоуровневая штука, а ещё и осваивать её приходится в возрасте, когда других проблем, вроде соревнований, поступления в колледж и прочего, полно. Почему оно не может активизироваться в 25, когда уже есть работа и всё более-менее налажено? Квентин беззлобно бурчит, сам смеясь над собственным ворчанием. Он знает ответы на свои вопросы, но хэй, он всё ещё подросток, это буквально его обязанность: быть недовольным самыми очевидными и понятными вещами, строя из себя отвергнутого миром гения, которого никто не понимает, нацепляя кислую мину при любом удобном случае. В школе у него всё хорошо, наезжать на отца, обвиняя его во всём, не хватает наглости и поводов, получается, что для жалоб остаётся сам факт пубертата. Джесси сажают за подозрение в убийстве Крис и Квентину стыдно за то облегчение, что он испытал, потому что так с ним и не поцеловался.***
Квентин не дрожит после бассейна. Точнее, если и дрожит, то не от холода и последствий реанимации, а от ужаса, стоит ему только вспомнить увиденное. Его трясет от гнева. От непонятной, самому неизвестно от чего жгущей его обиды. Квентин вспоминает каштановые с рыжиной и нитками редкой седины волосы, удивительно мягкие на ощупь, совершенно нелепые, но уютные наряды, и руки, с чуть грубоватой от работы кожей, но бережным прикосновениями. Он поражен, что забыл человека, что в своё время стал ему ближе, чем отец. Он совсем не удивлен, что забыл, когда увидел его смерть. Остаться в своём уме, увидев или узнав о таком, ребенок может только начисто забыв и трагедию, и жертву. А уж обеспечить ему в этом помощь, например, убедив, что Крюгер ему, ха-ха, приснился, у отца навыков точно хватило... Квентину хочется рычать. Крюгер - растлитель? Ха! Он скорее поверит, что тот просто маньяк или серийный убийца. Нет, Смит не верит в это, не хочет, не желает, не может. Фредди, если память снова его не подводит, слишком сильно любил детей, чтобы позволять своей тьме проявляться рядом с ними. Иначе... Зачем он ждал столько лет, чтобы отомстить? Чтобы они перестали быть детьми. - Вы убили невиновного. - с удовольствием шипит Квентин в лицо отца. Он знает, он точно знает, что Крюгер не совершал ничего подобного. Квентин чувствует, что всё не так просто, но он уверен, что детям Фредерик никогда не вредил, он просто не способен на подобное. Но даже если тот совершил нечто ужасное, самосуд, ещё и таким жутким образом - не выход.***
Возвращение в Бедхэм ощущается... Странно. Квентина очевидно пугает общая атмосфера давно заброшенного здания ночью и их конечная цель, но при этом он чувствует необычное, редкое для себя спокойствие, даже умиротворение и ностальгию. Память расцветает, даря ему цветные, мягкие и яркие осколки прошлого. Нэнси, наоборот, становится ещё настороженнее и злее, шарахаясь от каждой тени. Подвал навевает на Квентина тоску, а не ужас, он не видит "Пещеры", для него это - лишь очередное доказательство поломанной, отнятой жизни. Нэнси простукивает стены, ничего не находит и решает дать бой Крюгеру во сне. Она устраивается на чужой кровати как в гробу, бледная, вздрагивающая, только скрещенных на груди рук для полного сходства с покойником не хватает. Квентин стискивает её ладонь, безмолвно обещая быть рядом, спиною чувствуя фыркающий смешок и уже знакомый по снам взгляд. Он ждёт час. Ждёт второй. Но на третий адреналин окончательно теряет свой эффект и он закрывает глаза. Квентин спит и видит счастливые деньки с Нэнси и остальными в Бедхэме, спиной чувствуя улыбку наблюдающего за ними Фредди.***
Квентин просыпается под полицейские сирены, чувствуя себя выспавшийся впервые за долгое время. На плече чувствуется тяжесть, но это не железные когти, а тяжёлая отцовская длань. Квентин встряхивает кудрявой головой и фыркает, вставая. Он чувствует себя... Не взрослым, нет, потому что сорваться среди ночи в место обитания возможного маньяка, никого не предупредив - поступок, на который способны только подростки. Но он чувствует себя... Уверенным. Сильным. Отец ошибся уже раз, когда вместе с остальными убил Крюгера. А значит, и по поводу него мог ошибаться. Квентин не ущербен и не увечен, он... Это просто он. Со всеми своими чудачествами и сложностями. Нэнси уже почти кричит, что-то объясняя матери и полицейским. Этот звук, незнакомый, неприятный, он ввинчивается в уши требовательностью. Квентин морщится, после чего зевает и переглядывается с отцом и идёт в сторону выхода из подвала. Другой полицейский, попытавшийся их остановить, получает пару вкрадчиво сказанных отцом фраз, после чего отпускает их. В молчании они добираются до машины, где Квентин засыпает снова, едва защелкнув ремень. Он не обольщается, серьезный разговор им ещё предстоит, но... Раз уж смерть во сне откладывается, он собирается спать столько, сколько сможет.***
