Пир, на костях устроенный

"Как же голова болит"—подумал про себя великий князь Теодор, схвативший одной рукой за голову и начавший осматривать обстановку вокруг себя. Справа от него лежала бочка, видимо с вином, содержимое которой князь выпил на раз плюнуть. Рядом с этим бочкой лежал и золотой кубок, принимавший на себе всё вино трухлявой бочки. Немного шатаясь, Теодор встал и посмотрел налево, увидев не слишком приятную картину. На полу сидел, прижавшись к стене, полуживой человек, в разорванном чёрном рясе и с оторванными глазами, на месте которых текла кровь. Эти две глазных яблок, священник с постриженной рыжей бородой, держал прям у себя в руках, тяжело дыша и что-то бормоча. Всё лицо мученика было изуродовано до неузнаваемости. Теодор равнодушным взглядом посмотрел на него, а потом на свою окровавленную руку. Сложив два плюс два, Теодор осмотрел свою одежду. Она вся была в рыжих волосинках и в алой жидкости. —Черт, —выругался Теодор, —придётся новое одеяния брать. Мне же надо на пир ехать... Точно! Пир! Как я мог забыть?! Эх, ладно. Вроде у меня какое-то одеяние на сохранение у матери осталось, у неё возьму. А что только с ним делать. Ведь мучается же, бедняга. Князь набрал в свой рот побольше воздуха и выдохнул, сказав: —Тяжеловато тут дышать. Сыро да и мокро. Как меня вообще сюда угораздило попасть? А ну да, — вспомнил Тео, посмотрев на бочку, — за рекою Пьяною люди пьяны. Ладно... Вытерев рукавом своё лицо, Теодор пошёл к двери, раскрытой нараспашку. Неожиданно для него в проёме оказалась мать его, Лампчка, вся испуганная и встревоженная. —Сынок, ты не видел нашего священника..., — княгиня посмотрела в сторону рыжего и чуть-чуть побледнела, как бы странно это не звучало в сторону предмета. —С-сынок?! — шокировано обратилась к отпрыску она. —Ничего страшного, матушка. Запил я немного. Очень уж я возможного пира испугался, вдруг неправильное впечатление сложу у окружающих бояр да князей. Вот и выпил... чутка, — объяснился Теодор и, не дождавшись ответа, свои плечом оттолкнул мать и двинулся переодеваться, крикнув: —Готовьте лошадей, нам нужно как можно скорее к князьям отправиться. Не хочу опаздывать. Лампчка, стоявшая в ступоре, трясясь спросила лежачего: —Т-ты живой? Священник, не понимая, кто это говорит, испугался так сильно, словно кошка собаки, что аж прижался в угол, начав что-то бормотать и махать руками. Лампчка удивилась поведению бывшего учителя Насти. В его голове крутилась лишь одна мысль:"За что его так? ". Время пролетело незаметно и Теодор уже стоял во дворе, нежно гладя свою лошадь в окружении монгольской свиты. Достаточно насладившись этим моментом, Теодор начал лезть на коня, но не смог из-за своего роста, который был меньше, чем у обыкновенного русского мужика или какого-нибудь 13 летнего мальчугана. Даже мать была повыше его. Увидев такой конфуз, один татарский громила подтолкнул сзади Тео и он со свистом взобрался на коня. Тео посмотрел на своего помощника и тот, поняв всё без единого слова, протянул князю красную ножну с булатный мечом. Князь быстрым движением руки взял его и поднял голову в небо. Монгол отошёл и сёл на своего скакуна. —Ну что, дорогая, пошли! — обращаясь к лошади белой масти, сказал великий князь и со всей дури ударил по ней нагайкой. Лошадь заржала и побежала, что есть мочи, пока остальные монгольские скакуны, позже поняв, что надо бы уже двигаться, стали глотать пыль от неё, образно говоря. Когда свита уже ушла за горизонт, Светобульба вылетела из дворца с хлебом, чтобы его сыночку дать. Да только не успела, а было же принято на Руси, что перед поездкой человек должен был