Его ревность

      Амену не нравилось видеть Эву, близкую к мужчинам. Близкую к Реммао, к Исману. Знал — глупость. То наставник и брат ее, пусть не кровный, но не видела она в них мужчин, а они не видели в ней женщину. Амен без труда это понял, замечал в их взглядах, жестах, в том, как двигались их тела, когда были рядом. Поначалу раздражался всякий раз, как Реммао Эву за руку брал, пальцами вдоль ушибов или ссадин редких проводил. Или подталкивал куда в сторону, мягко за талию брал, направляя в движении, совсем у них ладно это выходило, будто давно вместе, не стесняются даже касаний. Исман Эву при встрече обнимал, не таясь, а она прыгала в его объятия с широкой улыбкой.       Амен злился, сам он не мог на людях себе ласковых жестов с ней позволить: шипела, огрызалась, связь их от всех скрывала. Лишь спустя время смог с Реммао и Исманом смириться, когда в жестах привычку разглядел. Заботились они об Эве, ребенком для обоих была, не женщиной.       Иное дело — Реймсс. Друг ее, соученик. Мальчишка со взглядом щенка. Только дурак в глазах его заветное чувство не прочитает.       Дурак. И Эва.       Намеренно ли Эва игнорировала чувства Реймсса или в самом деле их не замечала, Амен не знал. Знал только, что мальчишка все вертелся рядом, когда время было, много говорил, много шутил, смех ее вызвать пытался часто. И всё украдкой ее коснуться хотел так, чтобы со стороны привычно выглядело и никто о чувствах не понял. Только привычно было у Реммао, едва ли не отцом ей был, и Исмана, брата, а у Реймсса не выходило. Его касания к ней неловкими были, смазанными, Эва от них уходила без труда, едва чувствовала на своей коже его пальцы.       Поначалу Амен с гневом боролся, всё хотел мальчишке руки сломать.       Эве чувства Реймсса не нужны были. Она его, Амена, взгляд днем искала, когда замечала в толпе. Его незаметно ладонью касалась, когда совсем рядом проходили. Его целовала страстно и пылко со всей отдачей, когда затягивал ее в подворотни, не в силах больше ждать ее внимания. В его постели коротала ночи, ему отдавалась сама и ласки в ответ дарила.       Амену. Не Реймссу.       Амена это успокаивало, заставляло принять ситуацию. Подумал, решил: оставит, как есть все. Только ему его женщина принадлежит, а Реймсс хоть до самой смерти может пытаться внимание ее привлечь, не выйдет. Амен не станет ничего с ним делать, Эва не обрадуется, если друга ее тронет.       Амен их в покое оставил. Даже полегчало как-то, теперь весело было наблюдать за попытками Реймсса к Эве приблизиться. Она от него ловко уходила, Амен даже счел, что все же знает о чувствах друга, просто обидеть отказом не хочет. Глупая, лучше бы сразу это пресекла, пока Амен вместо нее не сделал.       Застал их за непотребством. Разговаривали о чем-то тихо, в храм после работы возвращаясь, Амен за ними шел, незамеченный среди деревьев. Сути разговора не слышал, увидел только, как Реймсс Эву за талию схватил, к себе привлекая. Видно, совсем отчаялся, склониться к ее губам хотел для поцелуя. Амен не позволил.       Возник перед ними внезапно, как песчаная буря, Реймсса за плечо схватил, отрывая от Эвы. Силу свою не рассчитал, мальчишка в стену впечатался случайно. Амену плевать было, если ушибся, глядел на него холодно, с яростью, едва не рычал: — Рядом еще увижу, жалеть будешь, что живешь.       Реймсс смотрел на него во все глаза, дыхание замерло. Внезапно Амен на них наскочил, но мальчишка понятливый, на Эву взгляд перевел. Вопросы у него к ней были. У Амена тоже, оставил Реймсса, Эву за предплечье схватил. Постарался не грубо, но настойчиво за собой вел подальше. Эва сперва послушно шла, переваривая ситуацию, затем брыкаться начала, характер свой наружу выставляя.       