Блюз на перекрёстке

Разумеется, Ричард Лоусон раньше слышал о таком суеверии, что если птица залетела в дом, то это значит вскоре быть чему-то нехорошему. Но, конечно же, никогда и не задумывался о том, почему это так - если на то пошло, он вообще в приметы не верил и считал это ерундой. Но одним тихим июльским днём ему предоставился случай убедиться лично в том, какая это может быть катастрофа. Тот скворец, должно быть, спасался от коршуна и по этой причине принял внезапное решение спрятаться от погони, влетев в призывно открытое окно гостиной. Он ворвался с писком и хлопаньем крыльев, не испугавшись слегка колыхающейся светлой занавески - позади него мчалась угроза куда более опасная. Лоусон замер в дверном проёме и удивлённо уставился на это неожиданное зрелище, сжимая в руках полотенце, которым только что сушил мокрые после душа волосы. Он успел закончить работу на участке как раз к началу показа новой серии "Сансет-Стрип, 77" на канале Эй-би-си, и шёл в гостиную, чтобы нажать кнопку на телевизоре. Испуганная птица заметалась в ограниченном для неё пространстве, а дремавшая в кресле полосатая кошка по имени Лили моментально вскочила и бросилась за птицей, отчего напугала её ещё больше. Лоусон собирался было поймать кошку и закрыть её в ванной комнате, чтобы было удобнее выгнать птицу в открытое окно, которое она в панике не могла найти, но вдруг в комнате разыгралась целая драма. Скворец спикировал на полку стеллажа, совсем рядом с высоким стеклянным стаканом с эмблемой "Доджерс", который отец купил в 1952 году после памятного матча между ними и командой "Джайентс". Единственного матча, на котором он был в своей никчёмной жизни, воспоминаниями о котором он очень дорожил и гордился. Лоусон с замиранием сердца сделал шаг к стеллажу, стараясь не спугнуть птицу чересчур резко. Но неожиданно прыгнувшая туда же кошка заставила скворца с возмущённым криком сорваться с места и ударить крылом этот злополучный стакан. Всё это произошло за считанные секунды, но Лоусон словно в замедленной съёмке наблюдал, как стакан опасно покачнулся вперёд, а затем сорвался и разбился о пол на множество частей. Звонкий грохот стекла прозвучал в ушах Лоусона похоронной музыкой. Он замер в ужасе и уже не заметил, как пернатая сволочь, наконец, найдя путь к спасению, вылетела в окно, и как кошка метнулась следом - всё это теперь стало не важно. Важно было то, что жить ему оставалось от силы несколько часов: в пять возвращался отец, который и без того после каждого рабочего дня пребывал в скверном настроении. На негнущихся ногах Ричард подошёл к осколкам, опустился на колени и принялся осматривать то, что осталось от стакана в надежде, что всё ещё можно как-то исправить. Но нет - даже беглый осмотр показал, что воедино их уже не собрать и не склеить, и Лоусон стал думать, что ему теперь делать дальше. Как вариант, можно было остаться и храбро встретить свою судьбу, какой бы она ни была. Разумеется, специально отец убивать его не станет, но вполне может немного перестараться, так что нельзя было это полностью исключить. Лоусон, конечно, мог бы попытаться объяснить отцу, что он не при чём, но тот скорее поверит, что где-то идёт дождь из денег, чем в то, что к ним в гостиную действительно залетела птица и разбила ни что иное, а именно его обожаемый сувенир. К тому же, это не отменяет того факта, что стакан разбит, и не особо важно, кто это сделал. К сожалению, в его списке приоритетов Лоусон стоял намного ниже вещей наподобие памятного сувенира с матча, и это было давно известно. Вторым вариантом было сбежать из дома. Но если он уйдёт на время, скажем, на неделю или две, то по его возвращении отец будет в ярости не только от потери стакана, но ещё и от того, что Лоусон где-то пропадал в разгар работ на участке. Значит, оставалось только одно: уйти навсегда. Но здесь и начинались некоторые проблемы. Уйти придётся на своих двоих и брать билет на какой-нибудь рейсовый автобус до Джефферсона, ведь ту замечательную "Шеви" пятьдесят пятого года со стоянки-продажи подержанных автомобилей он так пока и не купил - ещё не накопилась нужная сумма, поскольку на летней подработке для старшеклассников не так уж и хорошо платили. Вторая проблема была значительнее: аттестата, без которого не примут в колледж, на руках ещё не было, что тоже осложняло и без того непростую ситуацию. Но в общем-то, теоретически всё это было решаемо, и даже какую-никакую работу на первое время можно будет найти, если постараться. Лоусон не боялся в этой жизни ничего и никого, кроме одного - отца в гневе или состоянии алкогольного опьянения. Впрочем, часто одно не исключало другого. Он никогда бы не подумал, что от одного человека возможно приходить в такой ужас и ненависть одновременно, и это было его перманентным состоянием на протяжении многих лет. Он считал дни до того момента, когда он станет, наконец, свободен, и сможет уехать отсюда и никогда не возвращаться. Но теперь, когда ему пришлось это сделать на самом деле, всё оказалось так внезапно и незапланированно, что он был в растерянности. "Так что у нас в программе на сегодня?" - мерзко хихикнул какой-то странный, словно чужой внутренний голос. - "Ремень с металлической пряжкой, ножка от стула или старая добрая классика в виде кулаков? Что ты предпочитаешь? Я советую выбрать ремень или палку - этим он хотя бы не бьёт тебя по лицу." Лоусон сжал зубы от злости так сильно, что едва не услышал их скрип. "Если он ещё раз меня хоть пальцем тронет, я убью его." - появилась неожиданная мысль, и она напугала его тем, как решительно и мрачно она прозвучала в его голове. Ричард всегда предполагал, что однажды всё вполне может закончиться смертью одного из них. Вот только в его случае быть ему в психушке, даже несмотря на то, что это была самооборона, а