Часть 1
22 мая 2023 г. в 15:50
Примечания:
ОБЯЗАТЕЛЬНО к прослушиванию:
Victoria Monet - Moment
У Чанмина всегда было много разных фетишей, начиная от еды, заканчивая канцелярией по типу ластиков в виде овощей или чле-. Сам парень нагло отрицал и намеревался уйти в монастырь, потому что ну, не может ему нравится сыр пармезан с джемом, нет, он не такой. И нет, у него не может быть церковный хор и рок в одном плейлисте. И нет, он не тот, кто будет коллекционировать странные вещи: статуэтки, которым сто лет в обед, деревянные рамки под фотографии, бисер или сушеные цветы, хоть они ему очень нравятся и он каждый раз бережно сдувает с них пылинки. Он тот, кто сейчас стоит перед зеркалом и поправляет подтяжки на худых бедрах, которые приятно сдавливали кожу.
Да, Чанмин был настолько странным. Это не обошло стороной одежду, из которой он любил составлять образы для вечерних прогулок. Или для более интересного вечернего времяпрепровождения. Парень мог расхаживать в основном в своей комнате в белых рубашках с ажурными воротниками и рукавами, представляя, будто он из 18 века. Или делать нюдсы для себя любимого, потому что был тем ещё эстетом. Однажды, когда юноша листал ленту Пинтереста, то ему постоянно высвечивались фотографии ажурных чулок и костюмов горничных в основном розового цвета. Фотографии девушек и парней в зеркалах ему уже замылили глаза, но его сердце (и не только) подозрительно откликнулось на столь странный образ. «А что если..» - фраза, обычно которой ничто хорошим не кончалось (а вот Чанмин вполне себе). Чанмин не понял, как воздушная розовая юбка и белые чулки с подтяжками оказались у него в корзине. Так же он не понял, как купил все вещи и как забрал у курьера одежду, ощущая на себе подозрительный и смиряющий взгляд. Но вот он – Джи Чанмин, в полном расцвете сил, свеж, молод и горяч, – стоит перед зеркалом в юбке и смотрит на свое отражение совершенно влюбленно и совершенно восхищенно, будто он купил очередную статуэтку на блошином рынке. Но все мемберы знали, как и он сам, что самая главная фарфоровая статуэтка был именно он.
Тонкие пальцы аккуратно касались рюшек, задерживаясь на внешней стороне бедер. «Ханен, наверное, удивится» думал Чанмин, смотря на розоватую воздушную юбку, с тремя сетчатыми подкладками. Прямо, как у феи. Джи был странным, как писалось ранее, соответственно, нужно было как-то развлекаться в особо скучные моменты своей жизни. Например, с документалок про акул плавно перейти на костюмы для ролевых игр и различных игрушек к ним. Честно, парень сам до сих пор не совсем понимает, как он открыл в себе такое пристрастие. Ему просто пришла идея в голову, поэтому кто он такой, чтобы не радовать своего внутреннего демона, верно?
А Ханен. А Ханен просто не против. Парень живет со своим соседом уже не первый год, а вот перестал пугаться кукол из хорроров, которых коллекционировал Чанмин, совсем недавно. Так же совершенно недавно юноша перестал удивляться очередной купленной вещи, в очередной раз мирясь с ситуацией и продолжая листать ленту Виверса. Так что младший поддерживал старшего любые альтруистичные и экстравагантные авантюры, после в добром здравии и благополучии мучался от плохого самочувствия. Зато счастливые. Потому что этой белке никак нельзя отказать, да и опасно перечить, потому что эта белка может в абсолютно случайный момент жизни напасть и разрушить, уничтожить, сожрать без остатка, довольно облизнувшись.
Не то, чтобы они когда-то обсуждали тему секса и своих пристрастий, но этот день должен был наступить в их совместной общажной жизни, ведь как-никак они давно друг друга знали, а значит доверяли. Ханен иногда вспоминал этот день, когда Чанмин умолял его прекратить говорить смущающие вещи, но Ханен теоретик, поэтому, как истинный секс-коуч, – коим он никогда не был, – говорил все то, что когда-либо видел в Интернете или по рассказам других людей: про фут-фетишистов, про кинки на удушение; на унижение; на (самое безобидное) руки и, конечно же, на телесные жидкости.
— Ханен! Я тебя умоляю, прекрати, пожалуйста! Иначе–
— Интересно, что же ты сделаешь? Убьешь меня? Натравишь на меня армию белок?— младший сидел в кресле напротив Чанмина, который поджал под себя ноги, сидя в таком же кресле, и пытался не закричать от того, в каком уязвимом положении он находится. Так считал только Чанмин, на самом деле.
— Ханен! — Чанмин закрывал рукавами толстовки большого размера лицо и выл от смущения. — Я тебя задушу.. — отчаянно, куда-то в пустоту комнаты.