Квентин просыпается только к полудню, и - удивительное дело!, - отец дома! Дома, а не занят очередным социальным проектом, направленным на благо душевного здоровья подростков Спрингвуда. Мистер Смит действительно профессионал: уж слишком умело умеет маскировать под заботу о чужих детях равнодушие к собственному ребёнку. Квентину, по сути, очень повезло с отцом: тому хватает ума не отравлять его существования своей неприязнью, обеспечивая всем необходимым для жизни. Исключая родительской любви, но его подчеркнуто холодное отношение хотя бы не идёт во вред. Ну, не считая небольшого кинка на мужчин постарше из-за отсутствия хоть какой-то близости с отцом, но... Это реально наименьшее из возможных его отклонений. Алан Смит слишком дорожит своей репутацией, чтобы доставлять сыну проблем своими махинациями над его психикой. Квентин, проснувшись и приведя себя в порядок, безропотно садится напротив за столом в столовой. Их дом, слишком большой и уютный для двоих, с половиной закрытых комнат на втором этаже, всегда его удивлял, вызывая множество вопросов. Теперь он знает, что ответы на них лучше искать самому, потому что отец, даже если знает, точно ничего не скажет честно, пока его не припрёшь к стенке. Алан откладывает в сторону газету, хмурится, готовясь к речи. Однако, вместо одной из редких, но очевидных отповедей, Квентин получает вопрос: - Гвен пропала. Нэнси говорит, что Крюгер утащил её. Ты знаешь об этом что-нибудь? Проходит несколько секунд, прежде чем он вспоминает, что Гвен зовут мать Нэнси. Неужели они с его отцом настолько близки? Хотя... хах, общее убийство кого угодно сблизит... Квентин щурится, спрашивая сам вместо ответа: - Как это произошло? - Значит, нет... - решает мужчина для себя, но рассказывает: - Полицейские, что подвозили их до дома из больницы, проводив их, задержались на несколько секунд перед тем, как уехать, и услышали из дома крик. Когда они вбежали, внутри была только Нэнси, хотя они видели их с матерью вдвоём через окно, и всё вокруг было забрызганно кровью. Анализы показали, что это была Гвен и она... она потеряла больше литра. Полиция осмотрела весь дом, но так и не нашла ничьих следов, да и за эти несколько секунд никто не мог никуда исчезнуть вместе с ней. Квентин смотрит, как отец встаёт из-за стола, начиная ходить туда-сюда и понимает, что тот... в ужасе. В страхе, настолько полном, накрывающим с головой, что ещё немного и Квентин сможет различить тёмные длинные когти ласково обнимающие отца в удушающем хвате. - Крюгер! Это был он?! - также резко, как начал метаться, отец останавливается, хлопая ладонями о стол. Квентин вздрагивает, но миг спустя машет головой. - Я не знаю. Это... слишком реальный случай. - он поджимает губы. - Крюгер наиболее силён и опасен во снах, Нэнси потому и хотела выманить его в реальность, где он может оказаться бессилен, но всё, что ты мне рассказал... меняет дело. - теперь уже Квентин задумался сам, бормоча под нос: - Значит, Фредди может действовать и в реальном мире... - Не смей называть его так! - снова взрывается отец. Поздно. Слишком поздно - Квентин снова замечает за яростью страх. Хмыкает, расслабленно откидываясь на спинку стула и тянет: - Как? Фредди? А мне кажется это подходящим, учитывая, что мы оба виновны в его убийстве. Смерть - очень интимное дело, знаешь ли... - он всё же морщится, встряхивает головой, запуская в волосы руки, спрашивая: - Откуда в твоём багажнике вообще оказался бензин и всё необходимое для коктейля Молотова? Тот на секунду, но всё же отводит взгляд и Квентин фыркает, вставая. - Куда ты? Разговор ещё не окончен! Квентин смотрит на схватившую его за локоть руку, вырывается, отвечая: - Я не собираюсь слушать очередную ложь мне во благо. Если хотя бы раз в жизни решишь быть со мной полностью честным - пожалуйста, буду рад услышать. А пока, лучше пойду посплю. - Квентин смотрит искоса, с болью и злорадством наблюдая, как отец теряет силы от каждого его слова. - Всего за один сон я узнал о тебе больше, чем за всю свою жизнь. - Квентин! Квентин не слушает. Квентин бежит, перепрыгивая через две ступеньки, запираясь у себя в комнате. Бросается на кровать, чувствуя, как смех начинает его душить, и стискивает подушку, глуша ей истерический хохот. А ведь он ни словом не сказал: всего один сон, а сколько всего он узнал, об отце, об окружающих, о Фредди... М-да, неудивительно, что тот стал маньяком после того, как добрые и вежливые спрингвудские жители дружно его линчевали столь жутким способом - Квентин где-то читал, что смерть от сожжения заживо одна из самых болезненных. Он выдыхает хрипло, ощущая, как слезы впитываются в подушку. Он убийца, убийца даже хуже Крюгера, потому что из-за его лжи этот демон и возник. Квентин засыпает, на самой границе сознания чувствуя, как по спине аккуратно, словно ободряюще поглаживая, ведут стальные когти. Он малодушно надеется, что ему не придётся просыпаться.***
Но снов нет, точно Квентин, с головой нырнув в омут, секунду по собственным ощущениям, и несколько часов в реальности спустя выныривает, так и не достигнув дна. Но даже без сновидений, сон остаётся сном, придавая сил и спокойствия, утешая душу, и Квентину даже хватает энергии на то, чтобы спуститься вниз и взять еды. Он не знает, как долго продлиться отцовское решение не пускать его в школу (иначе бы тот уже просто выбил дверь и пинками вышвырнул его наружу, допинывая до самого класса), но стоит пользоваться передышкой перед возвращением к "нормальной" жизни. Внизу, накрывающими на стол он находит отца и Нэнси. Алан уже достаточно взял себя в руки, чтобы встретить его притворной улыбкой и рассказом о том, что Нэнси некоторое время поживёт у них, пока её мать не найдут. Квентин в который раз изумляется его хладнокровию и изворотливости: зная, что мать мертва, использовать дочь то ли в качестве наживки, то ли индикатора, по ней определяя, продолжит ли Фредди свою виндетту. Но Квентин молчит. Лишь кивает, тоже садясь за