отцу ничего не будет - потому что никто ничего не докажет. Отец заявит, что тот сам сбежал, и ему поверят, ведь поверили же Лестеру Моррису. А уж Брэд-то хитрее, и избавляться от тела в ближайшем колодце точно не станет, он сделает так, чтобы его никогда никто не нашёл, если вообще кто-то будет искать. Бедного Тимми и не хватились, пока Лоусон сам не разобрался в этом деле и с помощью друзей не заставил Морриса-старшего явиться с повинной в участок, после чего колодец всё же раскопали. Лоусон аккуратно собрал осколки в старый выпуск еженедельной газеты "Либерти Ньюс" и выбросил в мусорное ведро в шкафчике под раковиной на кухне, а затем пошёл в свою комнату и, отсоединив с одной стороны плинтус у стены, достал оттуда свёрнутые в трубочку три купюры номиналом в один доллар. Остальные деньги, которые он получал на летней работе, хранились у Винсента: это была перестраховка на случай, если отцу вдруг взбредёт в голову у него их отобрать. Лоусон отдал бы ему эти три доллара, а дальше пусть тот хоть всё вверх дном тут перевернёт, он всё равно не найдёт больше ни цента. Снимая старую домашнюю футболку и выдвигая ящик комода в поисках своей любимой, белой с чёрной окантовкой, он подумал о том, что сейчас пойдёт к Винсу, и там они решат, что делать дальше. А за вещами можно будет вернуться и завтра, когда никого не будет дома. Обратиться за советом к матери было пустым делом, даже если бы он этого захотел. Марта росла в строгой католической семье у дяди и тёти, где не приветствовались сантименты и любые проявления чувств, и она действительно не любила детей и всё, что было связано с их воспитанием. Жаль только, что для того, чтобы понять это, ей пришлось выйти замуж и родить его, Ричарда - для всех было бы намного лучше, если бы она осознала это до того, как совершила ошибку. Сколько он себя помнил, мать всегда выглядела и вела себя так, словно отбывает бесконечное наказание с повинной, и как только Лоусону исполнилось четырнадцать лет, для неё это показалось спасением - некий рубеж, после которого, по её мнению, дети без перехода в подростковый возраст автоматически становятся взрослыми и могут сами о себе заботиться. Лоусон хорошо запомнил тот день, когда его и без того не особо радостное детство закончилось окончательно и бесповоротно. "Он твой отец, он всегда прав. Единственное, что ты можешь сделать - постараться как можно меньше давать ему повода злиться на тебя. А меня он всё равно никогда не слушал." - Вот что она всегда говорила в те времена, когда Лоусон ещё думал, что может пожаловаться ей. И сейчас он с усмешкой размышлял о том, что если бы у него была возможность попасть в прошлое, он бы нашёл там свою мать и отговорил её от дурацкой затеи выходить замуж, да и вообще посоветовал бы никак не связываться с его отцом. И сказал бы, что детей ей заводить тоже не стоит. Впрочем, бывали дни, когда она на время выходила из режима надменности и чопорности, но для этого ей нужно было выпить. Правда, случалось такое не чаще, чем лунное затмение в високосный год. Кроме того, она хорошо знала свой лимит, и когда Брэд пытался добавить ей ещё, она накрывала ладонью бокал и твёрдо говорила: "Мне уже достаточно". И причиной тому было её поведение, разительно меняющееся под действием вина: она начинала хихикать, много болтать и напевать похабные песенки, и если бы в этот момент, когда грань уже была пройдена, кто-то попытался бы отобрать у неё бокал, она бы его уже вряд ли отдала. Последний раз Лоусон видел её такой два года назад, но он бы не сказал, что ему это понравилось. ..- О, привет! Иди сюда, выпей с нами, - Марта сверкнула едва ли не голливудской улыбкой и махнула рукой, предлагая сесть рядом с ними за стол. Она ещё не была совершенно пьяна, но её щёки уже покрывал румянец, а язык начал развязываться. - Налей ему тоже, Брэд. Лоусон замер в дверном проёме, чувствуя, что должен уйти, но что-то его удерживало. Возможно, необычность того, что он сейчас видел перед собой - в таком благосклонном состоянии он не видел её уже очень и очень давно. - Я не буду пить с вами, - отозвался он, поморщившись. - И правильно, пей со своими дружками, - пробурчал отец. - Где-нибудь с глаз моих подальше. - Брэд, ты только посмотри! - Марта сделала вид или действительно не обратила внимания на его слова, и вскинула руку в жесте, указывающем на Ричарда. - Посмотри, какой у нас красивый сын! - Не у нас, а у тебя, - снова завёл свою вечную песню мужчина. Марта закатила глаза, делая маленький глоток из своего бокала, а затем снова обернулась к Лоусону. - Твой отец считает, что я ему изменила, пока его не было в стране, но это всё неправда, ведь он вернулся в сорок четвёртом, а через год родился ты. Я, чёрт возьми, действительно не знаю, в кого у тебя тёмные волосы и зелёные глаза, и я точно не виновата в этом. Но ему ничего не докажешь: он мужчина и он всегда прав, а мы, конечно же, нет. Брэд хмуро смотрел исподлобья то на внезапно ставшую болтливой жену, то на молчаливого сына, но сам также молчал. - Иногда мне даже жаль тебя, - продолжала Марта. - Мы с твоим отцом не созданы для того, чтобы воспитывать детей, но что сделано, то сделано. - Я говорил тебе, что нужно было сдать его в приют, когда он был младше, - судя по интонации, Брэд уже достаточно захмелел. Марта царственным жестом левой руки сделала мужу знак наполнить её бокал. - И тогда всё это время тебе пришлось бы делать всю работу на участке в одиночку. Ты не подумал об этом? Лоусон тряхнул головой и сердито прищурился, не понимая, почему всё ещё стоит здесь и слушает всё это. - Да, пожалуй, в приюте действительно было бы лучше, - отозвался он. Он ушёл из дома и вскоре повстречал на Мэйпл-роуд Стэна Джонса, как всегда нарывавшегося на конфликт. И в тот вечер Лоусон извалял его в грязи с особенным рвением и