Открой свои глаза

Наруто всегда знал, что однажды это случится. Неважно — ночью, после жаркого до боли в конечностях секса, или утром, перед самым рассветом, когда первый луч солнца еще едва касается горизонта и темно-синим сумраком подсвечивает уже поблекшие от времени занавески на старом окне, а Саске поднимается даже без будильника. Он всегда просыпается в это время и никогда не пропускает его, даже если заснул всего полчаса назад. Иногда Наруто специально лежит тихо как мышь и даже не шевелится, почти не дышит в надежде, что вот сегодня, хотя бы сегодня он останется с ним. Но Саске всегда уходит. И Наруто приходится только обреченно наблюдать за тем, как он резко пробуждается, будто от какого-то толчка извне, хотя вокруг тишина, и только отдаленно слышится эхо голоса, призывающего к молитве спящий город. «Молитва лучше, чем сон», — именно эти слова каждый раз заставляют Саске вставать, даже если вчера он был смертельно уставшим. А Наруто притворяется спящим, когда Саске садится в постели, и через пару секунд аккуратно сжимает его лодыжку, чтобы разбудить. Он всегда будит его вот так — мягко. Не трясет, не зовёт по имени, даже не целует. А только за лодыжку. Приходится открыть глаза. — Утренний, Наруто, — говорит он, хотя знает заранее, что это бесполезно. — Нет, — отвечает тот назло и в очередной раз видит, как Саске поджимает губы. — Помолись хотя бы один раз вместе со мной, и тебе это засчитается, как минимум, за двадцать семь. — Да что ты строишь из себя?! — в этот раз Наруто не выдерживает, подскакивая в кровати. — Сам святой, что ли? Мы трахались два часа назад, а теперь ты что-то лечишь про религию. Оглянись! На себя посмотри сначала! Да тебя же родители выгнали из-за того, что ты ёбаный пидор! Ты спишь со мной! Какая, нахуй, молитва? На какой Рай ты надеешься? Саске опускает взгляд и сглатывает. Он не отвечает ничего, молча надевает штаны и просто выходит. Саске никогда не отвечает на выпады. В этот раз он не возвращается долго, и Наруто, просыпающийся поминутно, видит лишь слабый свет, пробивающийся сквозь щель между дверью и полом, слышит звук воды из ванной, приглушенные шаги в коридоре. И жалеет о том, что сказал. Вздохнув, он раздраженно начинает одеваться, мучимый угрызениями совести. Когда Наруто входит в комнату, Саске все еще молится. Поэтому он бесшумно садится у стены позади него, зная, что никак не сможет этому помешать. С такой же силой, с какой Наруто ненавидел в Саске все это, с такой же и любил. Он не знает, из-за чего конкретно решил сейчас встать с постели — то ли для того, чтобы извиниться, то ли — чтобы просто на него посмотреть. Саске во время молитвы становился почти таким же уязвимым, как во время секса. Секс с ним всегда был чем-то на грани. Казалось, одно лишнее слово или действие — и все, он уйдет, закроется, не захочет продолжать. Наруто не знал, как в одном человеке умещается столько противоречия. В один и тот же момент он мог быть и с ним, и с Ним. Наруто казалось, что это совершенно разные понятия, но для Саске все было едино. Целовался почти с отчаянием. Получал удовольствие так, словно падал в бездну. Наруто каждый раз хотелось его удержать, и он цеплялся за него, желая вытащить, не подозревая, что когда Саске цеплялся в ответ, то обозначало это не спасение, а лишь еще большее падение в пропасть. То, как он пересиливал себя, как боролся с собой и каждый раз проигрывал… все это было из-за Наруто. Но иногда. Вот в такие моменты… Наруто не мог выиграть у Него. Саске никогда бы не стал бы склоняться перед Наруто вот так, в пол, задерживаясь на долгие секунды. Не смотрел бы так смиренно вниз, не отвлекаясь ни на что другое. И уж точно никогда не стал бы просить. С Наруто Саске — волевой, он всегда смотрит прямо в глаза и говорит начистоту, даже если знает, что это может не понравиться. Он с самого начала сказал ему — я не отрекусь. И он не отрекся. Из него и слова не вытянешь, если ему не хочется говорить, и у него есть свои ответы на все вопросы — просто он не хочет их озвучивать. Никто, посмотрев на него, даже не подумал бы, что он гей. И никто, посмотрев на него, не подумал бы, что он способен быть перед кем-то таким уязвимым. Босые, еще влажные ноги на ширине плеч, ладони, воздетые к ушам. Тихий шепот: «Слышит Господь