стол, и аккуратно коснувшись Нэнси, спрашивает взглядом, как она. Лучше бы он не смотрел ей в глаза. Нэнси дёргается, но после неловко, с переходом в хищную жуть, улыбается. Квентин уже видел такой взгляд, у отца, когда тот бросал горящую канистру в окно котельной. У Квентина сердце сжимается, когда он понимает: она не сдастся. Дочь своей матери, такая же гончая... Она сдохнет, но загонит Крюгера на флажки. Хотя первое, конечно, вероятнее. Ладонь отпускает её руку, бессильно повисая. Квентин чувствует себя как никогда в жизни, даже в эти безумные дни, бессильным. Что он может сделать, когда человек сам решил сделать себя убийцей и не уступит? Что касается его самого, то... Квентин с удивлением понимает, что он... не собирается бороться. Он действительно виноват в том, что Фредди погиб и... И если его смерть приблизит успокоение для его духа, что ж, пусть так и будет. Нэнси не слышала его все годы, что он ошивался по выходным на её подработке, сидя в кафе сутками. Не слышала, когда он говорил, что им нужно оставить это. И сейчас она тоже его не услышит. Такой мирный с виду и сюрреалистичный в сути ужин живых(пока ещё) мертвецов заканчивается в полной тишине.***
Но проходит ночь. Вторая. А Квентин всё ещё жив. Сны больше не походят на тёмную пучину, смутные, но крепкие как никогда в жизни. Настолько, что он не слышит криков Нэнси по ночам - её кошмары не собираются отпускать. Вот только нельзя сказать, мучает ли её Крюгер или собственное подсознание - следов тот издевательски не оставляет, как не даёт ей зацепить себя реальностью. Квентин отлично осознаёт, насколько... чужеродно его нормальное состояние. Он ведь должен как Нэнси изводиться от вины за чужие смерти и ужаса передгрядущей собственной, но не получается. То ли Фредди решил дать ему впервые в жизни выспаться перед смертью, чтобы гонять дольше, то ли полностью сосредоточен на Нэнси и совсем про него забыл. Но это не похоже на него. Чем больше жертв - тем веселее, верно? Ведь можно переключаться с одной на другую, давая передышку и мнимую надежду... Квентин морщится от этой логичной, но совершенно ему чуждой мысли, но не гонит её, пытаясь понять. Всё осложняется тем, что он сам больше не чувствует себя жертвой. И сомневается в том, что когда-либо ей был. Фредди ни разу не пытался толком его испугать, навещая во снах только для порядка или чтобы дать очередную подсказку. В этот раз Квентин долго ворочается в постели, впервые за несколько дней, упрямо не закрывая глаза, пока не решается. - Чего ты хочешь от меня? - шепчет он, с силой зажмуриваясь. Под веками снова вспыхивают полосы, совсем как на дурацком, но очень тёплом и мягком свитере, что Фредди надевал с наступлением осени. На самой границе сна Квентин слышит задумчивый хмык, чувствует, как что-то легонько ерошит волосы, отводя их от лица. Этот сон, в отличии от остальных, он, к своему сожалению, запоминает.***
Сновидение, в лучших постановочных голливудских традициях даёт ему сначала опознать локацию, перед тем, как начать сюжет: На городскую свалку среди ночи заезжает уже знакомый по другому сну автомобиль. Квентин помнит и его водителя, но вот опознать его не может - среди знакомых ему взрослых его нет. Мужчина, подъехав к горке разбитых авто, останавливается и начинает вытаскивать из багажника мешки. Действие словно замедляется, позволяя Квентину подойти поближе и разглядеть на них эмблему городской больницы. Смит охает. Это не просто мешки. Это же... Ох... А ведь точно: одним из признаков неупокоенного духа - отсутствие проведения похоронных ритуалов с телом. Квентин с тоской и злостью смотрит на то, как мужчина сгружает то, что осталось от Крюгера в багажник другой машины. Захлопывает, и, сплюнув на капот, уезжает. Юноша подходит к машине ближе, кладя ладонь на металл. Чудится, словно он снова слышит вопль сгораемого заживо и глухие толчки, точно Фредди стучится, рвётся наружу, но не в силах освободиться. Квентин смеётся, не веря. - Господи, они тебя даже могилы лишили... А после поджимает губы, решая про себя. Крюгер его ещё не убил. Значит, он нужен живым. И пока он жив, Квентин постарается хоть как-то искупить свою вину перед ним.***
Найти последнее пристанище Фредди оказывается проще, чем казалось: после занятий Квентин просто повторяет путь автомобиля до нужного места, и, хорошенько вглядевшись в хлам, различает нужную машину. Машки внутри, хоть и пропылены, но целы, и Квентин, снова найдя на них эмблему больницы, делает с мобильного звонок. - 911, слушаю вас. - Да, здраствуйте. - Квентин откашливается, чувствуя себя немного неловко. - Я хотел бы сообщить о том, что нашёл труп.***
- Квентин! Если бы Квентин не видел, хоть и во сне, отца в такой ярости, это могло бы его впечатлить. Но нет, не сегодня, не сейчас, сидя в полиции и давая показания. Что ни говори, а уже четвертое убийство, связанное с Фредди Крюгером, заставляют копов прислушиваться к его словам, а не отметать их как бред. Квентин просто рассказывает, что Крюгер показал ему, где спрятали его тело, и всё. Какой-либо иной связи между ними нет (Квентин в первый раз был на городской свалке), отпечатки только на капоте, а не на мешках, точнее, чехлах для тела, да и внутри действительно оказывается труп, так что, вызов, как и его слова, ложными не назвать. А потом приходит коронер с быстрой сводкой и сообщает, что труп зовут Джон Доу и в архивах больницы есть запись о таком пациенте, что три дня состоял у них на учёте. Куда пропал после, умер или перевели, а если умер, то куда исчезло тело, не сообщается. Квентин буквально чувствует, как волосы на загривке встают дыбом. Три дня?! Крюгер жил ещё минимум три дня в жутко избитом и обожжённом теле?! Алан отштывается, едва поймав новый взгляд сына. Квентин качает головой, поджимая губы. - Знаешь, я думал, что хуже быть не может. От горечи, от разочарования и злости, Квентина тошнит прямо на отцовские ботинки.***
