Next 2 U

      Чонгук был рад сбежать из Пусана. Он считал себя взрослым и верил, что впереди его ждет светлое будущее и грандиозный успех. Он был лучшим в своем классе, и родители им гордились. В семье Чон он был примером для братьев и сестер, коих было не мало, если считать не только родных, но всех двоюродных, троюродных и так далее. Он всегда знал, что он старший, поэтому днями и ночами старался достичь везде и во всем максимума.       Поэтому и захотел сбежать. Потому что результатов, как оказалось, он смог достичь далеко не везде. Начиная отношениями и заканчивая учебой. Он тратил часы, чтобы получить хорошие оценки, читал учебники вперед программы и смотрел множество обучающих видео. Но оказалось, это все такое ничто по сравнению с тем, что было в Сеуле. Он прошел на бюджет только потому, что был льготником, и кто-то в очереди перед ним забрал свои документы из его университета. Это было только начало. Он не был с таким багажом знаний, как многие другие, не говоря уже о том, что большинство ребят из-за престижности универа были местными, так как окончили школу при этом заведении.       Общение не заладилось примерно так же: из общаги в группе он был один, а его едва заметный акцент отбивал всякое желание с кем-либо знакомиться. Да и к тому же Чон, черт возьми, гей. Он выяснил это где-то между соревнованиями по баскетболу и адской зубрежкой материалов еще в средней школе. Ему тогда в глаза младшим и родителям стыдно смотреть было. Казалось, что его мысли прочтут и выгонят из дома. Поэтому и решил уйти сам. Добровольно. Чтобы было не так больно.       А теперь он понял, что это все было только началом. Просто потому, что если от семьи уехать было тяжело, то возвращаться вообще казалось невозможным. Да, он взял академ, потому что ему было уже тошно не только от выбранной им специальности, но и от коллектива, который просто игнорировал его. В Пусане он был лучшим. Он был примером для подражания. А здесь, в Сеуле, он был не более чем серой массой, которая даже своего лица не имела среди крутых и модных одногруппников. Это было унизительно. Это продолжает быть унизительным, потому что его уже тошнит от самого себя. Золотой мальчик Чонгук из Пусана и серая масса Чон из Сеула — это совершенно разные люди.       Чонгук тихо забирал свои вещи в спортивную сумку, мрачно отмечая, что из клевых прикольных шмоток в его гардеробе остались только черные бесформенные вещи. Он даже не отрицает, что сдался. Ему совестно перед родителями, и, если честно, он даже понятия не имеет, что он будет делать. Путь назад ему закрыт. Не может он под новый год, вместо рассказа об отлично закрытой сессии рассказать о том, что он буквально сбежал из того места. Ему стыдно признать, что он оказался настолько в себе не уверен, что сам себя понизил, склонился а благоговейном поклоне перед сеульскими выскочками, вбивая себе в голову, что он — не они.