— Мне бы понравилось.
Решились парни на такой серьезный шаг не сразу. Точнее Чанмин решился не сразу и взвешивал все «за» и «против», ходя несколько дней подавленным и сильно размышляющим над чем-то, а вот Ханен был готов ещё в тот момент, когда сказал, что у него кинк на удушение. В себе он это никак особо не открыл, просто в один из вечеров прочитал сцену в книге. Где один персонаж душил другого и им обоим понравилось… в общем, любопытство Ханена до добра не довело (но довело до оргазма). Пожалел ли он о своем решении? Да. Но мнение младшего поменялось, когда он ощутил на своей шее крепкие сильные и жилистые руки, которые неуверенно сдавливали шею, но пытались надавить сильнее, как и просил Ханен. Никогда ещё вид снизу на Чанмина не был таким красивым и завораживающим. Парень даже не думал, что однажды будет смотреть на кого-то вот так. Так влюбленно, так голодно и просяще. Короткие ноготки Джи впивались в кожу на плечах младшего, а трогательные вздохи опаляли нежную кожу за ухом, что не могло не сводить с ума, резче и сильнее входя в старшего, чтобы просил, чтобы умолял, чтобы скулил.
Примерно сейчас Чанмин смотрел на получившийся результат: на нем была не только воздушная нежно-розовая юбка с тремя подкладками, но и белоснежная рубашка, заправленная в юбку спереди и слегка просвечивающая. Смотрелось….странно, но парень был более чем доволен работой. Джи успел проклясть всех богов, – в том числе и себя, ведь он тоже своего рода Бог, – которых только вспомнил, но желание вкусить запретный плод оказалось сильнее. Поэтому мысль о том, что Чанмина могли застать в таком виде заставляла мелко вздрогнуть, а после осесть на кровать точно напротив зеркала, так как возбуждение сильно скрутило узел внизу живота.
Парень сидел напротив зеркала в пол и по-прежнему рассматривал себя. Чанмин обводил руками бедра, переходя на колени, немного сдавливая и раздвигая их. С губ сорвался судорожный выдох, а сердце пропустило удар, будто он реально в огромной опасности. Насколько же Чанмин был чувствительным… об этом знал только Ханен на самом-то деле. В ту ночь оба парня неожиданно для себя узнали, что Чанмину нравятся грязные слова. Самые грязные, которые только можно себе представить. То, как парень дрожал от одного сказанного слова или фразы Ханеновским хрипловато-низким голосом, с каждой секундой хотелось все сильнее записать под корку и крутить на повторе, потому что голос Джу Ханена создан для того, чтобы по щелчку пальцев проваливаться в царство страсти и вожделения, и просить закрыть рот, чтобы точно никого не покалечить. Это сводило с ума не меньше, чем новая документалка про райских птиц в брачный период или очередной купленный ластик в форме леща. Чанминовы руки залезли под юбку: медленно, дразнящее трогая себя. Да, он был мазохистом. И да, ему не стыдно.. ну, разве что самую малость. Под юбкой, на удивление, ничего на подобии белья не было, поэтому Чанмин мог в полной мере ощутить сетчатые подкладки юбки: как они щекочут внутреннюю часть бедра, постепенно твердеющую плоть и живот.
Чанмин закусил нижнюю губу, не решаясь поднять подол юбки, но спустя секунды две все же поднял. Налитая кровью головка блестела из-за размазанной подолом юбки естественной смазки и упиралась в резинку от неё. Смотреть в зеркало очень не хотелось, потому что Чанмин мог от одного взгляда на себя кончить. Но парень все равно накрыл рукой свой член, начиная лениво надрачивать и смотреть в отражение куда-то на свои колени и слегка растрепанные волосы. Не то, чтобы он настолько себя любил, просто при одном взгляде на все рюши, бантики, юбки и подвязки хотелось внимания не только от себя, но и от ещё одного человека, о котором он думал последние минут двадцать.
Не менее важного персонажа в этой игре.
До окончания расписания Ханена оставалось тридцать минут. Оба парня знали, что Ханен свалит при любой удобной возможности, потому что перманентно устал от всего живого и неживого. Поэтому у Чанмина есть пятнадцать минут, чтобы потерпеть и подразнить себя медленно-мучительными движениями вверх-вниз, судорожными вздохами и приятным напряжением в теле. Ханену, если быть откровенным, глубоко плевать на все. Он давно принял тщетность бренного мира, поэтому не удивляется практически ничему, что происходит в жизни. Парень принял это, и только потом до него доходило осознание того, что он увидел или что он услышал. И как всегда он смотрел бы в стену часа два, чтобы как-то разложить по полочкам воспоминания, но такой возможности не предоставлялось, когда твой сосед Джи Чанмин.
