Эта сумасшедшая неблагодарная сука снова все портила.
Даби был несколько расстроен тем, что его вытащили с того света – в припадке бешенства он кидался на санитаров, грозился убить себя и требовал привести к нему отца, чтобы «спалить его к чертовой матери». Не то, чтобы Энджи ожидал, что старший сын тут же кинется к нему в объятия, как только поймет, как много для него было сделано – новое тело, помилование, – однако, он никак не ожидал, что Тоя будет таким… диким, если можно так выразиться. Он, конечно, прекрасно понимал, что у его сына не все в порядке с головой. В конце концов Даби был конченным психопатом: убивал людей, участвовал в разжигании военного конфликта и – вишенка на торте этого кошмара – пытался подорвать себя, желая утащить в Ад не только горячо любимого папу, но и свою почтенную публику. Тем не менее Старатель все же надеялся, что у него сохранилась хоть капля самосознания и он будет более… признателен за спасение.Он вбухал в эту самодовольную шлюху так много денег и нервов, чтобы получить ровным счетом ничего.
Поэтому в том, что произошло, был виноват Даби. И только Даби.Даби еле стоял на ногах.
Энджи просто защищался.Даби бредил: говорил,
как ненавидит его, как хочет умереть,
и слабо бил кулаками в грудь.
Почему этот урод не мог просто заткнуться? Неужели это так, мать его, сложно?
Да ему пришлось пару раз приложить Даби головой о стол – исключительно в рамках самообороны.Старатель остановился, только когда Даби затих,
а его лицо превратилось в мерзкое кровавое месиво.
И снова ему придется вбухать в эту ебанутую суку бабки, чтобы врачи без лишних вопросов привели его уродливую рожу в более или менее нормальное состояние.
Долго же придется оправдываться перед Комиссией. Они ведь сразу сказали: «Даби опасен, один неверный шаг и он будет отправлен в Тартар, даже учитывая тот факт, что его признали невменяемым и недееспособным».
Старатель забрал Тою через две с половиной недели, после того, как удалось убедить Комиссию, что произошедшее – глупая случайность. Даби был болен, так что не мог себя контролировать. К тому же, никто (кроме Даби) не пострадал, так что все в порядке, правда?Нет. Однако, у Комиссии сейчас не было ни времени, ни сил,
чтобы устроить полную проверку и вынести свой вердикт.
Поэтому, как только они получили заключение о том,
что в данный момент Тоя не представляет серьёзной угрозы
для общества, Старателю было разрешено забрать сына домой
при условии, что он будет еженедельно предоставлять
отчет о состоянии Даби.
Потому все вернулось на круги своя: Тоя безвылазно сидел у себя в комнате, привязанный к кровати, Энджи каждое утро перед работой заходил к нему и насильно запихивал в рот таблетки, Рей хлопотала по дому, игнорируя факт существования старшего сына, так что Фуюми, Нацуо и Шото приходилось ежедневно ездить в отчий дом и ухаживать за ополоумевшим братом. Это было не очень сложно: из-за препаратов которыми его пичкал отец, он был очень слабым, тихим и вялым. Кажется, Тоя даже не понимал, кто он, где он, что они с ним делают. Шото обычно приезжал первым, сразу после занятий. Первым делом он приветствовал маму, пил с ней чай, внимательно слушая, как у нее дела, а после тактично уточнял покормила ли она брата или быть может хотя бы заходила проведать как он. Рей всегда виновато опускала взгляд, говоря, что кроме нее дома никого нет, и она не понимает, о чем он. Шото не спорил – кивал и переводил тему. Потом шел в комнату… Даби – у него язык не поворачивался назвать его Тоей, как просил отец. За неделю он выработал целую схему ухода за братом: в начале нужно проверить простыни, в случае если они грязные – необходимо оттащить его в ванную и помыть, если же все чисто, то можно отвести на кухню и покормить. С последним иногда возникали небольшие трудности и «обед» затягивался. Впрочем Шото был терпелив и мог долго водить ложкой по сухим губам брата, пока тот покорно не открывал рот. После «обеда» он отводил брата обратно в комнату, садил на кровать и уходил, зная, что Даби никуда не сбежит. Он будет спокойно сидеть, уткнувшись взглядом в одну точку и тихо бормотать себе что-то под нос, особо не осознавая, что происходит. И Шото был отчасти этому рад. Ему было намного спокойнее, когда он был… таким.Мертвым.