удовольствием. Когда Лоусон быстрым шагом пересёк свой двор и двинулся вверх по улице, должно быть, его выражение лица было чересчур озабоченным и говорило обо всём без слов, потому что внезапно знакомый голос окликнул его откуда-то сбоку. - Никак, кого-то сегодня ждёт заслуженная трёпка, а? Лоусон притормозил и обернулся. Дональд Тёрнер, их сосед, живущий в доме напротив, и по совместительству давний неприятель его отца, стоял на дороге возле своего старенького "Де Сото" и с ухмылкой смолил "Честерфилд". После того, как Глен Миллер разрекламировал эту марку сигарет в своей радиопередаче, они стали очень популярны даже у такого ничтожества вроде мистера Тёрнера. - Я говорю, будет хорошая трёпка? - повторил сосед всё с той же ухмылкой. - Не обижайся, но звонить копам я не буду, всё равно они не приезжают на такие дела. Это было последней каплей, и Ричард почувствовал, как на него приливной волной нахлынула ярость. - По-твоему, это смешно? - рявкнул он, делая шаг в сторону мистера Тёрнера, а его взгляд не предвещал ничего хорошего. - По-твоему, это смешно, чёртов ублюдок? Дон выронил сигарету на гравийную дорожку, и следом за ней едва не отправилась и его челюсть. Он всегда был уверен в том, что в их мире, мире взрослых, у них была абсолютная власть над теми, кто ещё не достиг совершеннолетия, а следовательно, взрослые имели полную неприкосновенность и практически такую же безнаказанность. Но сейчас всё неожиданно пошло совсем по другому сценарию, и мистер Тёрнер вдруг понял, что теперь он не знает, чего ожидать от этой ситуации. Он не мог похвастаться ни ростом, ни физической силой, но зато вспомнил, что у Лоусона есть нож-стилет с выкидным лезвием, который ему, возможно, взбредёт в голову пустить в ход, и поэтому сделал маленький шаг назад, готовясь к отступлению. Лоусон никогда бы и не подумал нападать, скажем, на шерифа Росса или офицера Стива Джонса, хотя и ненавидел их всей душой - между ними существовала некая грань, пересекать которую было непозволительно. Но сейчас, при виде очередной мерзкой ухмылки этого пьяницы-уборщика, ему вдруг стало всё равно, да и терять уже было особо нечего. Он заметил его попытку к отступлению и уже в следующую секунду впечатал мистера Тёрнера спиной в его старую четырёхколёсную развалюху, схватив его за клетчатую рубашку на груди. - Мне надоели эти грёбаные язвительные комментарии, и в следующий раз, будь уверен, я затолкаю тебе их обратно в глотку, ты понял? - со злостью прошипел Лоусон, встряхнул его и повторил, повысив голос: - Ты понял?! - Да! - воскликнул мистер Тёрнер и вскинул ладони в защитно-примирительном жесте. - Да, я понял, чёрт возьми! Лоусон отпустил его и сделал шаг назад, брезгливо отряхивая руки. Дон, не веря тому, что отделался так неожиданно легко, проскользнул мимо, спрятавшись за машину с другой стороны, и в изумлении крикнул: - Ты стал такой же полоумный, как и твой папаша! Лоусон сделал вид, что собирается двинуться в его сторону, отчего тот, как по команде, стартанул к своему крыльцу. - Если считаешь себя таким храбрым, рискни сказать это ему лично, урод, - презрительно бросил он ему вслед. Он знал, что мистер Тёрнер, конечно, не рискнёт - тот, может, и был идиотом, но не самоубийцей. И посмотрев на захлопнувшуюся деревянную дверь с облупившейся местами тёмно-зелёной краской, резко развернулся и продолжил свой путь вверх по улице. На пересечении Квейл Ран Корт и Сауз-Фэрграунд-стрит он повернул налево, туда, где вторая улица через семьсот ярдов оканчивалась тупиком и начиналось огромное поле. В разговорах между ними оно называлось Ничейным полем, хотя всегда кто-то и засеивал его кукурузой. Лоусон провёл много вечеров здесь, наблюдая с веранды дома Винсента за последними солнечными лучами над этим полем и слушая успокаивающий рокот сверчков. От самого первого дома, довольно респектабельного и стоящего прямо у поворота, наперерез Ричарду метнулся мальчик лет одиннадцати: в одной руке он сжимал небольшую бейсбольную биту, а во второй - мячик, обтянутый белой кожей и прошитый красными нитками. - Подожди меня, Джимми! - крикнул второй мальчик, на несколько лет постарше, стоящий у белой деревянной ограды. - Не убегай без меня! Он надел синюю бейсболку и увернулся от матери, которая, по всей видимости, давала ему какие-то наставления, а после собиралась чмокнуть его в щёку. Сунул подмышку вторую биту и побежал догонять своего послушного брата, который ожидал его чуть дальше вверх по улице. Лоусон проводил их взглядом и вдруг подумал о том, что было бы, если бы у него тоже был брат, младший или старший. А потом удивился этой неожиданной мысли, потому что, на самом деле, брат ведь у него давно уже был, и даже не один, а целых трое. Ну, если быть совсем честным, то скорее всё же двое. И к одному из них он как раз сейчас и направляется. Часто на подходе к дому друга у Лоусона появлялось странное чувство, что сейчас он зайдёт за ограду и увидит, как Джессика Винсент выпрямляется от своей любимой клумбы с красными георгинами и оборачивается к нему, чтобы с улыбкой поприветствовать. На ней лёгкая синяя юбка до щиколоток, клетчатая рубашка, подвязанная за полы на талии, и большая соломенная шляпа, а длинные волнистые волосы перетянуты лентой и сверкают золотом в солнечных лучах. Вот она действительно замечает его и радостно говорит: "Привет, Ричи, заходи. Сейчас поставлю чай." Но каждый раз, стоит ему зайти во двор, и видение исчезает. Нет миссис Винсент, и её цветов тоже больше нет. И хотя Кори поддерживает в доме такой же порядок, какой был при ней, но цветы он не садит. Лоусону тогда уже было двенадцать, а Винсенту только должно было исполниться через несколько месяцев, когда однажды тот пришёл к нему с ужасной новостью, и Ричард отчётливо помнит, как это всё было. Они просидели весь