Силуэты

      Сэм проводит пальцами по белоснежным волосам, отмечая, что они достаточно жёсткие, но тем не менее приятные на ощупь. Монсун, без привычного, красного визора на лице, настраивает свою акустическую гитару, медленно поворачивая колки подушечками пальцев и дёргая струны, пытаясь получить «тот самый звук».       Сэм поднимает взгляд на небо и жмурится от солнца. Пусть они и сидят под крыльцом, свет всё же просачивается к их лицам из-за края крыши. Монсун, в свою очередь, совсем не прикрывает искусственных глаз, не отвлекаясь от гитары. Солнечный свет его не слепит.       — Ветерок, ты там скоро? — Сэм поворачивается к Монсуну и приподнимает уголок губ, наслаждаясь тем, как обычно безэмоциональный киборг сейчас пыхтит над какими-то маленькими, белыми прямоугольничками.       — Секунду, Сэм. Это очень важно… Помолчи… — Монсун настраивает последнюю, самую тонкую струну, после чего проводит пальцами по всем одновременно, извлекая достаточно красивый, по всей видимости, правильный звук. — Вот теперь всё.       — Я даже понятия не имел, что ты умеешь играть… — Сэм усмехается, когда ловит на себе слегка раздражённый взгляд.       — Я и пою красиво, — чёрные металлические пальцы обхватывают такого же цвета гриф и корпус гитары. Монсун усаживается поудобнее.       — Поёшь?! Боже, не смеши меня! — Сэм заливисто смеётся. — Да твоим голосом только трупов на кладбище пугать!       Сэм резко затыкается, когда пальцы Монсуна снова скользят по струнам. Красиво переливается звук, мягко ударяя по ушам. Пара секунд тишины. Монсун, окончательно настроившись сам, зажимает нужные аккорды на грифе. Пальцы дёргают струны по очереди, создавая мелодию. Простую, но душевную. Тёплую. Звук гитары всегда навевал Сэму что-то, связанное с летом.       — Петь ты не собираешься? Так я и думал, — Сэм усмехается, видимо, не желая больше затыкаться ни на секунду. — Ну правда, ты и петь — это две несовместимые-       Монсун перебивает. Он приоткрывает губы, и слова, прежде всегда произносимые угрожающим тоном, сейчас красиво переливаются, будто сладкая карамель. Сердце Сэма замирает. Оно готово вот-вот свалиться вниз, как минимум выпрыгнуть из груди, как максимум прыгнуть в руки Монсуна.       — Я посмотрел тебе в глаза, силуэты говорят, что там покой…       Сэм сглатывает. Он берёт все свои слова и глупые шутки обратно. Боже. Боже, блять.       — И вспомнил все наши ночи…       Монсун, не прекращай петь…       — Силуэты говорят, что там покой…       Сэм старается отбросить Монсуновское очарование и теперь внимательно вслушивается в каждое слово. Господи, и про кого он поёт?       Монсун резко разворачивает голову к Сэму, пристально смотря в его глаза своими. Один глаз голубой, другой — жёлтый. Искусственные, но такие…       Сэм снова сглатывает. Господи, он его погибель.       – Всё же надеюсь, что там хорошо…       …Чёрт.       Сэм кладёт голову на плечо Монсуна, не в силах больше терпеть этот невероятный взгляд.       — Силуэты говорят, что там покой…       Монсун убирает руки с гитары, укладывая её на свои колени, переставая играть. Воцаряется тишина. Он нежно берёт подбородок Сэма своими, на удивление, чуть тёплыми пальцами, разворачивает его лицо к себе и наклоняется ниже. Шёпотом:       — Ещё все видят небо и море…       Монсун едва ли не касается губ Сэма своими. Между их лицами лишь пара сантиметров. Сэмуэль задерживает дыхание. Пара секунд молчания. Ожидание — невыносимая, сладкая пытка.       — Силуэты не врали, Сэм. Твои глаза такие красивые…       Сэм рвано дышит, чуть ли не захлёбываясь воздухом, и краснеет до ушей, когда Монсун резко отстраняется и поднимается с крыльца. Он берёт в руки свою гитару и уходит обратно в дом.       — Я ведь говорил, что неплохо пою, — слышится издалека дразнящим, надменным тоном голоса.       Сэм закрывает руками своё красное лицо.       Врут всё силуэты.       Он не спокоен. Нет.       Точно не тогда, когда рядом с ним этот невероятный человек.