Квентин с нервным смешком думает, что если бы он знал заранее, то откладывал деньги не на новый альбом любимой группы, а на собственные похороны: чтобы умереть достойно нужны значительные деньги. Услышав о ценах в первый раз, Квентин даже думает, не придётся ли продать ему почку для оплаты и как это сделать втайне от отца, но после, по рекомендации коронера, проверяет, нет ли у Крюгера счетов в банке, с которого и можно оплатить всё. Хотя, сначала ему приходится доказывать, что Крюгер - это Крюгер, а не просто "Джон Доу". Сны информативны, но к протоколу их не припишешь. В базах Крюгер не числится, родители действительно не обращались в полицию, хотя должны были. У них есть куча материала для анализа, но нет исходного образца, что точно бы принадлежал Крюгеру. В ту ночь, Квентин снова видит сон. Этот, судя по Нэнси в нём, совсем недавний. Гвен, её мать, сидя перед дочерью успокаивает её, говоря, что та может спать спокойно, ведь Крюгер мёртв и не может ей навредить, для наглядности демонстрируя перчатку, что чуть позже рассекла во сне её дочери плечо. Днём Квентин снова обращается в полицию. Обыск дома Холбрук по его указке дают им перчатку, опознанную Аланом Смитом и воспитательницами из детского сада как вещью Фредерика Крюгера, а генетический материал с внутренней стороны подкладки полностью совпадает с таковым у Джона Доу. С заключением о смерти и взятым на себя обязательством позаботиться о теле, Квентин идёт в банк. У Крюгера действительно оказывается счёт, на котором за столько лет накапливается неплохая сумма, только вот, выдавать её подростку, который никак с ним не связан, никто не собирается. Квентин ворчит на всю тупую банковскую систему, засыпая под чужой глуховатый смех. Утром его в обед забирает из школы директор банка, чтобы, восхвалив его социальную ответственность, передать всю сумму и лично отвезти в похоронное бюро для оплаты услуг. По ужасу, проступающему сквозь их улыбки и уже подобранному плану, а также уверениям, что всё будет в лучшем виде, Квентин понимает, что Крюгер их тоже навестил. Что ж, тем лучше. Нэнси, услышав, что он сделал, пытается выцарапать ему глаза, но Квентину всё равно. Это меньшее, что он может сделать. И меньшее, что должен.***
- Знаешь, а я думал твой обычный облик - воплощение кошмара. Однако, по сравнению со снимками твоего тела, ты ещё красавчик. - жалко смеётся Квентин, различая среди теней силуэт Фредди. Его спальня медленно, но верно превращается в комнату Фредди, но это не пугает. Уже нет. Квентину кажется, что он в последнее время познакомился со столькими жуткими вещами (начиная от настоящих демонов и родительских секретов, заканчивая бюрократическими проволочками), что набоялся на пару лет, если не на всю жизнь, вперёд. - Не бойся. Я могу выглядеть так, каким был до всего этого. Шляпа, точно палочка фокусника, скользит вниз, и уже по кисти, её удерживающей, Квентин видит, как ожоги исчезают на глазах. Мягкая каштановая чёлка с рыжиной и парой нитей серебристой седины падает на лицо, и Фредди невзначай отводит её назад, позволяя голубым глазам засиять сильнее. Квентина всегда это удивляло: как такие похожие оттенком на глаза его отца, те могли сверкать так мягко? - Лучше? - почти по-человечески, но всё ещё с хрипцой, вкрадчиво уточняет Фредди, подбираясь ближе. Квентин оглядывает его и вздыхает: - И да, и нет. Приятно видеть тебя таким, но... если ты собираешься меня убить, другой облик будет честнее. Фредди хмыкает, задумчиво ведя кончиком указательного когтя по собственной щеке. - А с чего ты решил, что я убью тебя? - А разве нет? Мужчина смеётся, запрокидывая голову, в пару вальяжных шагов оказываясь у самой кровати и присаживаясь на край. Смотрит хитро, но вполне благодушно на Квентина, походя на сытого кота, играющего с мышью, да тянет: - Ох, Тин-Тин... - Старое, забытое, разделённое на двоих прозвище задевает крюком нутро, легко, играючи, как лезвия - его лицо. А Квентин, повзрослев, ещё гадал, откуда он вообще узнал о бравом журналисте, на долгие школьные годы ставшем его увлечением. - В последние дни ты так старался быть хорошим мальчиком, что... Как я могу убить тебя? Хотя бы не рассказав перед этим, из-за чего ты так старался. Квентин замирает, чувствуя, как острия, самым кончиком, но не раня, скользят, выводя узоры, то ли неровные круги, то ли причудливые цветы, пока один из них не замирает в уголке губ. Замирает и Фредди, темнея глазами до кобальта. Квентин дышит медленно-медленно, чтобы не спугнуть, когда тот, не отрывая взгляда, начинает свой рассказ: - Ты прав, думая, что всё не так просто. И да, я заслужил свою смерть, но не тем, в чём меня обвиняют... - он всё же отнимает когти от лица Квентина, и когда те скользят мимо, он видит фотографию между ними. Квентин, аккуратно вынимая её, вглядывается и хмурится. Фотография из детского сада, их группы, но... Эта девочка в третьем ряду... Он помнит её, как и то, что на фото её не было, только пустое место, где та, по идее, должна была быть. Очень красивая девочка, с огромными голубыми глазами и мягкими каштановыми волосами, заплетёнными в косички, в аккуратных платьицах. Она была такой же милой, что Крис или Нэнси, даже сильнее, но Квентину она нравилась больше по другой причине - она была храброй, смелой, интересной. И не шутила с ним из-за его выдумок, а разделяла их. А звали её... - Кэтти, Кэтрин Крюгер... Он не читает возникшую позади подпись, вспоминает сам. И смотрит поражённо на Фредди, шепча. - Она... -Моя дочь, да. Счёт, с которого ты снял деньги я открыл для того, чтобы накопить деньги на её обучение, но...