хлеб взять и не важно какой. "Хлеб всему голова" — говорили и всё ещё говорят люди русские. Да, много плохого сделал Теодор, но мать любила его всём сердцем, как самая настоящая мать. Она понимала, что не переживёт тоски по сыну и, помахав тому платочком, быстрым шагом отправилась к Кнайфу, чтобы проведать его. Он тогда таился в темнице, вместе с каким-то купцом в рванном тряпье. Бывшему князю Тверскому так понравился его новый собеседник, что он передумал его в будущем во время голода съесть и начал с ним о делах русских княжеств разговаривать. Как раз купец этот больше про дела на Руси знал и очень даже удивил Кнайфа. —А знал ли ты, — откашливаясь в руку, обратился старый, весь в морщинах купец, к князю, которого хорошенечко так перед заточением избили палками, — что у княгины Брялка и князя Бутылыча дочка имеется? —Нет, — со стыдом ответил Кнайф, который вообще не знал, что Брялок и Бутылыч встречаются. —Ну, слушай тогда. Однажды, лет так двадцать назад, не меньше, они встретились вместе, князя Смоленщины обсуждать. Так они его оскорбляли, ой да как! Не знаю я, конечно, чего они так на того деда ополчились, но всё же они его возненавидели и весь вечер ему разные клички придумывали. Надоело им фигнёй, скажу я так, заниматься, вот они решили о делах своих личных поговорить. Тут у них в глаза искра пролетела, как мне знакомый рассказывал, шляхтич из державы Польской, у князей послом подрабатывал, чтобы свою опозоренную семью кормить. Но не в этом суть. Когда искра у них пролетела, княгиня решила с князем серьёзным делом заняться. Она шляхтича на дивные три буквы послал, дверь в свою спальню заперла и начала там что-то делать. Да так громко, что шляхтич чуть не оглох! А что там было, никто знать не знает, но через какое-то время, как мне уже другой знакомый рассказывал, которые роды принимал, дочка у них родилась. —Ничего себе! — вскрикнул Кнайф и услышал, как в железную дверь кто-то начал стучать. —Кнайфи! — закричали за дверью. —Лампчка? — узнал голос Кнайф и подошёл к двери, — Что ты тут делаешь? —Я тебя проведать хотела, хлебушек тебе дать, родненький. Да только не пускают меня татары, что-то на своём сказали да пнули, ключа не дав. Поэтому спрашиваю я тебя, не страдаешь ли ты, милый? —Да шо там страдать? — влез в разговор купец, — у меня вот изюм есть. У народа с юга купил, арабами их кличут. —Ух, ну и слава Богу! — обрадовалась Лампчка, — дорогой, ты представляешь, наш сын священника, учителя дочери нашей, убил, когда вина выпил! —Правда?! —Да, Кнайфи. Глаза ему оторвал и всё ему лицо изодрал. Я уж думала, что не тронет священника то, да он и сам обещал. Сказал:"Не нужен мне ваш священник, пусть в темнице сидит, он мне глаза мозолит". Но, как видишь, не сдержал слова. Выпил да и лишил зрение бедного... Я боюсь теперь, что он с тобой такое совершит. Вдруг тебе глаза оторвёт или чего похуже... —Не переживай ты! Если заявится он сюда, я его мигом жизни лишу. Задушу, ей Богу! Хоть я сгорю в аду за это, но с собой этого отброса прихвачу! —Дорогой, если честно говорить, то это ты во всём виноват. —Я?! —Ну да. Ты ему в грубой форме сказал, что трона ему не видать и что он человек жестокий. Вот он и стал по-настоящему жестоким. —Ничего себе! Теперь я во всём виноват! Всех моих слуг перебили, народ против меня настроили, перед этим же народом трусом и балбесом выставили да в эту сырую темницу заточили, а теперь оказывается, что я виноват во всём это. Спасибо, дорогая, поддержала заключённого! Иди ка ты тогда со своей помощью. Досталась мне дура такая... За дверью были слышны громкие звуки шагов. Видимо, так задел он душу её, что