Амен остановился, ее перед собой поставил. Они в закутке каком-то сада оказались, днем, вокруг люди ходят, но Амену не важно было, Эва тоже вся от гнева пылала и внимания не обращала, где находятся.       Амен начал: — Не ходи больше с другом одна.       Вспыхнула его женщина, шипела: — Право какое указывать имеешь? Не вещь я твоя, не принадлежу тебе никак, чтобы управлять мной.       Он злиться начал. Упрямится, что приказал? Хочет связь какую с мальчишкой иметь, мало ей Амена? Надвинулся на нее всей своей грозной фигурой, Эва к стене отступила, уперлась в нее. Смотрела с вызовом, пусть и была в таком положении. Амен руку о стену выше ее плеча облокотил, навис над ней. — В жены возьму, принадлежать будешь. Знать будешь, чья, ты и все, кто рядом вертятся.       Эва замерла, замолчала. Задрожала вся-вся, зрачки ее расширились. Амен решил — неужели боится его? После всего, что было, после слов его о любви к ней? Забыла, что не навредит ей никогда? Неприятно стало, что так ее напугал из ревности, но вгляделся. Губу закусила, ноги сжала.       Сперва не поверил. Руку ей вторую на талию положил, не оттолкнула. Вниз повел, к бедру, платье задрал ее открытое, затем между ног скользнул. Мокрая. Завелась, возбудилась. Вот так, от ярости его, от собственничества. Не знал, что ей такое нравится. Ухмыльнулся.       Думал, дикая, непокорная, необузданная. А она все то время покоренной им быть хотела. Зубы скалила, чтобы на место ее ставил.       Он ей ноги шире раздвинул, чтобы гладить удобно было, пальцами вдоль лона провел, размазывая влагу. Придвинулся ближе, поцеловал глубоко, Эва ему сразу ответила, рот раскрывая. Рядом шорох раздался, шаги чьи-то, Эва отпрянуть хотела, Амен не позволил. Проник внутрь пальцами, она губу ему прикусила от возбуждения и застонала громко. Не до свидетелей ей стало.       Амен взгляд отвел, поймал чьи-то темные одежды, что за угол скользнули, значит, видели их. Ему не важно было, этим же вечером хоть объявит, что вместе они, пусть перестанет Эва от своих скрываться.       Он пальцы убрал, Эва возмутиться хотела, но Амен одну ногу ее к себе на бедро закинул, совсем открытой ему стала. Пояс свой развязал, немного одежду спустил, и вошел в нее тут же, готовую его принять, тесную, теплую.       Эва руки на плечи ему закинула, сжала, за затылок к себе притянула для глубоких жарких поцелуев. Любила целоваться в близости. Он двигался в ней неистово, яростно. Выходил почти весь и назад член целиком загонял, каждым толчком своим с ее губ стоны срывал и глотал их в поцелуе, упивался ею, страстной. Отдавалась ему каждый раз вся целиком, никому больше не принадлежала никогда и никогда не будет. Его только.       Она руку одну вниз повела, прикоснулась к себе, чтобы удовольствие поймать. Амен быстрее задвигался, зная, какой темп она любит больше, поцелуями на шею ее чувствительную перешел, всасывал в себя кожу, оставляя метки — плевать было, его женщина, пусть все видят. Эва одной рукой себя ласкала в такт его толчкам, другую в волосы Амену запустила, кожу массировала ласково, вопреки их почти животной близости сейчас.       Сжимать его стала туже, теснее. Амен понял — в наслаждении прямо сейчас, стонала ему на ухо, вцепилась вся в него целиком, пережидая удовольствие. Амен не отстал, сразу же за ней последовал, в ней остался, содрогаясь. Не спросил разрешения, потом сожалеть будет об эгоизме, но сейчас Эва смотрела на него ошеломленно и была не против. Дышала в его губы, не способная уже на поцелуи и улыбалась. — Я стану твоей погибелью, эпистат, если обманешь и не возьмешь в жены.