Её убили. Как и её мать. А тела - сожгли вместе с нашим домом, вынудив меня переехать в подвал детского сада, пока не найду новое жильё. Всё это случилось незадолго до того, как сделали фотографию, поэтому так много пустоты, не успели придумать что-то новое. - кивает Крюгер, опустив лицо. А после, подняв его, Квентин видит, как всё ярче разгорается злобный огненный венчик у виска: - И в числе их убийц были Бетси Томпсон и Мелоди Смит. Ваши с Нэнси сёстры. - Сестры? У меня есть сестра? - Была. Я успел её прикончить до того, как ваши родители до меня добрались, хоть и по другому поводу. Занятно, что твой отец так и не понял, что это я их убил, он же был в курсе их похождений - эти дуры с ним делились. Квентин машет головой, но новая информация категорически отказывается в ней укладываться. - А можно заново и по-порядку, а? Фредди щурится, но смеётся, и рассказывает подробнее. Квентин говорил, что его ничего не может испугать? Он ошибался. От описаний похождений хиппанутых подростков, посчитавших себя безнаказанными из-за того, что отец одной из них - офицер полиции, покрывавший их, ему становится так плохо, что он почти просыпается. Фредди, заметив, как Квентин обхватил себя за плечи, дергается, словно тянется к нему, но замирает, замолкает, уточняя, не стоит ли продолжить завтра, но Смит снова, упрямо машет головой. Да он с ума сойдёт, если весь день будет обо всём этом думать! Лоретта и Кэтрин, кстати, оказываются не единственными жертвами этой банды, но единственными, кто оказался отомщён. Крюгер выследил их, каждого, и убил, точно тем способом, что убивали они сами, однако, произошло то, чего никто ожидать не мог. - Нэнси. Умненькая девочка, даже слишком. Нет, она не узнала, но как-то поняла, догадалась, что я связан с пропажей её сестры. И решила отомстить.... как могла. Подговорила остальных к "розыгрышу" и... - Крюгер хмыкнул. - Дело было только за временем, точнее, "догадаются" ли взрослые быстрее, чем детям надоест играть в жертв. Однако, обжёгшись на кипятке, все до брызг дули на молоко, и после стольких убийств, людям хватило даже малости, чтобы выписать другому приговор. Квентин, выдыхая, откидывается на подушку, не зная, чего он хочет больше: забыть всё узнанное или умереть и унести всё с собой в могилу. - Теперь понимаю, почему отец так тебя боится, но... Почему ты до сих пор не убил его и меня, если мы настолько сильно со всем этим связаны? - открыв глаза, спрашивает Квентин, сворачиваясь на бок, поджимая ноги. Фредди, в одно мгновение оказавшийся напротив, тоже лёжа, улыбается шире, снова касаясь его лица когтями, отводя назад кудри, чтобы не лезли в глаза. - Ох, мой милый, мой славный Тин-Тин... ты ещё не понял? Квентин замирает под его взглядом, точно олень в свете фар, не сопротивляясь, когда Фредди ерзает, придвигаясь вплотную, обнимает, прижимая к себе. - Сны - моя сила, но и в них у меня есть ограничения. Например, я не могу вредить невиновному. Тебе. Ты, Квентин, просто невозможен: твоя сестра убила моих жену и дочь, с которой ты дружил, твоя подруга оболгала меня, твой отец убил меня, но ты сам... - Крюгер стискивает его крепко, но так и не причиняя боли, со злым восторгом шепча на ухо: - Твоей вины нет ни в чём. Когда Нэнси затеяла свою игру - ты пытался её остановить, оба раза. Когда остальные лгали - ты молчал. И даже недавно, не зная всей правды, пытался защитить меня... Квентин не упирается ладонями в чужую грудь - лишь скользит по ней, в неловкой, несмелой ласке. Он, как может, как хочет, чуть-чуть, отодвигается, заглядывая Крюгеру в глаза, и поднимает бровь. - Ты же не педофил. - Точно нет. - фыркает тот, закатывая глаза, но после снова смотрит на него, пристально, но мягко, и ведёт кончиками пальцев, не когтями, по щеке. - Но и ты уже не ребёнок, Квентин... Вопреки сказанному, Смит совершенно по-детски поджимает губы, а после, схватившись за свитер, тянет на себя, целуя. Губы у Фредди сухие и горячие, точно пламя, опалив его снаружи, так и не покинуло тело, оставаясь внутри. Они размыкаются почти сразу, но отвечают мягко, без напора, без жестокости, отражением его движений, самую чуточку направляя, показывая, как сделать поцелуй ещё приятнее. Когда Квентин открывает глаза, то снова видит ожоги. Он скользит по лицу Крюгера взглядом и сам себе кивает. - Да. Так действительно честнее. Тот фыркает, возвращая себе целый облик. - Но совершенно не эротично. Квентин щурится, наудачу произнося: - Неужели великий и ужасный Фредди Крюгер... стесняется? - Соглашусь, поздновато, учитывая, что ты видел меня и в худшем из видов. - кивает Крюгер и хмурится. - Но... - его рука уже