вечер на чердаке в тёмном дальнем углу, где никто не мог увидеть их слёзы - Ричард в полной мере разделял его горе, потому что мать друга всегда была добра к нему намного больше, чем его собственная. В тот вечер Лоусон мысленно пообещал миссис Винсент и самому себе, что будет присматривать за Кори и заботиться по мере сил всю оставшуюся жизнь - он ощущал себя старшим братом, который возьмёт эту ответственность. Он никогда не забывал о данном обещании, и помнил о нём и теперь, когда его посетило сомнение о том, что же делать дальше - ведь если он уйдёт из дома, Кори пойдёт за ним следом, здесь даже сомневаться не приходилось. Но что будет с ними дальше, было покрыто туманом неизвестности: смогут ли они найти приличную работу, чтобы хватало на съём жилья, и закончить последний класс хотя бы в какой-нибудь вечерней школе, чтобы была возможность попасть в колледж?.. Кори Винсент обнаружился возле кустов садовой клубники: он в задумчивости надувал большой розовый пузырь из жевательной резинки "Джуси-Фрут", уставившись куда-то в сторону горизонта, держа в одной руке шланг с водой. Он, видимо, так увлёкся своими мыслями, что и не замечал, как под одним из кустов уже расползлась приличных размеров лужа, а другие оставались сухими. Его полудлинношёрстный и чёрный, как смоль, кот Чарли, всегда следующий за ним, словно тень, сидел рядом на дорожке и щурил свои круглые янтарные глаза. Лоусон подошёл к другу с левой стороны и остановился на некотором расстоянии от него, чтобы не напугать внезапным появлением. - Добрый вечер. Кори всё равно вздрогнул и резко обернулся на голос, и Ричард вовремя успел отскочить в сторону, прежде чем его окатило водой из шланга. - Аа, привет! - на лице Винсента появилась такая улыбка, словно в этот момент ему сообщили, что он выиграл в лотерею тысячу долларов. Он наклонился и перекрыл подачу воды одним движением рычага. - Извини, уже выключаю. Пойдём в дом, я поставлю чай. Винсент был рад ему в любое время дня и ночи, даже если в этот день они уже виделись или даже провели большую его часть вместе. И всегда сразу предлагал чай. Лоусон покачал головой и указал в сторону беседки, обвитой декоративным виноградом. - Спасибо, но пока можно и без чая. Пойдём, поговорим. На лице Винсента отразилось удивление, смешанное с тревогой, и он бросил шланг на землю. Кот тут же подскочил со своего места и последовал за ним в беседку. - Рассказывай скорее! - воскликнул Кори, садясь на скамейку с мягкой подстилкой и убирая с колен своего приставучего кота. Тот не расстроился и пошёл прямиком к Ричарду, который стал чесать его за ухом. - Но только не говори, что ты прикончил мистера Тёрнера. Он, конечно, ублюдок и давно этого заслуживает, но явно не стоит того, чтобы марать об него руки. Лоусон неожиданно для себя засмеялся. - По правде говоря, я был практически в шаге от этого, но потом передумал, - пошутил он, размышляя, стоит ли рассказывать, что действительно сегодня внезапно сорвался и основательно припугнул его. После чего тяжело вздохнул. - Помнишь тот сувенирный стакан с бейсбольного матча, чёрт бы его побрал? По очень странному стечению обстоятельств сегодня в гостиную залетел скворец и смахнул крылом с полки именно его. И тот просто вдребезги... Глаза Винсента округлились, и в них промелькнул ужас. - Это тот самый, на который твой папаша едва ли не молится, особенно когда выпьет? Господи Иисусе... Но он же тебе не поверит, что это сделала птица. Лоусон покосился на него с усмешкой, говоря взглядом: "Улавливаешь мысль". - Я уже обо всём подумал и пришёл к выводу, что я должен уехать. Навсегда. Конечно, весьма странная причина, но мне надоело быть всегда во всём виноватым. И уйти на время тоже не вариант - потом огребу за то, что пропадал в разгар работ на участке. Так что я решил уехать в Джефферсон и устроиться на какую-нибудь работу, а последний год закончить заочно. На лице Винсента в третий раз за столь короткое время отразился ужас. - Не бросай меня здесь! Я без тебя тут не останусь. И одного тебя тоже не отпущу! - ужас стремительно сменился выражением хмурой решимости. - Я поеду с тобой, и только попробуй меня отговорить. Ричард вздохнул. Что и следовало ожидать... - Я и не пытаюсь. Я знал, что ты это скажешь. По правде говоря, я и сам хотел бы, чтобы ты поехал со мной, но только не хочу, чтобы это как-то плохо повлияло на твоё будущее. Винсент отмахнулся, пробурчав "А какое у меня тут будущее?", и, приняв деловитый вид, стал в уме что-то просчитывать. - В твоём тайнике девятнадцать долларов: двенадцать купюрами, а остальное четвертаками и пятидесятицентовиками. Я запомнил, когда ты их считал два дня назад, - сказал Винсент и добавил: - У меня тоже есть около десятки, я же время от времени, когда отец отпускает, хожу к мистеру Грею на подработку. Хотел сделать тебе сюрприз - мой вклад в ту "Шевроле". Лоусон в некотором замешательстве покосился на него и хотел было уже что-то сказать, но блондин его опередил: - Да знаю я, ты это уже говорил. Но я так хочу, ясно? - и вдруг улыбнулся. - И у Норта, я знаю, тоже какая-то сумма есть на руках: он переживает, что в колледже ему не будут платить стипендию, и поэтому решил перестраховаться и собирает себе хотя бы на первое время. - А причём тут Норт? - Лоусон приподнял правую бровь словно в удивлении, но на самом деле уже догадывался, что будет, когда он сообщит Дэйву о своих планах на ближайшее будущее. И хотя Норт вряд ли спал и видел, как сбежит из дома, но пойти с ними будет только "за", когда узнает. "Куда ты, туда и я," - всегда говорил он Лоусону. Младший брат-исчадие ада, склочный и вспыльчивый характер его матери и бесконечная вереница её гостевых кавалеров явно достали бы за столько лет любого. Миранда Норт всегда обращалась к нему не иначе как "оболтус" и "кретин, совсем