****
Сейчас же его даже не попросили, не поинтересовались о том, хочет ли он приглядывать за этой мелочью, не объяснили, почему этим должен заниматься именно он, а не кто-либо другой из жителей дворца, а просто перед фактом поставили. Он, черт возьми, министр, а не какая-то там нянька для малолетнего невоспитанного княжича! Рунтар просто хотел побыть наедине с собой и немного привести в порядок свои и так расшатанные нервы, притом что Бад и так частенько наносит ему визиты, даже не предупреждая об этом. Отдохнуть от всех хотя бы на своей приватной территории — он, что, так многого хочет? Но, по всей видимости, отдохнуть Рунтару было не суждено — едва он успел прилечь, как его покой прервали. В очередной раз. Нет, он ничуть не удивлен, просто сейчас он вне себя от ярости. «Мало мне было одного недоумка. Теперь их двое плюс одна дурында... Ага, знаю я, зачем вы ненадолго уходите, пара голубков — еще одного придурка заделывать где-нибудь на лужайке или в лесочке, чтобы не мешал никто. Важных дел у вас явно нет — все равно вы полезного ничего не делаете, все на мне. Как же я вас всех ненавижу, чтоб вы все сдохли, уроды» — пронеслось у него в мыслях. Анкутма, державший до этого сынишку на руках, посадил его рядом со своим советником и по совместительству другом детства, а затем, попрощавшись, потрепал их обоих по головам. Бад засмеялся, а Рунтар сердито зашипел, попытавшись убрать тяжелую руку со своей макушки. Он терпеть не мог, когда его трогали. Когда Анкутма наконец покинул его комнату, Рунтар тут же шумно зевнул, прикрыл глаза и повернулся спиной, заранее давая этому несносному мальчишке понять, что не настроен на какое-либо взаимодействие, но это отнюдь не произвело на Бада ожидаемый эффект. Он не замечал, а возможно, не хотел замечать плохого настроения Рунтара. Мальчик приблизился к полулежащему взрослому, лег ему на грудь и звонко окликнул его: — Дядь Рунтар! Дядя Рунтар. ДЯДЯ! Насколько же он ненавидел это обращение, словами не передать. «Какой я тебе еще дядя, мелкий паразит? — мысленно ответил Рунтар, продолжая неподвижно лежать, не реагируя на действия мальчика. — Ладно, Рунтар, просто не реагируй, лежи тихо и не двигайся, тогда, может быть, ему надоест и он сам займет себя чем-нибудь или пойдет бесить кого-нибудь другого…». Мальчик был примерно одного роста с Рунтаром, но заметно шире в плечах и гораздо упитаннее. «Нашел чему научиться у папки. И это Бад сейчас еще совсем малыш, а что же будет, когда он подрастет? Раздавит меня ко всем чертям, вот что будет» — продолжали течь мысли у него в голове. Но к следующему действию своего вынужденного подопечного Рунтар оказался не готов: Бад приподнял пару прядей его черных волос, после чего подул прямо ему в ухо. Рунтар дернулся от неожиданности и резко открыл глаза, встретившись взглядом со смеющимися голубыми глазами этого мелкого нарушителя спокойствия. — Я ведь знал, что ты притворяешься! — захихикал Бад. — Ты, как всегда, в своем репертуаре. — буркнул Рунтар. — Наконец-то я застал тебя! А то как к тебе не зайдешь, тебя или нет, или ты дрыхнешь. Ты такой скучный! — И тем не менее, ты все же предпочитаешь благословлять меня своим обществом вместо того, чтобы найти себе занятие и интересно провести время до возвращения родителей. — язвительно произнес Рунтар. — Мне очень приятно, что мой заслуженный отдых в очередной раз прерывается твоим пронзительным голосом и громоздким телом. Хотел бы я, чтобы все могли познать такую радость.****
Бад, не уловив явного сарказма в реплике взрослого, поудобнее устроился рядом с ним и попросил: — Дядь Рунтар, расскажи сказку, а? У тебя всегда самые лучшие истории! Рунтар в ответ вздохнул — сочинять и рассказывать сказки он замечательно умеет, хотя уже давно в них и во всякие чудеса не верит. А именно с пятилетнего возраста, когда загадал на рождественскую звезду желание вырасти и стать таким же, как и все его сверстники, и оно не сбылось. — Ох, ну ладно, все равно ведь не оставишь меня в покое. Жил-был на свете бурый медведь с черной шерстью — более темной, чем у его сородичей. Но это было далеко не самым главным, что выделяло его среди них. Бад завороженно слушал, затаив дыхание. — Медведь был карликом — став взрослым, по размеру он не превосходил маленьких медвежат, а по силе уступал даже им. Охотиться и ловить рыбу вместе с другими медведями ему было не под силу, зато он был очень хитер и потому ловчее всех отыскивал кусты со сладкими ягодами и гнезда диких пчел. Однако прочие медведи не обращали никакого внимания на эти его достоинства. Из-за его маленьких размеров и физической слабости они считали его дефектным и всячески презирали, показывая, что он тут явно лишний. Поэтому медведь всегда был очень несчастным, старался по возможности ни с кем не общаться и проклинал судьбу за то, что она так жестоко обошлась с ним и его жизнь складывалась по самому худшему из возможных вариантов. Конец. — Дядь Рунтар, это не сказка! — воскликнул Бад. — Неужели? Я полагал, что это именно так. У нее было начало, середина и конец... — Да, но если она закончилась плохо, то, значит, это на самом деле не конец — все сказки должны иметь счастливый конец! — оборвал его на полуслове Бад. — Должны, но далеко не всегда так бывает. Бад затих и с минуту не издавал ни единого звука, что-то обдумывая, было только слышно, как ресницы шуршат. Рунтар подложил руки под голову и закрыл глаза, радуясь, что сейчас он