--
Оксана не знает, что там у Андрея — на душе и в мыслях. Лишь только для себя с облегчением отмечает, что ближайших совместных смен у них не намечено. «Ломов бы только не приболел, да Таня с Воеводиным не решили совместный день выкаратать», — проносится в голове и тут же отметается подальше — чтобы уж точно не сбылось. Из возвращающих в события того дня, — той минуты, — остаются одни лишь пересечения в ветвистых коридорах конторы да короткие встречи в буфете. С таким и справиться вроде как удаётся. Неделя сопровождается лишь отдалённым туманом. Сомнений вперемешку с воспоминаниями. И, казалось бы, Амелиной пройти удаётся сквозь этот туман… как он издевательски сгущается. Неизменно к ночи. Губы совсем явственно чувствуют его поцелуй. На домашней одежде как будто бы аромат его одеколона проявляется. А в груди всё сжимается, только-только успев взлететь, вырваться откуда-то из глубины. Ночь на среду выдаётся неспокойной, как и та первая. Проходит почти что в бреду — просто сном назвать мелькавшие в голове картинки, обрывки реальных и напридуманных слов у Оксаны язык не поворачивается. Ещё и пробуждения эти бесконечные да измятая, вся свёрнутая по утру простыня. Осознание совместной смены приходит не сразу. А в стенах ФЭС отчего-то становится совершенно спокойно. Как будто не было того обжигающего губы и сердце поцелуя. Словно не было неловкости, пока они спускались в конце дня на парковку, так и не заговорив о том, что терзало душу. Будто и не терзает уже. Ни ей, ни ему. Разбор груды окровавленных вещей, разделение на двоих электронных гаджетов жертв, мимолётное перемывание косточек операм, ворвавшимся, смуту посеявшим и унёсшимся в неизвестность, так и не выслушав первые результаты экспертиз… всё совершенно как обычно. Без недомолвок, отводимых взглядов и неловкости при ненарочном касании друг друга. Может, им и вовсе привиделся тот поцелуй? — Взяли моду — пригонять машину, не открывая её даже, — качает головой Амелина, обходя хоть и дорогой, но после скитаний по области совершенно непрезентабельно выглядящий внедорожник. На ходу гасит фонарик, через пару шагов одну за одной пробирки отправляет в центрифугу и совершенно без задней мысли склоняется над столом. Прямиком у плеча капитана. — Что тут у нас? — спрашивает, взгляд устремляя на монитор, успевает свериться с одним единственным значением и словно бы только в этот самый момент ощущает на себе пристальный взгляд. Её дыхание обжигает, по лицу проносясь лёгкими дуновениями. Губы манят, изящным изгибом розовея буквально в нескольких сантиметрах. Цветочные духи опьяняют. Похлеще, чем бывает обычно. Холодову на «сообразить» хватает каких-то считанных мгновений. Уже в следующее он как заплутавший путник к спасительному ключу припадает к её губам. Поднимается на ноги, не выпуская подругу из рук. И безотрывно целует. Жадно. Трепещуще. Торопливо. Амелину словно отнимут в тот же миг, как он оторваться от неё посмеет хотя бы на мгновение. Отнимут… уж явно не уйдёт сама. Она… непослушными пальчиками сжимающая ткань его спецовки, ненасытно ловящая каждое движение губ, с ума сводящая неумолимой близостью. В руках его расцветающая сиренью. — Ты с ума сошёл, — выдыхает негромко, в ту же секунду взгляд позволяя перехватить. Не верящий. Затуманенный словно. Ждущий. — Наверняка, — он спорить не думает даже, соглашаясь, что всё действительно так. Ладонью руку Амелиной обжигает и на объяснения не тратит не единой секунды. Лишь только уверенно куда-то прочь от реактивов и неисследованного в полной мере автомобиля утягивает. Туда, где за перегородкой камера вещдоков тянется вплоть до конца этажа. Небольшая коморка радует одной единственной лампочкой — дежурным освещением быть привыкшей, а не «ночником» для разгорячившихся экспертов