как Дэниэл/Алекс/Джордж" (нужное подчеркнуть). Имя в конце предложения каждый раз сменялось одним из трёх вариантов, и когда Винсент впервые это услышал, то удивлённо спросил: "Как это возможно, чтобы у кого-то было три отца?" "Так он один, но она сама не помнит, кто именно," - неловко отозвался Дэвид. - "С моим братом такая же история." "Но ты-то явно в этом не виноват," - сказал ему Лоусон. - "И я вообще считаю, что в некоторых случаях никогда не видеть своего отца - это счастье и благословение. Считай, что тебе повезло, потому что тебе мог попасться такой, как у Кори, или ещё хуже - как у меня." "Да уж..." - подтвердил Норт, соглашаясь, и на этом тема была исчерпана. Он старался никогда не унывать, но было видно, что ему стыдно за поведение матери, которая обладала эффектной внешностью и пользовалась этим вовсю, меняя мужчин просто из любви "к искусству", и при этом ни разу в жизни не выходила замуж. Однажды он сломал нос Саймону Абрамсу из параллельного класса, когда тот решил высказать своё никому не нужное мнение по поводу того, что он обо всём этом думает. - Как это причём тут Норт? - усмехнулся Винсент. - А то ты его не знаешь. Я, конечно, понимаю твои сомнения и ценю эту заботу о нас, и бла-бла-бла... Но мы же команда, правда? Мы всегда были вместе и всегда будем! Лоусон улыбнулся. Винсент сейчас высказал его мысли практически точь-в-точь. И действительно, ещё неизвестно, что хуже. Вполне возможно, что в Джефферсоне будет даже лучше. В чём-то труднее, но в чём-то и лучше - как минимум, там можно будет приходить домой без опасения получить трёпку за что-либо или даже вообще без причины. А Норт... Лоусон действительно не представлял, как можно будет оставить его здесь. В конце концов он всегда был тем, кто часто давал поводы для веселья. Например, однажды в детстве он принёс собственноручно изобретенное шуточное приспособление, которое гордо называл "Дуромер". Оно представляло собой надувную игрушечную кувалду из лёгкой резины, к которой была приклеена шкала со стрелкой от весов, и она смещалась в зависимости от того, с какой силой стукнуть кувалдой обо что-нибудь. Норт предложил стучать изобретением по лбам друзей, чтобы измерить их дурь. "А себе-то ты уже измерил?" - со смешком спросил Винсент. - "Мне кажется, ты единственный в этой комнате, кому это действительно нужно сделать." Время шло, а Норт не менялся. Менялись только его шуточки и способы повеселиться. И в последний раз, не далее чем неделю назад, он с улыбкой продемонстрировал чуть продолговатый пушистый красный брелок из натурального меха, который болтался на короткой цепочке. - Смотри, что у меня есть для Лоусона по случаю покупки машины. Брови Винсента удивлённо взметнулись. - Ты серьёзно, Дэйв? Пушистый брелок? - он выделил первое слово интонацией, а затем точно таким же тоном добавил: - Красный? Норт улыбнулся ещё шире. Должно быть, он считал, что это будет очень весело. - Почему бы и нет? Я скажу ему: "Ричи, красавчик, мы все знаем, что на самом деле в глубине души ты такой же мягкий и пушистый, хотя и не показываешь этого. Поэтому вот тебе вещица, чтобы ты об этом никогда не забывал." Винсент хмыкнул, покачав головой. Взгляд, которым он одарил шатена, выражал одновременно и иронию, и сочувствие - так, должно быть, смотрят на людей, которые собираются сунуть палец в розетку. - Я бы на его месте тебе врезал, - сказал Кори. - Ты определённо когда-нибудь дошутишься. И я думаю, что это случится ровно в тот момент, когда ты скажешь это на самом деле. Постебаться над Мюллером было святым делом, Винсент и сам часто не мог удержаться. Постебаться над самим собой было делом не менее нужным и важным. Но иногда Норт просто, что называется, берега путал. И Винсент считал, что это был как раз тот самый случай. Но шатен от своей идеи не отказался. И, не дождавшись того дня, вручил Лоусону свой нехитрый презент немного заранее, и стал радостно и с некоторым опасением ждать его реакции. Винсент тоже с любопытством наблюдал за этой картиной под названием "Слабоумие и отвага Дэвида Норта", ожидая того момента, когда шутник, наконец, заслуженно получит в зубы. Но неожиданно Лоусон удивил их. Он всегда продолжал это делать даже спустя тринадцать лет, проведённых вместе. - То, что ты говоришь, конечно, полная чушь, но я к этому привык и уже не удивляюсь. А сама штучка мне нравится! - заявил он, положив брелок на свою ладонь и любуясь, как переливается кроличья шерсть в электрическом свете. - Яркий, с таким брелком ключи легко найти, если выпадут из кармана. Спасибо! Норт удивлённо моргнул. У него были, пожалуй, самые длинные ресницы в округе, изогнутые практически как у закрывающей глаза куклы, и когда он непонимающе или удивлённо хлопал ими, он едва не становился первым человеком в мире, умеющим летать. - Тебе серьёзно нравится? Лоусон поднял на него взгляд и пожал плечами. - Да, а почему бы и нет? Люблю подарки от чистого сердца. - Жаль только, что машину я не успел купить, - с разочарованием сказал Лоусон, вспомнив про красный брелок Норта. - Придётся ехать на рейсовом автобусе. Винсент кашлянул, на минуту опустил взгляд, словно что-то обдумывал, а затем посмотрел на друга с какой-то хитринкой. - На самом деле, у меня есть одна идея. Я давно думал насчёт этого, но сейчас, раз уж ты заговорил про машину... Мы могли бы получить нужную сумму, возможно, даже за вечер. Она же стоит пятьдесят? - Но, заметив, как от удивления и недоверия округляются глаза Лоусона, засмеялся. - Да я ведь имею в виду не ограбление, ты чего. Помнишь заброшенную лавку мистера Филлипса? Разумеется, Ричард знал про это место. Да и едва ли не каждый в городе про неё знал, но все странным образом делали вид, что этого здания не существует. Лоусон знал не так много, только то, что говорили, будто Огден Филлипс