Кара небес

…Моё предложение застигло его врасплох — он даже не покраснел, только вытаращил на меня свои красивые темные глаза — осознание ещё не настигло капитана Периклеса, совершенно очаровательного в своем откровенном недоумении. — Сударь? — спросил он, пока ещё уверенный, что ему послышалось. Я усмехнулся и шагнул к нему. Периклес не отступил, слишком пораженный происходящим и даже не попытался увернуться от моей руки. — Что слышали, капитан, — сказал я, приобняв его за стройную талию, — ваш поцелуй в обмен на мое молчание. Он растерянно захлопал глазами и начал наконец краснеть — объятие игнорировать у него всё-таки не получилось. — Но… но разве мы уже обо всем не договорились? Он жалко улыбнулся, глядя на меня снизу вверх — я был выше и больше его, и он ощутимо робел перед силой моего тела и неприкосновенностью моего статуса. Понимание собственного превосходства подкрепляло мою настойчивость. — Вы ведь меняете свои решения, капитан Периклес, я тоже слегка поменял условия, — улыбнулся я сдержанно, с удовольствием наблюдая, как на красивом и испуганном лице моего греческого офицера промелькнуло выражение гнева, которое он тут же трусливо спрятал под прежнюю маску подобострастия, — отвертеться от огласки, просто отпустив меня со всем моим имуществом у вас больше не получится. Периклес попытался отстраниться вежливою, но настойчивой рукой – я засмеялся и не позволил ему этого сделать. — Сударь, ведь ваше предложение переходит грани приличия! — возмутился тогда мой красавец, уже совсем откровенно пытаясь освободить себя из плена моих объятий, (но я-то был сильнее), — разве я угрожал вам насилием, чтобы вы имели право так себя вести? Разве не был ваш плен больше похож на курорт?.. — Вы обещали, что меня прикончит ваш крестный, если не получит вовремя выкуп, — отозвался я со смехом и, захватив рукой его подбородок, попытался приблизить к его лицу свое. Я уже почувствовал чарующий аромат его кожи с легкой примесью пота, запах его напомаженных усов, промахнувшись, успел коснуться их своею верхнею губой, но Периклес не думал сдаваться. — Сударь! — рванулся он прочь, умудряясь выразить в этом восклицании всю силу своего возмущения и попытался меня оттолкнуть, я же перехватил его за запястья и развел их в стороны, помещая себя между его рук и вплотную прижимаясь к его бурно вздымавшейся груди. Его лицо горело от стыда, глаза — от гнева, но я твердо вознамерился не отступать. — Всего лишь поцелуй, капитан Периклес, — попытался я убедить его, недвусмысленно склоняясь, — об этом никто не узнает. Мне казалось, он клюнет на обещание неразглашения и, пусть смущаясь и даже сомневаясь, но поднимет лицо и приблизит губы, однако я не рассчитывал на то, какая гордость кроется в душе этого двуликого разбойника. — Об этом буду знать я и будете знать вы, — отвернулся он, отклонившись от меня и являя свой элегантный профиль моим глазам, — поэтому, господин Бошани, пощадите нас обоих и отпустите меня. Я подчинился и выпустил его запястья – чтобы затем снова заключить его в объятья и попытаться поцеловать. Его черные волосы мазнули меня по лицу, когда он изловчился и увернулся от моего поцелуя — но я попал губами ему в висок, и тогда Периклес взвизгнул как взволнованная девица. — Прекратите! — воскликнул он приказным тоном — в котором все же ненароком проскользнул призвук отчаянья. Я почувствовал, что победа моя близится. — Всего лишь поцелуй, Периклес, но если вы будете так противиться, цена может и возрасти, — предупредил я и снова, не церемонясь, поцеловал его в участок кожи уже ближе к уху, на этот раз распознавая в запахе его волос морские нотки духов. Последовавшее восклицание испуга было теперь значительно тише — красавчик принял мои слова к сведению и повернул ко мне раскрасневшееся лицо. — Вы отпустите меня? — спросил он робко, зная, что примени я на нем его же переменчивость в принятии решений, так просто ему уже не отделаться — но я не был так жесток. — Отпущу, — пообещал я и потянулся к его лицу подбородком, склоняя голову набок. Периклес несчастно вздохнул и, зажмурив глаза, потянулся ко мне навстречу. Я уже было ощутил тепло его пересохших от волнения губ, дрожь их под своим поцелуем, но в этот момент в палатку внезапно влез жандарм, и Периклес в ужасе дернулся в сторону, хоть и не смог полностью от меня избавиться. — Что тебе нужно, Софоклис?! — воскликнул он красный как рак. Софоклис, к его счастью, не заметил рук, что все еще удерживали его капитана. — Жандармы Озарка, — сообщил он коротко и смущённо перевел взгляд на меня — мое инкогнито уже не было инкогнито ни для кого в лагере, три дня удерживавшего меня в неволе. Озарк был генералом, и отвечал за мое путешествие в Грецию, и Периклесу предстояло сильно постараться, чтобы убедить своего пленника, то есть меня, не раскрывать его способы дополнительного заработка его непосредственному начальнику. — Иди, — упавшим голосом произнес мой красавчик и, когда Софоклис ушел, обречённо посмотрел на меня блестящими от волнения глазами. Румянец на его лице теперь опасно сопровождался смертельной бледностью. — Поцелуя вам, я полагаю, уже будет недостаточно, — скорее озвучил он свою догадку, чем задал вопрос, и я, сочувственно улыбаясь, кивнул. Периклес вознёс глаза к сводам нашей палатки, принимая кару небес в наказание за прежнюю свою неосторожность и за легкомысленность и произнес со смирением в голосе: — Называйте ваши условия. Я хищно улыбнулся и, ощущая теперь на то полное право, притянул его обратно в объятия.