Чанмин на всякий случай подготовил эрекционное кольцо, положив рядом на кровать. Мало ли что. Кончить до прихода младшего как-то не хотелось, так что приходилось контролировать свои порывы без кольца. Поэтому Джи прикрывал рот рукой, потому что скулеж намеревался выбраться наружу, слететь с чуть пухлых губ, просить, стонать от сладкой неге, его окутавшей. Приятную дрожь, распалявшую с каждой секундой и движением все больше. Парень мелко подмахивал бедрами вверх, смотря на свое отражение, которое из-за пелены на глазах из-за подступившей влаги искажалось и размывалось. Кто-то мог его назвать полным кретином, сумасшедшим влюбленным дураком, но это не имело значения, когда..
— Хан-н-.. нен. — вырвалось в итоге из уст Джи, которые он тут же закрыл ладошкой, содрогаясь и падая спиной на кровать. Мышцы немного покалывало, а глаза были зажмурены так, что можно было увидеть цветные переливающиеся пятна перед собой. Чанмину не получилось продержаться до прихода Ханена, потому что слишком сложно держать себя в руках, когда мысли о хриплом голосе и того, что его могут застать, опьяняли посильнее, чем любой самый дорогой виски. Юноша, почувствовав пальцами вязкую горячую жидкость, по инерции размазал по все ещё напряженной плоти, пытаясь выровнять дыхание. Хотелось ещё, хотелось больше.
— Чанмин? — Ханен стоял в дверном проеме, с рюкзаком в руках, но он упал, пока младший наблюдал за старшим, точнее за его отражением и конечным громким, на грани писка, стоном. Что-то внутри треснуло и разлилось приятным теплым медом при виде разбитого Чанмина, просящего Чанмина, трогательного Чанмина. — Что ты..?
— Помоги мне.. — взгляд вязкий, пьяный, пытающийся сфокусироваться. Чанмин смотрел снизу вверх на младшего, прогибаясь в спине, заставляя юбку задраться выше, а глаза Ханена мельком обратить внимание на отражение в зеркале, в котором он мог увидеть красный, налившийся кровью, член; испачканную юбку и фарфорово-светлую кожу на бедрах. На его лице поселилось спокойствие, а вот нутро билось в истерике, потому что каждый, кто застанет человека – своего друга, например – за подобным, как минимум должен впасть в шок или отвернуться, или начать кричать, чтобы прекратил совращать, или выйти из комнаты по инерции. Но у Ханена зудились кончики пальцев – настолько ему хотелось прикоснуться к Чанмину, залезть под рубашку, проникнуть под кожу.
Джу закрыл за собой дверь на замок, снял с плеч серую толстовку, кладя на компьютерный стол, и который подошел к такому открытому и желанному Чанмину, не решаясь трогать сие произведение искусства. Сие самую красивую куклу на планете. Сие собственный яд и противоядие.
— Ты.. Как долго готовился? — пальцы коснулись подтяжек, потерли немного, найдя резинку, что сдавливала кожу, просунулись под неё, растирая сдавленные места. Взгляд метался от одежды к лицу Чанмина, пытаясь запечатлеть и выгравировать в сознании каждую деталь, каждый плавный изгиб тела, что так манил укусить, но парень держался и просто гладил слегка дрожащие чужие бедра.
— Всю твою.. тренировку.. — сипло, загнанно.
— Вот как. — Чанмину всегда нравился диапазон голоса Ханена. Когда младший решал говорить с ним, отпускать ненавистные, но горячо-любимые грязные фразы, то все внутренности скручивало, а последние мысли и клетки мозга выбивало из черепной коробки. Но в данный момент это ощущалось особо остро и так.. чувственно? Будто Джи лежит на облаке, будто его обволакивает что-то бесконечно теплое и приятное.
— Я.. Пожалуйста.. Хен! — стыдно. Ужасно неловко, но так сладко приятно.
— Хен? — руки незаметно переместились на талию под рубашку, методично массируя бока, успокаивая и расслабляя. Казалось, что любое прикосновение или царапина могут нанести серьёзный ущерб, но так только казалось из-за обостренных чувств. Парень заворожено и восхищенно смотрел на Чанмина, который хныкал, извивался и закрывал тыльной стороной ладони лицо. Щеки горели ярким красным пламенем, а слезинки намеривались скатиться вниз к ушам. Настолько было приятно ощущать чужие прикосновения, чужую тёплую, немного шершавую, кожу на своей. Просто безумие. Очевидное бесконечное безумие.
Это было запретное удовольствие Джи Чанмина.