выступать, запылённой газонокосилкой, тепла и позеленевшей травки ожидающей в тёмном углу, вёдрами, небольшой башней собранными, парой старательно сколоченных паллет и ещё всякой всячиной, никакого интереса сейчас от слова вовсе не вызывающей. Близость пленит. Дыхания в невозможный унисон сливаются… и прижатая спиной к старой доске объявлений Амелина невольно прикусывает губу. Ловит прикосновения Андреевых рук, его обжигающе-влажные поцелуи на бархатистой коже… пальчиками в волосах его зарывается и даже в мыслях не находит, что можно поступать сейчас как-то иначе. Противиться его снимающим с её плеч бретели комбинезона рукам. Не искать возможности поцелуем перехватить его губы. Уворачиваться от проскальзывающих под рубашку прикосновений. Не биться с замысловатой пряжкой у него на брюках. Не сходить с ума от всей этой страсти, утягивающей их с головой. Рухнувший с оглушающим грохотом металлический таз усомниться в правоте действий не заставляет (он даже о причине своего здесь появления задуматься не заикается даже). Лишь только подальше от переполненного стеллажа перебраться советует. — Давай уже, — нетерпеливо шепчет Амелина, послушно ладонями упираясь в прохладную стену. И слово женщины для офицера — закон. Он жаром обдаёт её бёдра, края непослушной рубашки задирает всё выше и, прежде чем прижаться к подруге всем телом, что-то пролетевшее мимо Оксаниного сознания произносит едва слышно. Неделя терзаний наслаждением воздаётся. Неподдельным. Головокружительным. Обоюдным. — Нас так услышат. Холодов спохватывается, как кажется, запоздало. Ещё и полушёпотом, в момент влечения — почти что неслышно. Но Амелиной секунд и децибел оказывается предостаточно. Он обжигающе-нежно ладонями её оголённые бёдра сжимает, методично раскачивая Оксану в крепчайших объятиях, обрывисто выдыхает, то и дело к шее её склоняясь как будто бы за поцелуем… и каждым своим движением перечёркивает свои же слова — быть тихой, сводимой с ума близостью кавалера, не то что не выходит, а даже в теории быть не может. Оксана ладошкой глушит срывающиеся с губ вздохи, отчётливыми стонами прерываемые, то и дело кожу прикусывает… и всё же ничуть не жалеет. Годы знакомства — одно. А стоит случиться порыву — и все взаимоотношения новыми красками озаряются буквально в этот же миг. — А-ах… а-а-Андрей… — выдыхая его имя, крепко сжимает шаловливые пальцы Оксана. Им мелкие пуговки её рубашки сдаваться не подумывают даже, тонкую ткань под удар подставляя, но даже сквозь накатывающиеся одна за одной волны блаженства эксперт о собственной одежде умудряется не позабыть. — Порвёшь. — Я компенсирую, — проскользив по изящному телу и прямиком сквозь рубашку раздора накрыв ладонями мерно вздымающиеся Оксанины груди, отзывается Холодов, о том как именно ущерб готов возмещать, не задумываясь даже.Часть 1
26 мая 2023 г. в 22:46
Результаты операми проведённого следственного эксперимента, фотографиями выведенные на монитор в лаборатории, потихоньку возвращают Андрея в реальность. В ту самую реальность, где он ни на йоту в смерти старшеклассника не виноват, где не было никакого самоубийства… где друзья уже который час доказывают это не только расследования для, но и его, Андреева, спокойствия ради.
— То есть, он не самоубился? — с надеждой и туманом неверия вспархивает он на Амелину взгляд. Словно бы все доказательства так жестоко привиделись, никаких убеждений не прозвучало вот буквально только что… и вообще его уже за доведение пришли в наручники заковывать.
— Ну, я ж тебе ещё утром сказала, — снисходительно, словно несмышлёному ещё малышу, кивает в ответ Оксана, — он сначала выпал, а потом отправил сообщение. Как это возможно? А теперь на пальцах показали, что его сбросили.
Её слова звучат совсем как оправдательный приговор суда.