ещё в 1919 году построил её на каком-то то ли проклятом месте, то ли в месте странной сейсмологической аномалии. Но факт был налицо: мистер Филлипс не продал там ни одной диковины из далёкой африканской страны, откуда и привёз их все. Впрочем, возможно, они просто выглядели жутко и не нашли своих заинтересованных покупателей, но через год мистер Филлипс прогорел и не смог заплатить по счетам, после чего застрелился у себя в доме. Разумеется, из этой ситуации был и другой выход, и даже не один, но отчего-то его всё же нашли мёртвым в своей же гостиной. Лавку закрыли, и вот что было странно: за прошедшие годы никто и никаким образом не покусился на неё. Никто не выбил окна и не залез внутрь, чтобы вынести оттуда всё, что можно. Никто не выкупил у города это небольшое одноэтажное здание с высоким чердаком, чтобы устроить там что-либо другое. Более того, когда люди проходили мимо, они словно неосознанно старались сделать это как можно скорее. Лоусон и сам никогда не задерживался подолгу у этого здания, хотя, признаться, временами оно интересовало его. Но стоило посмотреть на него немного дольше, чем следует, и в голове начинали появляться мысли о каких-то срочных делах, а ноги будто сами уносили его подальше от этого места. - Так вот... - продолжал Винсент. - Я давно хотел забраться туда и посмотреть, что же там, всё-таки, такое. Но как-то не было повода. А теперь есть! Я думаю, мистер Хэмфри очень хорошо заплатит нам за тамошние находки. Лоусон усмехнулся. У Итона Хэмфри всегда была странная непреодолимая тяга к мусору и поискам в нём чего-либо, что ещё могло бы пригодиться в хозяйстве или заняло бы место в его личной коллекции раритета и необычных вещей. Лоусон даже как-то пошутил, что когда никто не видит, мистер Хэмфри ныряет в мусорный бак, как Дядюшка Скрудж из серии комиксов про богатого селезня, и счастливо плавает там, только выпуская изо рта вверх не струйку золотых монет, а кожуру от семечек, фантики от конфет и прочий мусор. И это было бы даже не столь абсурдно, если бы он был бедным, но судя по его дому и автомобилю, мистер Хэмфри на недостаток средств не мог пожаловаться. Разве что только, судя по всему, на недостаток здравого смысла. - Это будет интересно, - кивнул Лоусон и улыбнулся. - Если мы, конечно, сможем туда забраться. Как видишь, до сих пор никому это не удалось. Разве что, старик Тед Флетчер говорил, что залезал туда, но он был известным сказочником, так что я не дал бы за его рассказ и пяти центов. Винсент хлопнул в ладоши, сверкая глазами в предвкушении этой вылазки. - А мы просто не будем долго смотреть на неё, чтобы не появилось то странное желание сбежать оттуда. И нужно взять пару фонариков. Лавка мистера Филлипса располагалась на пересечении Вест-Юнион-стрит и Вест-Рейлорд-стрит, скрываясь в тени нескольких раскидистых вязов. Такое местоположение давало возможность этому небольшому зданию из старого красного кирпича не бросаться в глаза проходящим мимо людям, и те действительно словно никогда его не замечали. Лоусон и сам много раз проходил мимо него, как будто там ничего и не было. Но сейчас он, мимолётно оглядевшись по сторонам и обнаружив, что улица пуста, направился прямиком к деревянной двери, запертой на старый и проржавевший навесной замок. В общем-то, что-то подсказывало, что по сторонам можно было и не оглядываться - вряд ли кто-то стал бы их останавливать, даже если бы и заметил их интерес к старой лавке. Увидев этот замок, Винсент присвистнул. - Булавкой его, я думаю, уже не открыть. Но может быть, он внутри от времени разрушился? Дождь, снег, и всё такое... Лоусон оглядел замок, а затем, просто на пробу, потянул его вниз. И неожиданно он со скрипом отсоединился от старой металлической дужки, которая осталась висеть на месте, а сам замок с глухим звуком упал в траву. Он удивлённо переглянулся с другом. - Так значит, возможно, старик Флетчер и не сочинял, - задумчиво сказал Ричард, потянув на себя дверь, скрипнувшую петлями. - Открыл замок, сломав его, а затем сделал видимость того, что он цел и невредим. Или кто-то другой вскрыл его, но тогда, может быть, мы уже ничего внутри и не найдём. Внутри лавки царили тишина и полумрак, и, на удивление, здесь не было того слоя пыли, который мог бы образоваться за прошедшие со дня закрытия годы. На полках стояли немногочисленные старые банки и коробки с надписями "Стар Тобакко - лучший", "Кофе Олд Тайм" и "Стим Бейкери бисквитс", говорящие о том, что продавались здесь не только жуткие маски и амулеты африканских племён, которых, впрочем, пока и не было видно. Также под полками было множество выдвижных ящичков и длинная стойка из тёмной древесины, манящие к себе своей неизведанностью. Лоусон заметил полускрытую в углу массивную деревянную лестницу, ведущую, очевидно, на чердак, и внезапно ему захотелось подняться туда. На чердаках обычно случаются самые странные и неожиданные находки, потому что всё, что считается не особо нужным, люди стаскивают туда. Мистер Хэмфри был бы в восторге, окажись он здесь. - Я собираюсь подняться наверх, - сказал он Винсенту. - А ты осмотри всё здесь. Кори, кажется, не возражал. Он достал из-под стойки старинные весы и с интересом разглядывал их. Лоусон осторожно поднялся по десяти скрипящим ступеням и обнаружил, что на чердаке фонарик был не особо и нужен - солнечные лучи каким-то образом находили брешь в листве вязов и освещали деревянный пол через круглое, слегка потрескавшееся окно. Было заметно, как в этих лучах, словно в танце, кружатся маленькие пылинки, а сам воздух отчего-то идёт едва заметной рябью, как в жаркий день. Удивившись этому оптическому явлению, Лоусон медленно пошёл в сторону противоположной стены, у которой стояли ящики. Он ступал осторожно, как и по лестнице, потому что не был уверен в прочности деревянного