— Поцелуй меня уже! — ныл старший, двигая бедрами, вновь рвано выдыхая. Парень не решался взглянуть на Ханена. Было жутко стыдно и рискованно, но.. Никто же не отталкивал, не осуждал и не уходил, верно? Значит, можно продолжить. Джи все равно успел заметить мельком перекатывающиеся мышцы под чужой кожей, сосредоточенный взгляд, прилипающий к его телу, который физически ощущался очень тяжело, но невероятно приятно.
Облизнувшись, Ханен поставил руки по обе стороны от головы Чанмина, все же заставляя посмотреть в глаза напротив. Внимательные темные глаза, в которых не было видно границ зрачка и дна, поглощали и сжигали изнутри. Чанмин начал хныкать чаще, кусая губы до крови и упираясь руками в грудь младшего. Пара слезинок успела стечь к ушам, щекоча горячую кожу. Руками старший сжимал белую футболку младшего, пытаясь отвести взгляд, сбежать, закрыться, но Ханен продолжал смотреть спокойно, заботливо убирая прилипшие пряди ко лбу. Молчание немного нагнетало, но тихие смешки и ухмылки постепенно расслабляли. Ханен говорил какие-то приятности в перерывах между поглаживанием чужой щеки большим пальцем и мимолетными поцелуями в скулы.
— Расслабься.. я не осуждаю тебя. — снова спокойный и безбожно обволакивающий голос, пробирающийся в вены и распространяющийся по всему телу, как наркотик.
— Ох, боже, Ханен..
Поцелуй с привкусом металла — что-то новенькое. Капли крови размазывались по губам обоих парней, ладони Чанмина легли на затылок Ханена, чуть сжимая волосы у корней. Парень рефлекторно попытался свести ноги вместе, но в итоге зажал ими талию младшего, продолжая целовать. Теплые пальцы младшего подцепили подбородок старшего, заставляя наклонить чуть вперед, меня степень напора. Сам Ханен был не менее возбужден, чем Чанмин, лежащий под ним. Пять раз его терзали сомнения по поводу адекватности Чанмина, и пять раз он принимал его таким, какой он его. Всего такого страстного и одновременно милого, такого странного и искреннего, словно ребенок. Джи понравился ему после того, как по пьяни поцеловал его. Стандартная ситуация, но то, как покраснели щеки хёна, не из-за алкоголя явно, никогда не сотрутся из памяти. Искренняя улыбка и блестящие глаза при виде очередной купленной рамки для фотки или виниловой пластинки с каждым днем только влюбляли в себя.
Точкой невозврата стали нежно-розовая юбка и прозрачная рубашка, очерчивающая соски.
Чувственные, заботливые и тягучие поцелуи, казалось, обладали целительными свойствами. Они, будто залечивали мелкие раны не только на губах, но и в душе. Только Господь Бог знает, сколько раз Чанмин представлял эту ситуацию, сколько раз её моделировал и прокручивал в голове снова и снова, как песню, поставленную на повтор. Сколько раз менял сценарий, вырывал воображаемые листы, писал все заново; сколько раз дрочил и плакал в душе, думая, что эти сценарии навсегда останутся в фантазиях Чанмина. Его настолько возбуждала эмоционально сама идея о том, что Ханен воплотит его желания и не оттолкнет — заставляла проваливаться в пучину безумства, азарта и прочих других грязных вещей.
Поцелуи перешли на лебединую, красивую шею, на которой пульсировала венка. Хотелось искусать каждый сантиметр тела старшего, стараясь не прокусить тонкую кожу. Ханен оставил несколько мокрых поцелуев на линии челюсти и Адамовом яблоке, кусая. Рубашка была давно расстегнута (ну, как расстегнута? Пуговицы придется перешивать), а губы Ханена оставляли влажные поцелуи рядом с чувствительными сосками и на ребрах, обтянутые светлой кожей. Даже в такой ситуации Джу ухмылялся, кидал прищуренный взгляд на лицо напротив или смотрел так внимательно и глубоко в душу, что хотелось провалиться сквозь землю; облизывал покрасневшие губы и думал о том, о чем даже Чанмин и Бог не знают. Это смущало и распаляло ещё больше обоих парней.
— Ты не представляешь… как я.. долго этого.. хотел. — сбивчиво пояснял Чанмин в перерывах между мягкими укусами в плечи и поцелуи-бабочки младшего, которые будут фантомом напоминать о себе ещё несколько дней.
— По тебе видно, дурачок. — снова этот хриплый смех и кончик носа, проводящий линию на скуле. Очаровательно.
— Я не дурач-
— Ребята!! Все собираемся в общей гостиной! Есть, что обсудить. И не опаздываем! — послышался громкий голос Санена из коридора и стук в дверь, чтобы наверняка всех потревожить.
Пять раз Чанмин проклял все живое на этой планете и три раза поцеловал Ханена в губы, ощутимо сильно кусая.