та молча ушла от него. —Жесток ты, батенька, — прокомментировал старик, — неудивительно, что ты всё потерял. Княжество, дочку, сына и жену впридачу. —А ты не лезь, вот не лезь в мою жизнь! Наверное сам не лучше, а иначе чего ты тут сидишь! —Так ты меня сюда и засадил, дурачок. Откуда мне ведать, чего меня сюда засадили, а?! Это был полный нокаут. Кнайф уже совсем потерял связь с реальностью и упал на пол. Он начал неверно качаться, впервые за долгие годы проливая слезу. —Обезумел, батенька, — сделал вердикт купец и с улыбкой на лице стал есть изюм, наслаждаясь его вкусом. Не мало времени прошло. Покороче, конечно, чем когда Тео в Орду ехал, но всё же. С каждый днём всё ясней солнышко было и снег всё больше таял. Наступала весна, баланс двух сезонов, промежуток между холодной, как смерть, зимой и тёплым, как сама жизнь, летом. Птицы и животные стали выходить из своиэ убежищ жить по новому стали, готовясь к незабываемому лету. Даже животные к нему готовятся, не только люди, вы уж не подумайте. Во время этого всего путешественники только раз в день останавливались ради одной цели:поесть и сразу лечь спать. Так они время сохранить хотели, чтобы пораньше приехать и всех гостей встретить. Град Муром, как же прекрасен он. И немудрено, ведь именно здесь великокняжеский престол установлен был, после падения Владимира и Москвы. Практически всё здание в этом граде белыми были, что придавало ещё большую красоту разбогатевшему городу. Люди в нём всё гостеприимные, всё вышли на улицы, чтобы встретить великого князя. На его удивление, когда он из этого города уходил, в отличии от остальных градов, его монголы не разграбили. Ведь им это сам великий хан Эзэн запретил. Хотел он князю город в целости и сохранности оставить. А то негоже ему руинами править, не солидно. Отвлеклись мы немного. Гости из Твери около белокаменного Кремля остановились. Крышы его блестели изумрудом, стены невысокие, а за стеной красовалась церковь серебристая. Душа Теодора при виде её так и хотелось спеть. И не частушку народну спеть, а стать частью хора православного и мессу исполнить. Такого было желание Теодора. Но желания не всегда исполняются и Теодор, которого муромская стража, поставленная слугами жара, без всяких слов пропустили да поклонились. Пройдя через врата Кремля, князь великий увидал множество лошадей, голов сто, не меньше. Сразу было понятно, гостей пришло много. Теодор с лёгкостью какой-нибудь бабочки слез с белого коня и, не забыв про свой меч, пошёл во дворец Муромский — жемчужину всего комплекса. Построили его после того, как этот город великокняжеским сделали. На строительство итальянских архитекторов монголы и русские князья поставили. Приезжие так хорошо построили и украсили его, немного добавив в него характерные черты арабских мечетей и живописи монголов. Вошёл князь во дворец и увидел, обстановка внутри была не хуже. Всё была расписано удивительными узорами. Архитектуры даже пару статуй поставили перед входом, одну в честь Апполона, а другую в честь Нарцисса. Вокруг великого князя сразу же толпа столпилась, в большинстве своём из бояр состоявшая. Они так удивлённо, с детским любопытством осматривали князя, словно это вовсе и не князь был, а после второго пришествия сам Христос в эту обитель пожаловал. —А ну, бояре, скажите мне на милость, — спросил Теодор их, — где князья всё собрались. —За столом, вас ждут, — ответил один из них, — да так долго, что уж совсем до ручки дошли! —Серьёзно? —Да, серьёзно. А нам Олега Петровича из темницы вызволять, ваше княжеское величие? — ответил уже совсем другой боярин. —Да, освободить, только я сначала