перекрытия по прошествии более чем сорока лет. Когда Ричард ступил в полосу света, в ушах на мгновение появился странный шум, который бывает, если нырнуть под воду - только не такой громкий. А лицом он почувствовал невидимую тонкую паутину и, вздрогнув от неожиданности и брезгливого ощущения, потёр лицо тыльной стороной ладони и метнулся к стене, позабыв о том, что хотел идти осторожно. Он ненавидел паутину и по этой причине не любил ходить в лес, где можно было наткнуться на неё лицом практически на каждом шагу. Шум в ушах исчез так же быстро, как и появился, и через минуту Лоусон забыл о нём. Потому что он нашёл то, что искал: в одном из ящиков были сложены те самые шаманские маски. Выглядели они действительно на любителя, и Ричард не удивился тому, что они оказались не распроданы, но ценность для Итона Хэмфри, а следовательно, и для них, они представляли колоссальную. Вне себя от радости Лоусон взял одну из масок, собираясь показать свою находку другу. Потом они могли бы подняться сюда вдвоём и выбрать самые лучшие экземпляры из этого ящика. В этот раз Лоусон не пошёл через луч света, потому что не хотел встретиться лицом с паутиной ещё раз (а он не сомневался, что она может быть там не одна), а двигался немного в обход вдоль стены и благополучно спустился на первый этаж. - Винс, смотри, что я нашёл на чердаке! - позвал он Кори, обходя деревянную стойку. Но друга на первом этаже он не обнаружил - ни за стойкой, ни где-либо ещё. И весы, которые тот откуда-то достал и рассматривал до этого, тоже пропали. Лоусон остановился в замешательстве. Он не помнил, чтобы слышал скрип старых дверных петлей, а значит Винсент не выходил отсюда. Но возможно, что это произошло в тот момент, когда у него появился этот шум в голове, который брюнет принял за неожиданное кратковременное понижение давления. Значит, тот всё же вышел. Нашёл что-то интересное (а может, схватил те самые старые весы) и поспешил к мистеру Хэмфри. Нет, не так. Ричард отрицательно покачал головой. Винсент без него никуда не ушёл бы. Разве что, может быть, он тоже почувствовал себя плохо и решил выйти на улицу. Нужно поискать его. Лоусон положил на стойку деревянную маску, решив, что вернётся за ней позже, и толкнул дверь. Та открылась немного легче, чем до этого, и даже почти не скрипела. "Вот почему я не услышал," - подумал он. Возле лавки, за ней и нигде поблизости Винсента тоже не оказалось, и Лоусон снова задумался. - Значит, пошёл купить воды или содовой, - пробормотал он вслух и решил тоже наведаться в "Вудрафф-авеню-маркет", что располагался через дорогу чуть ниже по улице. Другого объяснения таинственному исчезновению друга он не мог найти. "..Я пошёл к перекрёстку, упал на колени... Попросил Господа "Помилуй бедного Боба, если ты милосердный"... - послышалось из стоящего радиоприёмника на открытом окне парикмахерской. Лоусон остановился, прислушиваясь. "..Солнце садится, мальчик, и тьма собирается схватить меня здесь..." Ричард чуть заметно поёжился, узнав "Блюз на перекрёстке" Роберта Джонсона, погибшего в 1938 году при весьма странных обстоятельствах. Было довольно удивительно услышать его сейчас по радио, на заре шестидесятых, в мире рокабилли, Карла Ли Перкинса, Элвиса Пресли и рок-н-ролла. Тоненько звякнул колокольчик, когда из дверей парикмахерской вышел мужчина в тёмно-синем костюме с красным галстуком и серой шляпе. Лоусон собирался идти дальше, но мужчина неожиданно шагнул прямо к нему. - Увидел тебя через окно в парикмахерской. Ты уже две минуты как неподвижно стоишь напротив окна. Потерялся, сынок? Или просто любишь блюз? - спросил незнакомец, доставая старый портсигар. - Терпеть не могу, - повёл плечом Лоусон. - Просто подумал, что уже много лет его не передавали по радио. Мужчина достал баглеровскую сигарету и сунул себе в уголок рта. - А я часто его слышу. Старина Боб ещё популярен, хоть уже и мёртв. Его гитарные ритмы грубы, но многие, вместе с тем, находят их очаровательными. Я тоже не любитель "чёрной" музыки, но мне понравилась его "Адские гончие у меня на хвосте", хотя она и напоминает мне о чёртовой Великой Депрессии. Слава Господу, она, наконец, отступила... - Он мгновение помолчал и добавил: - Я считаю, что Франклин Рузвельт поможет нам подняться с колен. А что думаешь ты? Лоусон удивлённо потёр переносицу. - Не думаю, что Рузвельта изберут ещё раз когда-либо, как, впрочем, и Эйзенхауэра. Джи-Эф-Кей был выбран только недавно, - сказал он и, заметив замешательство собеседника, пояснил: - Так называют Джона Кеннеди. - Кто такие эти Кеннеди и Эйзенхауэр? - приподнял брови мужчина. Ричард мысленно посочувствовал ему, подумав, что этот незнакомец, видимо, не совсем в себе. - Президент. И бывший президент. Мужчина покачал головой, по-видимому, тоже подумав, что его собеседник несёт какую-то чушь. Он окинул Лоусона взглядом, особо задержавшись на чёрной кожаной куртке с поднятым воротником, белой футболке, тёмно-синих джинсах со свисающей от ремня цепочкой и высоких чёрных кедах с эмблемой "All Star". - Ты не местный? - К сожалению, я здесь вырос, - усмехнулся Ричард, переступив с ноги на ногу. Он думал, как бы повежливее отвязаться от говорливого незнакомца, потому что совершенно не был любителем болтать с первыми встречными, особенно с теми, у кого с головой явно не в порядке. Да и не терпелось найти друга и спросить его, какого чёрта тот ушёл, ничего не сказав. - Знаете, мне... - Как твоя фамилия? Может быть, я знаю твоего отца? - мужчина, похоже, в упор не замечал нежелание брюнета продолжать разговор. - Я многих в городе знаю. - Лоусон, - буркнул Ричард, и тут же об этом пожалел. Нужно было назвать какую-нибудь другую фамилию, лучше даже вымышленную. - Так Майкл Лоусон - твой отец? - удивился незнакомец. - Я думал, у него только один сын, Брэд. Ричард