Завтра, послезавтра, всегда

      Варвара Георгиевна в очередной раз лежала в онкобольнице. Она перенесла уже двенадцать курсов химиотерапии, но болезнь не отступала. К сожалению, она слишком поздно обратилась к врачу, и её лейкоз уже вступил в третью стадию. Варвара Георгиевна давно ощущала усталость, упадок сил, сильно исхудала, осунулась, но никак не успевала дойти до врача: она много работала, ее должность заведующей кафедрой иностранных языков университета требовала постоянного внимания. И вот, когда однажды утром у нее ужасно распухла шея и она с трудом смогла выпить кофе, только тогда она пошла в поликлинику. А оттуда ее уже не отпустили, срочно отправив в больницу. И так она полгода жила между домом и больничной палатой. Врачи уже не давали никак гарантий. Да и она сама ни во что не верила… В последнее время она особенно ослабела, практически целый день лежала в постели, читала или просто спала. В тот день ее расстроенная дочь Регина пришла к ней с внучкой, проворной трехлетней прелестной малышкой Юленькой. Девочка сразу забралась к бабушке на кровать и обняла обеими ручками: — Бабуленька моя любимая, приходи скорее домой, мы тебя так ждём! Мама все время плачет и плачет, а я ей говорю: «Не плачь, бабушка опять тебя будет ругать, когда вернется!» Ты же скоро придешь, правда? — Правда, киска моя, я скоро буду с вами. Какая ты у меня красавица, — улыбаясь, ответила Варвара Георгиевна, гладя внучку по голове. — Пусть мама не плачет, а то я ей и правда чертей дам. Дочь всхлипнула и, зажав рот, выбежала из палаты. — О, опять реветь побежала, — сказала Юленька. — Бабушка, а я тебе картинку нарисовала, хочешь, покажу? — Конечно, моя радость, ты замечательно рисуешь, — кивнула Варвара Георгиевна. Юленька вытащила из материнской сумки конверт. — Вот! Это я нарисовала нас на море, помнишь, как мы с тобой ездили? Это солнце, это море, это песок, это пальмы, а это мы с тобой, — тараторила она, показывая на яркой, хоть и кривоватой, но решительно нарисованной картинке желтое солнышко, фиолетово-синее море, голубое небо с белыми тучками, зеленые пальмы и две фигурки в платьях, шляпах, с полосатой сумкой и оранжевым пляжным зонтиком — большую и маленькую. — Как ты стала чудесно рисовать, моя ненаглядная! Ты настоящий талант! Скажи маме, пусть отведет тебя в рисовальный кружок для малышей, — воскликнула Варвара Георгиевна. — А ты сама меня отведи лучше, когда вернешься. А потом мы с тобой снова на море поедем, когда лето придет! — ответила Юленька. Варвара Георгиевна грустно улыбнулась. «Лета у твоей бабушки уже не будет, деточка…» — подумала она. Но вслух сказала: — Конечно, мое счастье, мы обязательно поедем! Сядем в поезд, будем смотреть в окошко, поезд будет быстро-быстро идти! Я тебе куплю красивую куклу по дороге, там есть такая станция, где много-много игрушек, добрые люди выходят к поезду и продают всем, кто хочет, кукол, мишек, заек, лошадок… --Ты мне пляжный мячик купи, вот! Такой большой-большой! Будем играть в него! — воскликнула Юленька.       Вернулась зареванная Регина, через силу улыбнулась матери. И та улыбнулась в ответ. Вечером Варвара Георгиевна долго рассматривала рисунок внучки. Потом она прислонила его к бутылке с минералкой и, глядя на него, заснула. А утром, проснувшись раньше всех, она снова долго смотрела на него, потом спрятала под подушку и, преодолевая головокружение и туман в глазах, поднялась с постели. Надевая халат и тапочки, она пережидала мгновения слабости и снова упорно одевалась. Затем медленно, шатаясь, пошла в сторону ординаторской, где, как она знала, должен быть ее лечащий врач. В ту ночь он дежурил по отделению, значит, еще не сменился. Она долго-долго брела по коридору, держась за стены, но наконец, пришла. Врач, печатавший что-то в компьютере, с удивлением смотрел на свою пациентку, когда та зашла в кабинет. Высохшая как тень, совершенно седая, с серым лицом и черными кругами под глазами, тем не менее, смотрела она решительно и строго. — Здравствуйте, доктор, — медленно произнесла Варвара Георгиевна, держась за спинку стула. — Я прошу прощения, что побеспокоила вас. Но мне необходимо точно знать, каковы мои шансы. Я должна жить еще пять лет. Или хоть три года. Мне очень надо, доктор. Я согласна на все. Врач, чуть подумав, кивнул сам себе, встал, отодвинул ей стул и сказал: — Присаживайтесь, Варвара Георгиевна. Если вы смогли сейчас сами дойти сюда, думаю, что шансы у нас есть, и немаленькие. Мы попробуем экспериментальную методику. — Бабушка! Смотри, какой я замок сделала! Это ведь дворец феи Стеллы, да? — устроившись на пляже у ног сидящей в шезлоге Варвары Георгиевны, Юленька быстро набрасывала совочком мокрый песок на островерхую двурогую гору. — Смотрю, милая, а знаешь, это у тебя даже лучше, это Кёльнский собор. У тебя прекрасные способности к архитектуре! Мы поедем с тобой в Кёльн, и ты его увидишь на самом деле! — Варвара Георгиевна поправила косынку на головке малышки. Огромное оранжево-золотое солнце медленно клонилось к синему океану. Пальмы шелестели мощными изумрудными листьями под тихим ветерком, а под ногами скрипел самый белый в мире песок. Варвара Георгиевна протерла модные солнечные очки, надела их снова, чуть сдвинула на затылок роскошную широкополую соломенную шляпу и улыбнулась солнцу. Врач сказал — максимум пятнадцать лет. Ну это мы еще посмотрим, нам надо минимум двадцать. И мы сможем — да, мы сможем все. Сегодня, завтра, послезавтра и всегда.