речь произнесу свою. Вы на него колодку наденьте и на колени передо мной поставьте. Там уж я решу, что с ним дальше делать. —Хорошо. Толпа боярская рассосалась и Теодор приказал своим татарским стражникам рубить всём неугодным головы, если он поднимет руку высоко с двумя скрещёнными пальцами, после чего покажет, кого наказать надо. Не ясно, как Тео смог объяснить всё это монголом, ведь они русский плохо знали и теми ещё тугодумами были, из-за чего Тео пришлось целых полчаса с ними торчать. Разобравшись со стражниками, он вместе с ними по лестнице белой пошёл и начал подниматься на самый верхний этаж. Поднявшись, Тео медленно помещение огромное оглядел и увидел перед своим носом дверь, которую незамедлительно открыл и закрыл сразу же уши. Ведь его поприветствовали князья всё вместе и очень громко. К великому князю подошёл такой же ходячий и говорящий предмет, как и он. Только тот был очень высок и представлял из себя оружие, в виде бердыша. Так самого князя изгоя и называли. —Приветствую вас, великий князь, — низко поклонился Бердыш, — соизволите ли вы на трон сесть и пир начать. Не очень то воспитано у нас получилось, что мы без вас пировать начали. Ну уж очень мы нетерпеливы, поймите. —Прощаю вас, а кто такой красивый трон сделал? Те же архитекторы итальянские? —Не совсем. Дворец соорудили итальянцы западные, а вот трон сам митрополит смастерил. —Не ожиданно, однако. Ну чтож, пора присесть. Подложите на трон подушку, что ли. Мне что, на голом камне сидеть? —Конечно. Бердыш щелкнул пальцами и два холопа принесли ему красную подушку. —Я сказал, подложите на трон, а не принесите мне, олухи! — немного разозлился Тео, на что холопы лишь головы опустили и пошли к трону. Теодор Жишик медленно за ними пошёл. Не ошибся он, гостей и вправду много было. Бояре, удельные князья, князья изгои, обычные князья и даже младшие князья пожаловали к нему. Некоторые даже за столом места не нашли, стоят да вино попивают. И всё они на него смотрят, как на миссию. Возгордился князь, головы выше поднял и шаг ускорил. Довольно таки долго ему пришлось к узорчатому трону идти. Но всё же добрался, на подушечку сел и ноги раздвинул. В его голове, видя снова тысячи глаз, опять промелькнули загадочные, белые силуэты с крыльями, которые он после смерти сестры часто видеть начал. Сначала пугало его это, но теперь он привык и на это не обращал внимания. Бердыш, усевшись рядом, подал ему чашу золотую. "Примазаться хочет"—прищурив глаза, подумал великий и, не хотя, взял чашу. —Ну, давайте ка начнём, — сказал он. —А ну, всем тихо! — закричал Бердыш и стукнул кулаком об стол. Всё свои разговоры прекратили и ждать начали, когда речь господин начнёт. Хотел что-то Теодор сказать да увидел, что кого-то не хватает. Он спросил у рядом стоящего боярина шёпотом: —Скажи ка мне на милость, а где Ворон, дочь его, Брялок, Бутылыч Жишики и Ярослав Варшавский? Куда подевалися? —Так, князь батюшка, воюют же, — ответил погромче боярин. —Ясно... Совсем обнаглели уже. А чего воюют то? —Ворон хочет Киев отвоевать у Ярослава, а Брялок опять с Бутылычем поссорилась, вот и войну начала. —Вот что бывает, когда бабу и тряпку на престол садишь... —Соглашусь с вами, великий князь. —Ладно уж, — Теодор встал с трона и протянул чашу вперёд, — встаньте, пожалуйста. Все гости встали, кроме Нансенсу Жишика, которая всё время летала и ни садилась ни разу. —Кхм-кхм, дорогие князья да бояре. Знаете вы уже, великого князя Олега Русь наша родная прожевала и выплюнула. Не нужен нам он, старик этот! Порядки старые смещать иногда нужно и новые порядки устанавливать, чтобы подолгу власть в руках всяких