того, кто восхваляет Его». И опять в поклон. То, как он смиренно опускается на колени, и тут же припадает лбом к полу, воздавая Ему хвалу, как садится на свои пятки, держа ладони на коленях и как искренне произносит: «Прости меня», прежде чем снова склониться в поклоне, оставляя на коврике влажный след от своих волос — все это не может оставить равнодушным. Если бы Наруто мог обладать такой силой, чтобы склонять столь сильных людей на колени перед собой… Кожа покрывается мурашками. Если уж Саске чувствует себя ничтожным перед Ним, то кто он?.. Наруто невольно потирает плечи, когда Саске почтенно здоровается с ангелами на своих, поворачивая голову сначала вправо, а потом влево. Они слышали все, что он сказал накануне. Они знают все его мысли. Даже те, где он хочет, чтобы Саске стал более достижимым для него. Он помнил, что на этом молитва заканчивается, но для Саске это никогда не было окончанием. Тот продолжает сидеть, подогнув под себя одну ногу, и раскрывает перед собой ладони, склоняя голову вниз, словно бы стыдясь самого себя. Саске не поднимает взгляда даже на уровень своих глаз, когда говорит с Ним. Только ресницы дрожат, отбрасывая тени на бледные щеки, и губы шевелятся, шепча что-то, что слышит только Он. Именно это всегда было недоступным для Наруто и всегда — самым ненавистным. Что говорит Саске? О чем он просит? Чего хочет? О чем раскаивается? Душа Саске нараспашку открыта только перед Ним, но никогда не будет настолько же обнажена перед Наруто. Саске шепчет долго, так что Наруто продолжает сидеть, нелепо глядя на его сгорбленную спину и мечтая о способности читать мысли. Он всегда боялся только одного — что Саске просит о том, чтобы он смог отпустить Наруто. Потому что только это Саске не был способен сделать никогда. Только из-за Наруто Саске не смогли принять родители. И как бы Саске ни ненавидел себя тогда, он все равно не смог его бросить. Только понимание того, что самоубийство — тяжкий грех, удерживало его в этой жизни. Хотя и сам Наруто был для него грехом потяжелее. — Брось уже, а… — осторожно говорил Наруто. — Наруто, — спокойно отвечал тот. — Родители — люди. А люди забывают все хорошее из-за одной ошибки. И только Он способен простить все ошибки из-за одного хорошего дела. И если Он до сих пор не отнял у меня мою веру, значит, у меня еще не все потеряно… — Но ты же со мной, — поджимал губы Наруто. А Саске только обреченно вздыхал — бесконечно виновато в признании своей греховности. Но все равно подтверждал: — Да, я с тобой. Он не искал себе оправданий. Но Наруто никогда не склонял его к себе специально. Не провоцировал. Наоборот — он восхищался им. Восхищался тем, как Саске смиренно опускал голову при отце, как нежно обнимал мать. Наруто не слышал из его уст ни слова жалобы на них, хотя каждый в их группе в университете так или иначе поносил предков, иногда — напрямую по телефону или даже в лицо. Наруто восхищался тем, как спокойно Саске воспринимал любую критику. И не было в этой склоненной перед людьми голове ни намека на слабость или трусость, скорее — безграничное терпение. И все это — при всей его физической форме, которая без слов говорила о том, что кто-то мог бы жестоко поплатиться за свои слова. Саске запирался в пустом кабинете и молился в самом углу, когда наступало время. Иногда дверь открывали снаружи, и это видели другие. Слишком лично, слишком интимно. Но они смели вмешиваться. Кто-то издевался, кто-то кричал: «У нас тут пара, алло», «Ау, прекращай давай!» Кто-то просто недобро фыркал. А Наруто злился: — Да что вы хотите от него? Он как-то мешает вам, что ли?! В то время как Саске уже заканчивал свою молитву, спокойно собирал свой дорожный коврик и надевал кроссовки, не обращая ни на кого внимания. Однажды Наруто не выдержал: — Ты бы им хоть слово сказал! Кто они такие, чтобы приставать к тебе? Дай им в рожу пару раз — ты смог бы! Но Саске посмотрел на него таким взглядом, что у Наруто вышибло дух. Не может быть, чтобы Саске был в него влюблен. — Зачем? — просто спросил тот в ответ. — Чтобы они уверились в том, что я смешон или агрессивен? Я могу держать себя в руках. Это «я могу держать себя в руках» продолжалось еще полгода. Только относилось это не к дракам. А к Наруто. Эти долгие взгляды становились невыносимыми. Борьба в них — красноречивее слов. И поэтому Саске никогда не оставался с ним наедине. Обменивался лишь парой фраз, но когда Наруто защищал его снова и снова, то его чувства словно бы прорывались наружу, излучая почти видимый свет. А потом Наруто не выдержал опять: — Если ты хочешь быть со мной, будь, — поймал как раз, когда тот был один в кабинете. — Это неправильно, — Саске давно понял, что его не могли не заметить, а потому сглатывает и убирает коврик в рюкзак. Да, неправильно, мог бы сказать Наруто, но никто не может быть идеальным. Да, неправильно, но чувства есть, и ничего с ними не сделаешь. Но вместо всех ненужных слов он просто целует его. Этот первый поцелуй был самым ломающим из всех. Саске то цеплялся за него, то пытался оттолкнуть, изламывая брови в мучении. Казалось, Наруто вкусил вместе с наслаждением и всю горечь с его губ, пока держал его за рубашку, не отпуская. Но когда все-таки отпустил, то подождал пару мгновений, давая отдышаться, и повторил вновь: — Если хочешь быть со мной, будь. И в обреченно прикрывшихся глазах оказался весь его ответ. Саске признал поражение. Тогда все это восхищало. Теперь же — вызывает отчаяние. Наруто почти со страхом смотрит, как Саске потирает раскрытыми ладонями лицо, заканчивая молитву, и аккуратно убирает за собой коврик. И сдержанность Наруто в очередной раз достигает предела: — О чем ты просишь Его? Саске молчит несколько секунд, а потом все-таки отвечает: — О Рае, — и украдкой вытирает глаза. Отлично. Теперь он еще и плачет из-за Наруто. — Да какого черта? — он раздраженно меняет позу, скрещивая ноги. — Ты серьезно?.. — Я знаю, что было два часа назад, Наруто, — тихо прерывает его Саске. Он никогда не повышает голос. — И я не для себя просил. А для тебя. Наруто молча смотрит на него и раскрывает в удивлении рот. — Для меня? Саске останавливается напротив. Еще влажные после омовения волосы отсвечивают желтым светом. Что-то как будто изменилось в Саске сегодня, хотя лица и не видно из-за слабого освещения. А потом он опускается перед Наруто на колени и садится на пятки — неосознанно, не специально, а просто — чтобы быть ближе. И по коже Наруто в очередной раз пробегаются мурашки. Страшно иметь такое влияние. Даже в теории. Но Саске никогда перед ним не смотрит смиренно в пол. Он глядит уверенно в глаза. — Да, для тебя, — отвечает, вдруг с силой сжимая его плечи. А потом признается так тихо, чтобы только просыпающееся утро могло его услышать: — Наруто… я был бы готов выбрать Ад для себя, если бы только знал, что это поможет тебе избежать его огня. — Его взгляд полон такой бесконечной тоски, что Наруто становится страшно. — Ты не знаешь, ты просто не видишь, насколько сильно ты заслуживаешь Рай. Саске молчит и будто на что-то решается, и Наруто не уверен, что хочет знать — на что. Саске с силой сжимает челюсти. И, кажется, что он сейчас заплачет, но слезы только заставляют блестеть его глаза, не скатываясь по щекам. — Не надо, Саске, — почти безысходно шепчет Наруто. Но тот зажмуривается, в каком-то почти беззащитном движении прижимаясь лбом к его груди, и вдруг шепчет: — Я люблю тебя. Очень, — надрывно. Его признания — всегда только так. Через силу. Через боль. Через борьбу. Заставляя душу разрываться на части, а не склеивать ее воедино. Наруто предпочел бы не верить в любовь вообще, если бы знал, что это слово означает на самом деле. — Саске… — он чувствует, что готов на что угодно, лишь бы Саске не произносил следующих слов. Но это так же бесполезно, как пытаться удержать его в постели перед рассветом. — Ради себя я бы никогда тебя не покинул, — шепчет Саске и целует его в последний раз. Не в губы — в висок. Очень нежно для такого человека как он. Почти с болью. — Но ради тебя и ради Него… — он напоследок прижимает его голову к своей груди. — …наконец-то вы в этом сошлись. Он встает. — Прошу, — они говорят это вместе. Но Наруто дальше молчит, а Саске продолжает: — Наруто, — шепотом. — Просто открой свои глаза и позволь себе увидеть. Наруто почти не замечает, как Саске уходит. На этот раз — навсегда. Хлопает входная дверь. Утро только-только брезжит за окном, переходя в серые сумерки. А Наруто продолжает сидеть на полу у стены, и перед глазами у него только две вещи, которые оставил после себя Саске: тот самый коврик и Книга.