не просто водит, а лежит на щеке, поглаживая. - Я не хочу, чтобы ты запомнил меня таким. Кошмары должны оставаться в кошмарах. - Но они никогда не снились мне. - Квентин, потянувшись, переплетает ноги с его, одновременно целуя в нахмуренную бровь. - Я видел, как тебя убивали и твоё тело десять лет спустя. Я знаю, что ты сделал и принял это. Сомневаюсь, что такая малость может повлиять на моё желание. Особенно учитывая, что это ты открыл его во мне, приходя в мои сны. Крюгер смотрит на него, поглаживая бока, проникая под футболку. И Квентин знает этот, пробирающий до дрожи, до лавы в жилах и каменного стояка в штанах взгляд. Фредди наклоняется, обжигая кожу прикосновением напрямую, обжигая губы выдохом: - Я помню, каким ты был, но видя, каким ты стал... Не смог сдержаться и посмотреть дольше. Не думал, что это так скажется на тебе, но теперь рад этому. И особенно я рад тому, что мне не пришлось вредить тебе. Не напрямую. Что-то в его словах задело Квентина, но сил думать над ними у него не было. Было только желание, с каждой секундой становящее всё ярче, нестерпимее. В этот раз Крюгер целует его сам, неуловимо переворачивая их, так, что Квентин теперь лежит на спине, а Фредди нависает сверху. Когти снова скользят по коже, поддевают подбородок, приподнимая, и Квентин охает, понимая, что Фредди любуется им. Румянец накрывает его так густо, что полностью заливает не только лицо и шею, но и часть груди жаром. Это особенно остро чувствуется, когда вслед за ним по коже начинает скользить прохлада от стали, в одно долгое, плавное движение разрезая ткань, но не причиняя боли. Фредерик кладёт ладонь на его грудь посередине, раздвигая одежду по разрезу. Перебирает пальцами с когтями, щёкотно задевая ключицы, от чего Квентин хихикает. Крюгер почти лежит на нём, приятной, но не такой уж большой горячей тяжестью, и руки сами собой устраиваются на его бёдрах, придерживая мужчину. - Тебе тоже... ново всё это? - уточняет Квентин. Дыхание тяжелеет, и кровь словно густеет пряно, заставляя сердце биться сильнее и чаще. Крюгер хмыкает, продолжая улыбаться, задумчиво лязгает лезвиями, приникая к коже напрямую, ведя от впадинки ключиц по грудине к поджавшемуся в предвкушении животу. - С мужчиной? Да. Но я скорее... - он наклоняется, ведя кончиком носа по шее Квентина, шумно вдыхая, пока снова не опаляет ухо признанием: - Я наслаждаюсь каждым мигом, предвкушая тебя. Замешательство - легчайшая форма ужаса, да и выбрать не так просто... Квентин выдыхает, облизывая губы, ритмично стискивая его бёдра. - Выбрать что? Он чувствует хмык и улыбку Фредди кожей, когда тот начинает двигаться вниз, сначала касаясь губами под ухом, а после начиная выцеловывать кромку челюсти между словами: - Что именно с тобой сделать. Я был в твоих снах, помнишь, Тин-Тин? Я знаю, чего ты желаешь, что возбуждает тебя. Я видел это всё. Квентин охает, когда тот одновременно проводит языком по шее, притираясь бёдрами к его тазу. От мысли, что Фредди был в тех его снах, более того, был их причиной, голова кругом, как и от ощущения твердеющего члена, сквозь две пары брюк трущийся о собственный. Квентин поджимает губы, поддевая ладонями свитер, касаясь боков Фредди напрямую. Кожа под одеждой - ещё горячее губ. - Ты просто ужасен! Фредди смеётся, снова поддаваясь бёдрами вперёд, льнёт телом, запрокидывая голову. - О да... Но ведь это тебе и нравится, верно? Иначе бы ты столько не динамил Джесси. - мурлычет он. Юноша лишь жмёт плечами, на секунду задумываясь. - Полагаю... дело действительно было не в нём. Не в том, что с ним было что-то не так, просто... Он не был тем, кого я желаю. Джесси не был с ним настолько близок, чтобы Квентин действительно испытывал к нему влечение. Не был тем, кто дорог ему, кого Квентину хотелось касаться. Не был тем, кто будил его желание... В общем, он не был похож на Фредди. Лицо Крюгера, который точно знал, о чем он, было настолько самодовольным, что Квентин фыркнул, задевая большими пальцами упрямые горошины сосков, одновременно сгибая колени, из-за чего Фредди прижался своим тазом к его паху ещё ближе, одновременно вытягиваясь, сладко выгибаясь. - Это всегда... так? - выдохнул Квентин после ещё одного поцелуя. - ...Словно умираешь от удовольствия, но даже рад этому? - щурится Фредди, словно бы невзначай обнажая Квентина по самые плечи, ритмично притираясь бёдрами. - Хах, да, можно сказать и так. По крайней мере, с теми, кто тебе близок, а с кем-либо иным я и не пробовал - жизнь не стоит тратить на то, что не любишь всей душой. Квентин прерывисто дышит, гладит чужую спину и грудь под свитером, ощущая, как Фредди аккуратно прикусывает шею сбоку, спускаясь к поясу. Мышцы торса напрягаются от прикосновений стали ещё сильнее, прорисовываясь чётче. Крюгер поднимает взгляд, темный, кобальтовый, жгучий, и впервые за встречу, Квентин ощущает если не страх, то опаску, нет, предвкушение колкими теплыми мурашками пробегающее по позвоночнику. Ремень живой змеёй выскальзывает из шлевок, скользя по бедру Фредди в бок, теряясь в складках покрывала, а его ладонь накрывает, стискивает бугорок в паху, перед тем как секунду спустя расстегнуть пуговицу и спустить бегунок молнии вниз. Мужчина приподнимается, вставая на коленях, уперев их по бокам от бёдер, любуясь откинувшим в долгом стоне голову на подушку Квентином. Достаточно было провести пару раз ладонью по