наконец сможет отдохнуть, как вдруг его вынужденный подопечный подал голос: — Дядь Рунтар, получается, что ты такой же несчастный, как тот карликовый медведь? Рунтар ничего не сказал в ответ, лишь кивнул, подтвердив тем самым правоту слов мальчика. Но в этот момент что-то дрогнуло в каменном сердце Рунтара, когда он увидел обычно всегда озорного, неугомонного и веселого Бада настолько задумчивым и подавленным. Однако Рунтар быстро отбросил это странное и непривычное чувство в сторону. — Это несправедливо! — воскликнул Бад. — Согласен, но я уже давно смирился с тем, что в этом мире нет никакой справедливости. И чем раньше ты это поймешь, тем лучше для тебя. Но знаешь, несправедливость — это в первую очередь неравное распределение между людьми каких-либо жизненных благ или везения: кому-то все, а кому-то ничего. — Например? — Ну, за примерами далеко ходить не надо — твоему папе повезло в этой жизни гораздо больше, чем мне. — уклончиво ответил Рунтар, всегда любивший поныть о своей непростой жизни, но при этом не привыкший изливать душу кому-либо помимо своего верного четвероногого друга. — По меньшей мере, у меня нет семьи, я один в этом мире, а у него есть ты и твоя мама… — И еще ты. — добавил Бад, оборвав его. Тут же поймав на себе крайне недоуменный взгляд, мальчик объяснил: — Папа всегда очень радуется, когда ты подходишь к нему, и улыбается во весь рот. Знаешь, а я раньше думал, что вы с папой — родные братья. А когда я спросил у папы, почему вы так непохожи друг на друга, если вы братья, то он засмеялся и сказал, что ты — его лучший друг, а не родной брат, просто он тебя очень любит с самого раннего возраста. Рунтар слабо улыбнулся в ответ на эту трескотню. В этом он никогда не сомневался, хотя очень хотелось бы, чтобы Анкутма, который был уж слишком неравнодушен к своему «чахлому другу», хотя бы на один день забыл про его существование. Рунтар всю жизнь был диковатым, себе на уме, и никогда не любил излишнего внимания к себе. — Жаль, что у тебя нет сына или дочки. — добавил затем мальчик. — Мы бы подружились.****
Природа взяла свое — после плотного обеда Бад через некоторое время безмятежно задремал, а Рунтар, до сих пор державший руки под головой, непроизвольно обнял пристроившегося рядом мальчика и глубоко задумался. Бад по-настоящему любит его, и знание этого смогло несколько растопить холод, злобу и ненависть по отношению к целому миру, которая находилась у Рунтара в душе всю жизнь и день ото дня только росла, точно снежный ком. С его точки зрения, его все вокруг презирали и высмеивали за его физические дефекты, что всегда казалось коротышке несправедливым, ведь он никаким образом не мог изменить это, а если бы только представилась такая возможность, то он бы непременно ею воспользовался. И хоть мало кто относился к Рунтару подобным образом, это было, по его мнению, наиболее естественным вариантом развития событий. В подбородок ему утыкалась рыжая вихрастая макушка. Слегка склонив голову набок, Рунтар разглядывал мальчика. Цвет волос — единственное, что отличало Бада от отца в этом возрасте. Рунтар был с Анкутмой всю жизнь и потому волей-неволей находился рядом и в самые тяжелые или важные для него моменты, и в каждый из этих дней Рунтар проклинал судьбу. Например, когда Анкутма занял место отца, то Рунтар, проводя церемонию в честь этого события, переполнялся недовольством по поводу того, что страной теперь будет править тот, кто, с авторитетнейшей точки зрения Рунтара, совершенно для этого не подходит. Когда женился — черная зависть. Когда обзавелся наследником — неистовый гнев при той мысли, что «их теперь двое, кошмар, еще одного такого придурка я не выдержу». Он всю свою сознательную жизнь ненавидел Анкутму и сначала просто желал, чтобы он исчез из этого мира и более не докучал, а затем, видя, что его желание не собирается сбываться, решил приложить максимум усилий, чтобы обеспечить это. А, собственно говоря, за что? Да, Рунтар еще с детства любил тишину и одиночество, и потому его крайне раздражало, когда кто-то этому мешал, а Анкутма был крайне настырным, поэтому Рунтар и хотел от него избавиться. Но Анкутма никогда не причинял своему «чахлому другу» умышленного вреда и другим не позволил бы этого сделать. Он любил его как никто другой и считал практически частью своей семьи. Сегодня впервые в жизни Рунтару отчего-то вдруг стало очень совестно за то, что он столько раз подвергал опасности того, кто доверял ему гораздо больше, чем следовало бы, и на глазах у Рунтара даже выступили слезы, а ведь коротышка отродясь не плакал. «Какой же ты придурок, Анкутма. — горько усмехнулся Рунтар в мыслях. — Я столько раз пытался сжить тебя со свету, и будь у тебя в голове хоть немного мозгов, ты бы давно обо всем догадался. Но нет — ты почему-то видишь во всех окружающих только хорошее, даже если оно напрочь отсутствует, и в силу своей наивности никогда не замечал моей природной злобы и хладнокровия. Я ведь мог сейчас от твоего единственного сына запросто избавиться, и единственное, что помешало бы мне это сделать — только его тушка, которой он меня придавил к постели». Хоть Рунтар долго боролся, однако через некоторое время и его сморило, и он наконец провалился в сон, крепче прижав к себе мальчика. Яркое июньское солнце, в это время суток стоявшее высоко в небе и светившее особенно ярко, во всю свою мощь, в эти минуты притаилось за облаками, не желая мешать их сладкой дреме.