В глубине души он мечтал о том, чтобы Даби гнил в Тартаре – ему там было самое место.
Потом домой приходила Фуюми, уставшая от преследовавших ее репортеров, которые требовали дать ответы и пересмотреть решение суда о помиловании Даби. Сестра демона!
Твой брат должен понести соответствующее наказание за то, что сделал!
Смерть ублюдку!
Сколько Ваш отец заплатил Комиссии по общественной безопасности, чтобы забрать эту тварь из Тартара?!
Однако, это не мешало ей каждый день улыбаться Тое, говорить с ним, даже если в ответ она слышала лишь невнятное бормотание. Шото, откровенно говоря, не понимал, зачем. Однако, не вмешивался и лишь наблюдал со стороны за жалкими потугами сестры достучаться до их старшего брата. Ближе к вечеру приходил Нацуо. Обычно он забирал Даби в ванную и по долгу сидел с ним там: мыл, осторожно наносил лечебные мази на поврежденное тело и болтал с ним о чем-то. Ни Шото, ни Фуюми не беспокоили их. Позже, когда отец возвращался домой, Нацуо уходил к нему в кабинет, где они «беседовали». Беседа обычно была на повышенных тонах. Ни Шото, ни Фуюми, ни тем более Рей старались не вслушиваться в их вопли. Хотя все прекрасно знали о чем речь – о Тое. После того, как Даби был госпитализированным с разбитым лицом, градус доверия к отцу стремительно опустился до нулевой отметки. Нацуо больше не верил в бред про «искупление» и искал подвох в каждом слове, в каждом шаге отца. Он был уверен, Старатель подкупил врачей, и те выписали препараты, благодаря которым Тоя стал милой и покорной куклой, которую так хотел видеть в нем отец. Поэтому он отчаянно требовал показать ему врачебное заключение и рецепты на все те таблетками, которыми он ежедневно пичкал Даби. Однако Старатель был непреклонен. «Это врачебная тайна. К тому же, Тоя серьезно болен: сейчас он проходит курс лечения и пока что стоит в самом начале этого пути. Нужно дать ему немного времени», – слышал в ответ Нацуо и кипел от злости. Он понимал, Старатель явно что-то скрывал, когда начинал переводить тему и говорить о том, что им всем требуется запастись терпением. Ухаживать за взрослым человеком, который даже сам в туалет сходить не может – тяжело, но вместе они справятся. Все обязательно наладится и они станут «нормальной» семьей. Первые шаги – всегда самые трудные. Однако Тоя обязательно «вернется» к ним, живой и – очень удобный – здоровый. Однако, подобное объяснение Нацуо не устраивало, так что каждый вечер он врывался в кабинет отца, требуя пересмотреть схему лечения. И с каждым разом Энджи все сложнее было сдерживать себя.Почему этот ублюдок никак не поймет? Все это только ради блага Тои.
– Месяц назад он мог банально сходить поссать, – парирует Нацуо, озлобленно и мрачно глядя на отца. – А теперь он, блять, даже не может подняться с кровати. Это ненормально. Энджи устало вздыхает, медленно ведет плечом, откладывая проверенные отчеты в сторону и берет следующие. – Он болен, Нацуо, – строго говорит Старатель, даже не смотря на сына. – Вопрос закрыт. – Нихуя он не закрыт! Старатель морщится – грязная брань режет слух. – Пожалуйста, не выражайся. Нацуо вспыхивает: – Где его медкарта?! – он подходит к столу отца и сильно бьёт кулаком по крышке. – Отдай мне его медкарту, блять! – орет он, уже даже не пытаясь сдерживаться. – Чем ты его пичкаешь? Какой у него диагноз? Почему ты молчишь? Почему, блять?! – он в ярости бьёт кулаком по столу. – Говори!!! Говори, блять, Тодороки Энджи!!!Что-то… щелкнуло.
Циановые глаза смеются.
«Ха-ха, кажется, ты снова облажался, папочка!»
Старатель резко поднялся и взял сына за грудки. – Ты!.. – ревет Энджи ему в лицо. – Не смей на меня так смотреть! Не смей, – холодно и резко говорит он, внимательно всматриваясь в чужие глаза.Глаза у Нацуо серые.
На следующий день он позволил отвезти Даби в больницу для повторного обследования.