стволу, поглаживая влажную головку по кругу, чтобы его мальчик так красиво сомлел. Немного отдышавшись, Квентин поворачивается к нему, с прилипшими к лицу темными завитками, припухшими губами, совершенно очаровательный в своей мимолётной обиде, по змеиному шипя сквозь зубы: - Ненавижу пубертат. Крюгер улыбается, стискивая головку в кулаке, проводя по уздечке подушечкой большого пальца, заставляя Квентина перейти на вздохи и бессвязный лепет, хватаясь за его предплечья. - А мне нравится твоя... несдержанность. - хмыкает он, размазывая семя по коже, ритмично двигая рукой, ускоряясь. Квентин глухо рычит, целует, прикусывая губу, но по его взгляду, по тому, как тот льнёт всё ближе, подаваясь бёдрами, Крюгер, как музыкант партитуру, читает, что желание, заново вспыхнувшее в теле, ещё не угаснувшее, острое до болезненности, сильнее искорки злости. - Только не говори, что тебя не бесило подобное в своё в своё время. - прерываясь на то, чтобы снова коснуться его шеи губами и языком, а пальцами добраться до чужих брюк, спрашивает Квентин. Ещё немного и он просто заберётся на него сверху, повалит Фредди на спину, но тот лишь хмыкает, аккуратно запутываясь кончиками когтей в кудри на затылке. - В шестнадцать меня больше бесило, что мой отчим опять попытался продать меня какому-то извращенцу. Только в этот раз, наученный опытом, опоив какой-то дрянью и связав. Не то, чтобы это их спасло, но... Ох... - Фредди невовремя поджимает губы, а после обхватывает лицо посмурневшего Квентина двумя руками, осыпая краткими, мягкими поцелуями. - Забудь. Это было давно и неправда. Просто кошмарный сон, который забывается в первые секунды после пробуждения... Фредди чувствует прикосновение к своей щеке и прерывается. Во взгляде Квентина снова горит, сужая зрачки, ярость, но вместе с ней и боль, и тоскливая нежность, и упрямство, и какое-то обречённое понимание. - Наверное, я должен был догадаться, что простого отца, взявшегося мстить за дочь и жену, не сжигают на суде Линча, обвинив в растлении. Фредди прикрывает глаза, отнимая его руку от своего лица, и целует основание его дрогнувшей ладони, на несколько секунд прижимаясь губами к запястью, после чего шепчет: - Сомневаюсь, что в моей жизни хоть что-то могло пойти иначе, но... Когтистая рука бережно придерживает Квентина, опуская его на кровать. Фредди снова нависает над ним, но это не жуткая тень, не монстр из снов, так накрывает тяжёлое и уютное одеяло, одним своим видом обещающее чудесную ночь. Квентин спускается ладонями по его бокам, наконец-то расстёгивая брюки, с интересом рассматривая член Фредди. Чуть более горячий на ощупь, чуть тоньше, но длиннее, иного оттенка, чем собственный, но Квентину определённо нравится его крупная, уже полностью обнажившаяся головка, от одного взгляда на которую рот наполняется слюной. - Если захочешь, сможешь попробовать его в следующий раз. - с улыбкой шепчет Фредди, проводя носом по его щеке. Квентин хитро щурится на него из кудрей. - В следующий раз? Фредди соприкасается лбом с его, зеркаля лукавство. - В твоей голове слишком, слишком много заманчивых вариантов, на воплощение которых одной ночи точно не хватит. А нам обоим завтра рано вставать, помнишь? Квентин помнит. Поэтому, кивнув, споро целует Фредди, и тянется к его члену руками. Может быть, поэтому он никак не мог понять? Некоторые вещи обретают смысл только для двоих. И влечение становится таковой для них. Квентин двумя пальцами трёт мошонку, смыкая остальные кольцом на основании, перед тем как на пробу провести от корня выше. Мерное, ритмичное покачивание, объятья, поцелуи, скользящие и влажные... Так хорошо, почти убаюкивающе. Так... спокойно, так правильно. Всё правильно, и губы Фредди на коже, и приятно ноющие от его ласк соски, и его руки на теле. Квентину нравится это, но ещё сильнее - то, что это нравится Фредди. Его удовольствие, его реакции, отзываются в нём, усиливая наслаждение. Он горит. Но не он один. Квентин с сиплым выдохом снова кончает Фредди в ладонь, чувствуя кончики пальцев, кружащих вокруг ануса. Острия перчатки вскользь, щёкотно проходятся по опадающему стволу, следуя рисунку одной из венок, а затем они в три руки подводят к пику и Фредди. Крюгер, выдохнув, валится на него своей тщедушно-костлявой, горячей тушей, подминая под себя, обнимая ещё крепче, не давая пронаблюдать Квентину за тем, как смешавшиеся белесые капли исчезают с кожи дымкой. - Хэй! - Это не настолько приятно, как ты думаешь и описывается. Особенно когда высыхает. - фыркает тот, перекатываясь так, что теперь Квентин лежит на нём, уложив голову на грудь Крюгера. - В подобных нюансах сон куда удобнее реальности. Квентин чувствует, как на нём возникает одежда и выдыхает. Фредди снова начинает перебирать его волосы, поглаживая по голове, баюкая мурлыкающей колыбельной из снов. Квентин узнаёт мотив считалочки и поневоле улыбается, плотнее смыкая веки. - Спи. Завтра будет насыщенный день. Квентин засыпает, чувствуя, как длинные когти темноты мягко сковывают его, оберегая, точно чашелистики - цветочный бутон.***