***

      Чонгук даже не в школе, чтобы говорить о каких-нибудь издевательствах или буллинге. Но все, что он может из себя выжать — это задушенное: «Я устал…». На этом его немой крик становится тихим хрипом в горле, а после и затихает там же. Оглядывая свою комнату, он понимает, что сосед наверняка даже не поймет, что что-то изменилось. Джисон в принципе не сильно им интересовался и даже не сделал в итоге ни одной попытки завязать хоть какое-то общение. Чону опять же это далось тяжело, потому что с ним хотели общаться. Всегда. А тут он снова пустое место и ни одного подбадривающего взгляда. Он был так слеп, когда до дрожи в коленях мечтал о самостоятельной жизни в большом городе. Сейчас он прекрасно осознает, что он всего лишь мелкий идиот, который до воя жаждет мамину подбадривающую улыбку и теплые слова отца, за которым ты, как за каменной стеной. При всей своей взрослости он не более чем тепличное растение, которое так бережно оберегали его родители. А теперь он сохнет, задыхается, собственноручно наложив на себя руки.       Из отвратительных мыслей его вырывает стук в дверь. Общажные комнаты маленькие и выходят не на солнечную сторону света, поэтому всегда мрачные и нелицеприятные. На пороге стоит Юнги-хен, который разочарованно смотрит на сумку Чона и поджимает недовольно губы. Он до сих пор не смирился с идиотским решением Гука сбежать, отсрочить свои муки на год, потому что считает это слабостью. В прочем, Чон и не скрывал, что именно она это и была.       — Ты идешь на вечеринку? Или ты мне откажешь, глупый тонсен?       Теперь очередь Чонгука поджимать губы, потому что это специально выделенное обращение, подчеркивающее весь протест Мина, только раздражает. Глупая систематика языка, которая уже только обращением тыкает тебе в лицо, насколько ты близок с человеком. Почему нет никого, кто просто проигнорирует тот факт, что Чон сдался и даст ему хоть на минуту забыть о своем отстойном положении. Он кутается в большую махровую зип худи и, надевая кепку, закидывает на плечо сумку. Тапки уже лежат среди вещей, поэтому, плюя на все, Чон берет в руки свои берцы и, вздыхая, плетётся за хеном по коридору прямо в носках. В ближайшее время ему срочно нужно найти вторую подработку и жилье, которое он сможет потянуть. А еще стоит придумать вариант своей истории, почему на целый год он не сможет вернуться в Пусан.       Но об этом потом. Мин запихивает его в свою комнату. Он живет еще с тремя парнями, поэтому пространства у них куда больше, чем в коморке Гука. Музыка тихо льётся из колонок. Куча народу стоит в комнате с пластиковыми стаканами или же прямо со своими домашними кружками, которые они притащили из соседних комнат. Несколько человек кивают им, приветствуя, но не более. Никто не удивляется Чонгуку с его сумкой, потому что никто его толком и не знает. Необщительный второкурсник, который иногда появляется в коридорах общаги, не более. Юнги-хен меланхолично плетется к высокому парню, разливающему дешевый алкоголь, а Чон бросает берцы в прихожей и тащится к ближайшей кровати. Он знает, что это постель не Мина, как минимум потому, что она даже в присутствии кучи народа остается не заправленной, а только небрежно накрытой покрывалом прямо поверх скомканного одеяла. Чонгук падает на мягкий матрас задницей и рядом укладывает сумку с вещами, используя ее как подлокотник. Устало откидываясь на стену, парень рассматривает из-под козырька кепки толпу снующих студентов в свете новогодних гирлянд. Да, приближаются новогодние праздники, но это последнее, о чем задумывается сейчас Чонгук. Более того, сосед Юнги-хена повесил эти гирлянды еще года три назад. Вместо верхнего освещения.       Мин подходит, вручая стакан с пойлом, от которого разит мятой. Чону в принципе все равно, что потреблять сейчас, да и настроения на вообще что-либо нет, поэтому он соглашается. Чонгук в принципе всегда был тусовщиком, ему не чужды такие попойки, но не когда он сам оказывается тем зашуганным парнем у стены, пока все тусуются на танцполе и цепляют самых классных девчонок. Да и девчонок цеплять давно желания нет, как бы не пытался хотя бы сделать попытку в бисексуальность. Тошно от самого себя.       — Как только у декана хватило совести ходатайствовать на твое заявление об академе. Конченный идиот, ты знаешь, что потом не будет легче? А как ты объяснишь свой выпуск на год позже? Глупый тонсен.       Юнги-хен как никогда разговорчив. Хоть он и потребляет литрами весь алкоголь общаги, это не влияет на его устойчивость к градусу. Он и правда злиться на Гука, потому что волнуется. Мин прекрасно знает, как далась этому малолетнему придурку смена обстановки и как больно Чону сейчас от его слов.       Чонгук хмуро молчит, скрывая взгляд под козырьком кепки и большим капюшоном. Его волосы отросли и теперь обрамляют лицо крупными вихрами. На памяти своего дорогого хена он впервые проявляет такое равнодушие к себе. В основном Чон всегда старался соответствовать своему образу, который сейчас втоптали в грязь. Он модно стригся, одевался ярко и заметно. Ему нравилось быть у всех на виду. Сейчас же Чонгук просто надеется, что на него не обратят внимания. Потому что страшно. Страшно, что ему скажут не слова восхищения, а отреагируют, как и его одногруппники. Как на пустое место.       — Как-нибудь справлюсь. Хен, тебя зовут.       Мин смеряет парня взглядом, вздыхая и кряхтя, поднимается с кровати и смотрит на Чона так, что подозрительно напоминает жалость. Чонгук предпочитает это проигнорировать, утыкаясь взглядом в свой полупустой стакан, молча ждет, когда Юнги-хен свалит.       — Постарайся оклематься. Ты же знаешь, поддержка — это не ко мне, но не стоит брать в счет мнение только дерьма. Хорошо, Гук?       Прежде чем Чон успевает удивленно посмотреть на хена, который так открыто проявил заботу, тот растворяется в толпе, вероятно, из-за собственного смущения. Чонгук на такие слова даже криво ухмыляется и с пустым взглядом кивает несколько раз головой, соглашаясь. Только слова друга не помогают. Потому что Чонгук прекрасно знает правило: если все вокруг неправильные для тебя, то это означает, что на деле именно ты неправильный для остальных.