Все смятения, в груди наитужайшим, душу рвущим узлом стягивавшиеся не первый день, развеиваются как дымка поутру, яркими вспышками чудившаяся вина затухает, как будто не колола сердце ещё только минуту назад. И Андрей словно бы выныривает из губительного, вздохнуть полной грудью не позволявшего омута.
Выныривает, сам не успевая сообразить, как внутренний порыв отчаянно забрасывает его в новые дали.
Амелина перед глазами совсем как лучик света возникает, небесно-голубым платьем, и блондинистыми локонами-облаками так резко контрастируя со словно полумглой затянутой лабораторией. Между висков разносится посторонний гул… но Холодов даже и не пытается разобраться в его природе, а уж тем более — остановить внутри себя это необъяснимой силы рвение. Обжигающее. Бешеное. Неугомонное.
Он даже сообразить не успевает, по большому счёту, ладонями обжигая Амелиной кожу, жадно-рваным поцелуем накрывая её губы… и спешно уносясь в неизвестность с танцем под неслышимую никем музыку. Не давая ни себе, ни ей пусть даже мгновения на осознание.
В голове гулом проносится волна из непонимания, смятения и даже испуга. Не то за душевное здоровье вспыхнувшего как спичка товарища. Не то за последствия этого пусть и быстрого, но совершенно отчётливого поцелуя. Поцелуя, словно ожог пылающего у неё на губах.
— У-у… — словно у «клиентов» своих берущий уроки бесшумного шага, как из неоткуда появляется за спиной Тукаев. Мнётся, смущённый увиденным, но ускользнуть, делая вид, что его и не было, считает неверным. — У вас всё нормально?
— Ну, если его жена не узнает, тогда да, — внешне с совершенным спокойствием отзывается старший лейтенант. Не глядя утирает смазавшуюся помаду, этими простыми прикосновениями с новой силой ощущая на губах отблески поцелуя, и в сторону Артёма не так чтобы спешит взглянуть. Мысли бы для начала подуспокоить. — Первый раз вижу, чтобы кто-то так радовался убийству, — старательно выруливает на рабочую тропу Оксана, никак не собираясь даже комментировать обещания судмедэксперта быть немым совсем как последнее пристанище его «квартирантов».
Но товаром — всё же слишком обыденно…
На возражения Амелиной оказывается не отведено ни единой секунды.
Полустон в груди зарождается от ласкающих прикосновений скорее обычного, глаза прикрываются в дразняще-привлекательной дымке… но все эти крупинки наслаждения словно бы детальки пазла разлетаются от всколыхнувшего воздух оклика.
— Оксана! — доносится откуда-то со стороны лабораторного отсека цокольного этажа, и Амелина, словно и нет скрывающей их с Андреем от всех и вся двери, невольно дёргается.
Она, не задумываясь даже, выпутаться из объятий напарника намеревается, едва ли не в следующую же секунду отозваться оперативнику в ответ полагая… а дальше: что будет — то будет… но все её необдуманные, губительные даже по большому счёту порывы пресекаются на корню. Андрей из рук своих отпускать разгорячённую Амелину не подумывает даже. Сильнее талию уверенной рукой оплетает, чуть распрямиться лёгким напором вынуждая, спиной к груди его прижимаясь как к несломимой опоре, одно короткое «Спокойно» произносит едва различимо и для большего спокойствия, — не то её, не то своего, — ладонью накрывает её исцелованные за сегодня губы.
— Оксан, ты здесь?! — оперативник тем временем не сдаётся, о молчаливой драме, в полутёмной коморке разыгрывающейся, не подразумевая даже. Судя по голосу и шагам стремительно приближается, на месте топтаться ошибочным полагая, и Холодов только сильнее подругу к себе прижимает, горячим взволнованно-рваным дыханием шею её обдавая.
— Данилов! — голос Власовой проносится одновременно и спасением, и окончательным разоблачением. Смотря куда чаша весов качнётся — никакой объективности и возможности просчитать. Шаги совсем близко с коморкой раздаются, набатом отдаваясь внутри у затаившихся экспертов. — Ты в лесу, что ли? Чего ты разорался? — голос звучит с нотками возмущения, но кого-кого, а Степана это уж точно никогда не пугает.