Во вмешательстве Крюгера в реальность есть свои плюсы: Квентин точно не смог бы организовать его похороны лучше самого покойного. А так, быстрое погружение, тихое прощание без лишних глаз, участок под деревом вдали от прочих... Уютно. И не лишено стиля, как и гладкая плита у самых корней с короткой, но лаконичной надписью: "Этот город боится тебя" - Роршах, серьёзно? Квентин, улыбаясь, встаёт, поворачиваясь на голос. - Ну, ты же любишь комиксы? Да и эта фраза подходит тебе... Мне кажется, вы с ним похожи. Остролицый светлоглазый Крюгер с зачёсанными назад, в солнечном цвете кажущимися рыжими волосами смотрит на него пристально несколько секунд, а после машет рукой. - Что ж, в чём-то ты действительно прав... Идём? Квентин кивает, и, подходя ближе, вкладывает свою ладонь в предложенную ему руку. - А сам бы ты что выбрал? Фредди задумывается на секунду, а после выдыхает: - Честно говоря, не могу выбрать между "Это вас заперли со мной" и "Если Бог и видел нас тогда, то он решил закрыть глаза". Квентин смеётся, одновременно сплетая с ним пальцы. Из-за похорон его освободили до конца дня, хотя отец, подписывающий разрешение, выглядел так, словно обдумывал, как сподручнее будет его придушить и спрятать тело. - Знаешь, а смерть тебе к лицу.. - снова оглядев Фредди, отмечает Квентин. Сейчас тот снова выглядит как человек, точнее, как редкостный щёголь в черном френче, чёрном костюме и перчатках. - Если ты хочешь пошутить по поводу моих свитеров и рубашек, то это не моя вина. Лоретта умела подбирать удобные и ноские вещи, но вкус у неё отсутствовал начисто. А кошмар и должен быть несуразным - так он пугает ещё сильнее. Квентин снова кивает и замедляет шаг, из-за чего Крюгер смотрит пристальнее. Но Смит прикусывает губу, и, набираясь смелости, произносит: - Ты ведь далеко не всё рассказал мне, верно? Взять хотя бы то, почему ты стал таким. Люди не становятся живыми кошмарами, даже с таким бекграундом, как у тебя. Хватка на секунду становится крепче, Крюгер отводит от него взгляд, но начинает рассказ вопросом: - Ты слышал о башне убийц? - Ты про отделение для особо буйных в местной психушке? Но при чём здесь это? - Я их сын. - ухмыляется Крюгер. - Буквально, "ублюдок сотни маньяков", как меня прозывали в школе. Только вот, не все и тамошних обитателей были психами, некоторые были действительно одержимы демонами... Только вот, моя матушка, хоть и монахиня, но о некоторых нюансах забыла, и вместо того, чтобы поскорее крестить "греховное отродье", подкинула на порог приюта. Мир не любит таких полукровок, но его можно понять - один из них должен его уничтожить. Так что, да, Бог действительно закрыл на меня глаза. Однако, к моменту моей смерти как человека, я накопил столько боли, столько тьмы в себе, что... Просто стал тем, кем был рождён. - Демоном Снов. - краснея закончил Квентин. Фредди погладил его запястья, словно бы успокаивающе, но лишь усиливая румянец на его лице, светским тоном уточняя: - Как там Нэнси и твой отец? - Продолжают строить против тебя козни. - закатывает глаза Квентин. Если раньше он в собственном доме был тенью, то теперь его подчёркнуто игнорируют. - Кажется, отец окончательно разочаровался во мне, как в секретном оружии против тебя и теперь натаскивает её. Оформил опеку, перевёл на домашнее обучение, учит всему связанному со снами. Даже устроил добровольцем в какую-то программу по лекарствам для сна, точнее, против него. - фыркает он. - Пузырьками с Гипноцилом завален весь дом. Крюгер в задумчивости поджимает губы. - Думаешь, у них ничего не выйдет? - Знаю. - выдыхает Квентин. - Отец десять, как я теперь понимаю, готовил меня, на всякий случай, а вместо этого... - Ты должен был бороться со злом, а не примкнуть к нему? - смеётся Фредди и восхищенный Квентин вместе с ним. - Однако, он неплохо тебя натренировал, ты действительно куда устойчивее ко снам, чем большинство. Та ночь, в Бедхеме... она же была даже не третьей, верно? Смит снова кивает, пожимая плечами. Он никогда не считал это правильным, а теперь, зная, к чему отец готовил, и вовсе испытывает неприязнь к своим способностям. - Они... они обречены, верно? - шепчет он. - Ты не простишь их, такое не прощают. Они останавливаются на холме, с которого виден весь Спрингвуд. В холодном солнечном свете глаза Крюгера сверкают сталью его же клинков. - Да. Квентин снова дёргает головой, кивая и размышляя. - Нэнси... Нэнси младше меня, возможно, она не настолько выросла, чтобы ты мог всерьёз навредить ей во снах. Да и помучить подольше - в твоём стиле. А мой отец... - Кому как не мне знать, какой поганой может быть жизнь без поддержки семьи. Хотя бы чисто со стороны закона и денег. - бесцветно произносит Крюгер. - Да и Кэтрин вряд ли бы понравилось, что её друг вырастит без отца... - Он поворачивается к Квентину лицом, обещая: - Алан Смит будет жить ровно до тех пор, пока он нужен для твоей нормальной жизни. И при этом будет мучатся от осознания неминуемости ужаса до конца своих дней. - А потом? - А потом... ты сам решишь, как жить свою жизнь. И где, во снах или наяву. Губы Квентина сами собой приподнимаются в улыбке. При всей правдорубности, самое важное Фредерик говорит всегда вскользь, так, что не заметишь, только если не вглядываться, не вслушиваться в суть. Так он во сне сказал, что любит его. Так сейчас делает предложение, над которым Квентин ещё подумает, но точно не собирается отказываться полностью. Он крепче стискивает чужую ладонь, прислоняясь к его плечу, выдыхая. - Знаешь, это настолько хорошо, что походит на сон. Но тот лишь качает головой. - Это не сон, Тин-Тин. Будь это сном, я бы сделал всё, чтобы это длилось вечно. Квентин улыбается, закрывая глаза. Он ему верит.