***

      Чонгук тонет в своем одиночестве, рьяно веря в то, что он им наслаждается, а не захлебывается. Он молча вертит стакан с пойлом в руках и мысленно подмечает, что это дерьмо, полный отстой по сравнению даже с самым дешевым пивом. Хочется курить. Уже даже нет смысла говорить о том, как классно он прожигает половину стипендии на сигареты, узнай о которых, родители голову бы оторвали. Лениво шаря по карманам, он находит пустую мятую пачку, и сил хватает только на разочарованное шипение. Интересно, конечно, как с таким запалом он собирается через год восстановится. Скорее сдохнет в подворотне, в каких-нибудь трущобах и через полгода найдут его окоченелый труп.       — О, ты тоже на этой тусе? Я не знал, что кто-то из моих тут будет.       Кровать под боком ощутимо продавливается и рядом заваливается Ким Тэхен. Непонятный парень из группы Чонгука, который усердно пропускает пары, захаживая только на какие-то определенные пары и экзамены. Если Чона считают грязью группы, то для этих придурков Кима просто не существует. Этот странный парень, который поступил на целых два года позже, чем остальные в группе, из-за этого автоматически выпал из их тусовки. Никто толком не удосужился узнать причины такого позднего поступления, но даже Чонгук сторонился этого странноватого, который только и делал, что ошивался с старшекурсниками.       Становится даже как-то неприятно, что Ким в итоге продолжит учится, хотя он старше всех в группе на два года, а Чонгук — жалкая размазня, который по утрам себя не может заставить умыться и расчесать отросшие волосы. Чего говорить о каких-то парах. В итоге он решает ничего не отвечать этому утырку, на которого теперь есть затаенная обида из-за такой несправедливости. Тэхена же не смущает чужое молчание. Его странностям нет предела, его непробиваемость даже бесит, потому что такое неумение в чтение ситуации и атмосферы — это надо еще поискать. Между тем, Ким продолжает свой монолог.       — С кем ты пришел? Тут же в основном старшие. Не зал, что ты в нашей тусовке.       Он тихо смеется себе под нос, буквально мурлыча, и гипнотизирует взглядом, как отливающая янтарем жидкость плещется в его стакане. Так раздражает такое напускное участие, да и это показательно выделенное хвастовство своими знакомствами. Да, у Чона этого всего нет, он тут последний неудачник, а не душа компании. Но и Тэхен не передовой лидер, чтобы так тут себя превышать. Чонгук не хочет слушать этого придурка. Он хочет найти себе хорошую квартиру и скурить пол пачки сигарет. В пьяную голову не приходит идеи лучше, чем рассказать все, чтобы уже наконец-то поняли, что они больше даже не одногруппники.       — Я ушел в академ. Тебе незачем тут со мной сидеть.       Гениальная идея в итоге оборачивается катастрофой. Если до этого Ким просто сидел рядом, то теперь он кривит губы в ухмылке и скашивает глаза в сторону Чона, с интересом рассматривая собеседника. Чон про себя матерится, пока Тэхен поворачивает в его сторону голову и начинает внимательно рассматривать его. Удивленно вскидывает брови на сумку и кивает, бормоча что-то под нос. А после отворачивается и, улыбаясь, продолжает пить свой напиток.       Вот за это он и не нравится Чонгуку. Полоумный, не знающий ничего о правилах социума, себе на уме и совершенно не считается с остальными. Чонгук предостаточно потратил времени на это бесполезное место, где ему никто не рад. Он поправляет кепку и встает, с удивлением понимая, что дрянной напиток от Юнги-хена оказался куда крепче, чем это казалось на вкус. Непослушной рукой Чонгук тянет на себя лямку своей сумки и с удивлением зависает, когда Ким поднимается вместе с ним и участливо разглядывает его, как будто его только что не послали. Они стоят как два осла и смотрят друг другу в глаза, пока Тэхен не выставляет вперед руку и как-то по-детски тыкая пальцем в сумку Чона, спрашивает.       — Ты же теперь без общаги, так?       — Я иду курить.       — Содержательно, но не хочешь перекантоваться у меня?       Чонгук подвисает, потому что банально не понимает вопроса. Что от него хочет этот чудила? С чего такая радушность к человеку, с которым общался за два года от силы раз пять? Ким, как всегда, выделяется: то был меланхоличным бревном, а теперь липнет с какой-то стремной идеей, которую он сам выдумал с потолка. Чон только и может, что пялиться, потому что причин у Тэхена нет от слова совсем. Ким, видно, считывает очевидное смятение одногруппника, поэтому решает пояснить, лениво жестикулируя свободной рукой.       — Мы одногруппники. Это нормально друг другу помогать, мы же одна команда.       То, что Ким считает содержательным аргументом, Чон принимает за ересь. Он не знает, кто придумал такие правила и почему он сам и Тэхен, который от силы раз шесть появляется на парах в месяц команда. Ему непонятно, что сподвигло этого парня выдвинуть такое предложение и от чего буквально спустя два года полного игнорирования с обеих сторон вдруг появляется подобная щедрость. Но он устал.       Устал так что все, что находится в его сумке — это одинаковая одежда в нескольких экземплярах, телефон, наушники с прочими проводами и простейшие предметы гигиены. От него ничего не осталось. Он заставляет себя каждое утро почистить зубы, и ему только и хочется, что смотреть в потолок или еще лучше, лежать и спать, чтобы время пролетело быстрее и он смог насладится пустотой в сознании. Поэтому он рационально принимает решение, уточняя только одно.       — У тебя можно курить?       — Конечно, почему нет?       Чонгук не хочет думать, что с Тэхеном они даже не знакомые. Чонгук не хочет думать в принципе. Он просто хочет с комфортом поплыть по течению. И желательно заснуть и тихо захлебнуться в нем.