понял, что бедняга окончательно потерялся во времени. И как только его отпускают на улицу одного? А так ведь и не скажешь - с виду вполне приличный. - Сэр, мне пора идти, - быстро проговорил брюнет. - Хорошего вам дня. Он решительно развернулся и быстрым шагом стал переходить дорогу. Прямо перед ним проехал Форд "Модель-Т", и Лоусон проводил его подозрительным взглядом. В голову неожиданно пришла мысль о том, не снимают ли у них сегодня какое-нибудь кино? Конечно, у них здесь далеко не Голливуд, но бывает же так, что для съёмок нужен как раз именно такой небольшой провинциальный городок. Правда, съёмочной группы с камерами Лоусон поблизости нигде не увидел, но впервые за всё то время, что он здесь жил, ему встретился такой автомобиль, и это действительно удивило его: насколько он помнил, последнюю "Модель-Т" выпустили в 1927 году. Но "Вудрафф-авеню-маркет", который располагался на этом месте уже более десяти лет, Лоусон тоже не нашёл - сейчас он с удивлением смотрел на витрину аптечного магазина. "Новинка от компании 'Мерк и Ко': синтезированные витамины группы В! Удобная дозировка, приятная цена! Желаем вам крепкого здоровья в 1941 году!" - гласил рекламный плакат, приклеенный на внутренней стороне стекла. Лоусон протёр глаза и посмотрел на плакат снова. Но там ничего не изменилось: фармацевтическая компания по-прежнему желала людям здоровья в 1941 году, и Лоусон был бы очень признателен, если бы кто-нибудь пояснил ему, в чём смысл этой шутки, потому что пока ему было не понятно. Также он точно, абсолютно точно был уверен, что именно здесь аптеки быть не должно - одна из них была выше улицей, на Вест Хай-стрит, а вторая, наоборот, ниже - на Сауз Мейн-стрит. Так какого чёрта?... Ричард обернулся и огляделся ещё раз. Он однозначно был в Либерти, потому что на другой стороне улицы по-прежнему возвышалось историческое здание суда округа Юнион - его невозможно было спутать ни с чем другим. Неужели именно так люди и сходят с ума? Дверь аптеки открылась, и оттуда вышла женщина лет сорока, одетая в светлый костюм с прямой юбкой: одной рукой она поправила шляпку с искусственной розой, а второй прижимала к себе бумажный пакет, полный разных бутыльков с таблетками и микстурами. Именно по этой шляпке и пакету с лекарствами Лоусон тут же узнал в ней миссис Коллинз, жившую чуть ниже по улице от его дома. Вообще, насколько он знал, миссис Коллинз было лет шестьдесят с небольшим. Она не выходила из дома без этой шляпки, которую, очевидно, когда-то добыла в своём первом бою в магазине одежды на Центральной улице и очень ей гордилась, даже несмотря на её слегка потрёпанный годами вид. Любимым занятием этой женщины было подглядывание и подслушивание всего и всех, а также пересказ городских сплетен. И если она вдруг не заглядывала кому-нибудь во двор через изгородь или не грела уши в читальном зале, то значит в этот момент она копалась в своём аптечном шкафчике в поисках таблеток от давления или потащилась в амбулаторию на очередную процедуру вроде записи кардиограммы. Но сейчас он мог с уверенностью сказать, что ей лет на двадцать меньше, это точно. И она не узнавала его. Женщина покосилась на него с подозрением, прижимая к себе бумажный пакет со своими сокровищами, очевидно, предположив, что причина такого пристального внимания к её персоне в том, что этот странно одетый парень хочет украсть у неё её покупки. А затем развернулась и быстрым шагом стала удаляться вверх по Вест-Юнион-стрит, пару раз обернувшись назад, чтобы убедиться, что он не преследует её. Но Лоусону было абсолютно плевать на миссис Коллинз, а на её лекарства и подавно. Он вдруг понял, что, судя по всему, во времени потерялся не тот мужчина в тёмно-синем костюме, а он сам! Причём в самом что ни на есть буквальном смысле. Он вспомнил то ощущение паутины (а паутины ли вообще?) и мимолётное покалывание на коже, а также странный шум в ушах и таинственное исчезновение Винсента. И почувствовал, как помимо его воли губы растягиваются в улыбке. Значит, это всё правда: то, что говорил старик Флетчер о посещении лавки Филлипса и своём путешествии в прошлое. Именно сейчас он связал вместе эти два события, о которых тот рассказывал по отдельности, и которые оказались не выдуманы. Когда они с друзьями ещё были детьми, они просили соседа рассказать им какую-нибудь историю, которых тот знал великое множество. Большинство из них были его собственного сочинения, потому что когда он выпивал бутылку-другую, его фантазия начинала работать на полную катушку. И один раз старик Флетчер, пьяно посмеиваясь, рассказал, как летом 1941 года случайно оказался в 1919-м. "Представляете, дети, - говорил он. - Я купил там десять фунтов замечательной пшеничной муки за четыре цента, а потом вернулся и продал её здесь уже за пятнадцать, ха-ха! Я собирался открыть своё дело по выгодной продаже продуктов двадцатидвухлетней давности, которые после перемещения не постарели ни на сутки, но на следующий день это окно уже оказалось закрыто." Где было это "окно" и что оно из себя представляло, он не говорил, сколько бы не спрашивали. Разумеется они посчитали всё выдумкой, как и множество других историй. Но оказалось, что тогда ради разнообразия Тед Флетчер рассказал им правду. У Лоусона была твёрдая уверенность в том, что он сможет вернуться назад тем же способом, что и попал сюда: раз он вышел из некоего портала, значит, сможет зайти и обратно, ведь старику Флетчеру это удалось. Ему не терпелось вернуться в своё время и рассказать об этом Кори, возможно даже позвать его с собой сюда снова, чтобы тот тоже это увидел. Но всё же желание посмотреть здесь что-нибудь ещё пересилило. И он решительно направился вверх по Вест-Юнион-стрит - с детства знакомой, но в то же время и такой неизведанной и полной неожиданных сюрпризов.