— Да Амелина сначала срочно подойти просит, а потом пропадает, — объясняется он совершенно охотно, и в самых смелых мыслях предположить не способный, что разыскиваемая им эксперт находится сейчас в каких-то считанных метрах. Пошевелиться лишний раз опасающаяся, как за спасательный круг за руку Андрея держащаяся… и от всей этой на голову им свалившейся опасности с ноги на ногу так и переминающаяся в нетерпении и до предела взлетевшем возбуждении. — Мобильный, главное, на столе лежит, центрифуга крутится себе, а самой её нигде нет. Андрюха тоже пропал куда-то. Оно мне надо, разыскивать их по всей конторе?
— Не надо, — хитринке давая проскользнуть в голосе, отзывается Рита почти что мгновенно. Ладошкой проскальзывает по плечу капитана, невидимые пылинки как будто бы стряхивая, в глаза заглядывает, не отводимые от неё последние минут несколько, и сославшись на то, что кому сообщить что требуется, тот и бегает пускай в его поисках, делает напарнику безотказное буквально предложение: — Стёпа, пойдём-ка кофейку спокойно попьём?
Из подсобки в единое целое слившиеся эксперты не видят, как блестят глаза у удалиться поспешивших оперов, как Рита за локоть напарника подхватывает, в сторону лифта решительно утягивая… и уж тем более, как тот, ловко извернувшись, заключает Власову в крепкие объятия, в простроенном до буфета маршруте промежуточный остановочный пункт отмечая. Каких-то полшага — и они уже между парочкой загруженных до отвала стеллажей скрываются от возможности молниеносного обнаружения. В кружащем голову поцелуе сливаются, вторя облегчённо выдохнувшим в этот самый миг экспертам, и в промелькнувшем в головах желании смену поскорее закончить сходятся безо всяких сомнений.
— Хорошо, что телефоны оставили, — у самого уха Амелиной произносит капитан, когда шаги на этаже окончательно стихают и издалека тихонько голос подаёт с места тронувшийся лифт. Пальцами пробегает по её оголённому животу, не припоминая, сам ли успел с несколькими пуговками расправиться всё же или помощи Амелиной не заметил, и уверенно двигает бёдрами, после вынужденной паузы по новой наращивая темп.
— Повезло, — отзывается она с придыханием. — Чуть не попались, — попросту констатирует старший лейтенант, в этот самый момент уже не способная даже подумать о том, что их с Андреем порыв, опасностью щедро сдобренный, можно было бы как-то поприунять, на более подходящее место и время оттянуть… нельзя было.
Она разворачивается в объятиях его сладостно-цепких, ни на единую секунду умудряясь не разорвать такого кружащего голову, симфонией восторга и своевременности исходящего откуда-то изнутри контакта, почти что теряет опору, одними только руками ещё с утра совершенно негаданного кавалера удерживаемая, и так для неё сейчас необходимо успевает поцелуем накрыть Андреевы губы. Пусть даже на пару мгновений.
Воздуха в коморке становится как будто бы катастрофически мало. Оксана хватает его губами, жадно проглатывая вместе с рвущимися наружу стонами, отчаянно за гладкую стену ухватиться пытается и, вся изгибаясь, уже и забывает совершенно о мерах предосторожности, о том, что сквозь тонкую стену их с Андреем услышать сможет любой оказавшийся на этаже. Не вспоминает об этом и капитан. С напором сжимает бёдра своей неожиданно появившейся в стенах ФЭС любовницы, рвано выдыхает в пропитанный страстью воздух и, не думая вновь ладонью прикрывать, откровенно наслаждается срываемыми с Оксаниных губ стонами.
— А-а… Ах!
Тела словно бы электризуются, молниями прошибая друг друга. Мелкая дрожь добегает до кончиков пальцев, сладостным, как карамель тягучим экстазом наполняя каждую клеточку. И томное дыхание словно бы отражается от стен, от каждого предмета в этой коморке, внутри экспертов растекаясь блаженством.
Чтобы прийти в чувства, потребуется явно не одна минута.
— За такое твоя жена нас точно убьёт, — всё ещё тяжеловато дыша и не думая даже о том, чтобы на законное место вернуть сброшенные где-то возле стеллажа туфли, резюмирует всё произошедшее Оксана. Глаз от капитана не отводит, на непослушную пряжку ремня в его руках не обращая никакого внимания, и в мыслях даже представить себе боится, как оправдываться будет, если его жена придёт с резонными возмущениями, как выглядеть будет перед оказавшимися рядом коллегами или соседями… как в глаза её будет смотреть.
— Не убьёт, — паники не разделяя совершенно, с абсолютной уверенностью качает он головой. Даже и мгновения не берёт на то, чтобы возможность такого события в мыслях у себя набросать. Оксана в ответ чуть нервозный бросает смешок.
— Ага, знаю я это, — кивает она, с пуговками на собственной рубашке уже и сама не способная справиться. — Сейчас ты начнёшь говорить, что она ничего не узнает, ей никто не скажет… нас ведь не видел никто!
Нервы буквально раскаляются, дыхание уже не впервой за последние минуты учащается… на этот раз совершенно безрадостно, без тянущих внизу живота раскатов, без сладостного предвкушения… и Оксана, на почти что настежь распахнутую рубашку махнув рукой, на плечо себе спешит натянуть хотя бы одну из джинсовых лямок.
Пыл разбивается о стену полнейшего спокойствия. Андрей в пару шагов сокращает расстояние между ними, как ни в чём не бывало в глаза подруге заглядывает, абсолютным умиротворением обдавая, и буквально-таки буднично, в какие-то несколько секунд застёгивает непослушные пуговки на Оксаниной рубашке, нещадно измятой в пылу страсти и жгучего желания.
— У нас развод в следующий вторник, — скользнув ладонями по её бёдрам, плечами пожимает капитан.
— Чего? — только и находится, что выдавить из себя Амелина, полных непонимания глаз не отводя от ещё только недавно простого напарника, коллеги по цеху, друга. Его слова глупостью какой-то отдаются внутри, не к месту сказанной шуткой, издевательством… Холодов вот только настойчиво доказывает обратное.
— Мы с Наташей давно понимали, что вместе живём просто по привычке. Дочка маленькая была, отец её, думали, не поймёт… А сейчас вот решились наконец, — разводит он руками, в лёгкой улыбке совершенно искренне расплываясь. Не думая даже о том, что за неё же спустя миг с размаху получит по плечу.
— И ты молчал?! — почти что закипает Амелина, забывая в один миг о мерах предосторожности. В который раз. Они сейчас словно не скрываются всё ещё от посторонних глаз в полутёмной коморке, не рискуют в пикантную ситуацию встрять, едва только стоит кому-нибудь из коллег (а уж тем более — начальства) распахнуть дверь и застать их вот таких: взъерошенных, чуть оголённых, разрумянившихся. — Я, понимаешь, переживаю ещё с того поцелуя, извожусь вся, думаю, как жене его в глаза смотреть… а он молчит! Андрей…
Она всю свою гневную речь ещё только запланировать в полной мере собирается, взгляда искрящихся глаз от недавнего любовника не отводя и одной только силой мысли испепелить намереваясь… как Андрей уже успевает среагировать. Чётко. Уверенно. Молниеносно. Всю её тираду буквально на корню умудряясь подавить.
Горячие губы целуют почти что до беспамятства. Жадно. Требовательно. Страстно. Все недомолвки растворяя в новой волне наслаждения. Ладони обнимают сквозь измятую ткань рубашки, поглаживая изящные формы… и Оксана сдаётся. Руки её обмякают, не находя сил оттолкнуть напористого эксперта. Губы обжигают его ответными поцелуями. И где-то в груди становится окончательно спокойно.
Всё так и должно было быть. Изначально.