мразей не держалась. А помог мне новые порядки установить великий хан Золотой Орды Эзэн. Думаю, за это стоит выпить, — Тео прижал чашу к губам и сделал пару глотков. То же самое и остальные сделали. —Кхм-кхм, — продолжил речь свою великий князь, — так вот. А как же я договорился с самим ханом, чтобы он мне ярлык выдал? Всё очень просто, я ему предложил самому дань с вас собирать. Ведь хорошо получается, не правда ли? И зверь сыт и человек цел. —Слушайте, великий князь, — прервал его тёмный князь, родом из далёкого места с юга, с Кавказа, как его сейчас кличут, по имени Анур и прозвищу Тёмный, за свою кожу, — а не обнаглели ли вы часом? Нам и монголов хватает, так и вы ещё решили с нас всё гроши сдирать да в свою казну класть? Я уж не говорю, что именно из-за вас земли русские снова от нашествия ига пострадали, которых вы сами и привели. Что скажите? Все задумались. А ведь и правда. Новый великий князь не такой уж и святой, как он пытается себя выставить. Это тёмное дело ему Анур припомнил, что не понравилось Теодору и он так грозно зыркнул на него, что монголом и без этого стало понятно, кого рубить и за что. Так Ануру за считанные секунды сделали отверстие в теле. Он пикнуть не успел, сразу же замертво на стол упал, пару блюд на пол обранив. Толпа испугалась и всё свои сомнения отбросила, ведь страшно им стало. Вдруг с ними также расправяться, как и с Ануром? Как же повезло Тео, что Анур Тёмный не мог язык свой за зубами держать. Он стал примером для всех, что нельзя Великого Тео прерывать и гадом называть. Но всё же уже мёртвому Ануру удалось сорвать речь и Теодор, сбившись, поставил вино своё на стол отошёл от трона. —Раз уж на то пошло, господа, — начал он, — сначала... Сядьте, пожалуйста. Приказ этот без разговор исполнили. Даже Нансенсу села, а точнее легла, на стул. —Сейчас я вам наглядно покажу, как новое от старого избавляться должно. Эй вы, бояре, принесите нам, людям добрым, князя нашего, Олега Пантократора! Бояре быстро вытащили за дверь побитого, заключённого в колодках князя Олега, на колени его поставив перед Тео и два раза ему поддых ударив. Бояре отошли, а Олег перед смертью своей сказал: —Господи, да что ты такое вообще?! Я же даже не знал тебя, безумец? Что ты натворил??? Теодор на это не ответил. Он махнул мечом сверху вниз и лишил Олега головы. Кладовка знаний отлетела к одному из бояр, ногу свою поставивший на неё. Князья и другие бояре всё больше стали убеждаться, что если они как-то не понравятся Теодору, то их ждёт судьба Олега или Анура. Уж очень им жить хотелось и поэтому Бердыш поднял чашу и крикнул тост: —За великого князя Теодора! —За великого князя! — крикнули все остальные хором и выпили по чаше. Теодор, положив окровавленный меч около восседалища своего, на трон обратно сел и, приказав боярину голову Пантократора отдать, башку Олега на перила положил, немного испачкав свой кафтан. Все немного отошли от убийства Анура и Олега, тела которых бояре убрали и в темницу бросили гнить там. Настолько они отошли, что аж начали снова интриги строить. А что? Удобный же момент, здесь всё князья собранны, с ними можно договориться о чем-нибудь, о союзе или о совместном военном походе. Впрочем, ради этого в первую очередь Теодор пир на самом деле и затеял. Хотел он знать, кто кого ненавидит и кто с кем дружит, для того, чтобы потом играться с ними, как с куклами, ослабляя их и заставляя в будущем дань платить ему и хану. Вот например Емеля Благородный, у которого детей много было, интригу вместе с крымским ханом Ченглек-Гиреем против Ильи Крымского, ведь тот как-то насолил ему и Емеля, по зову своего "доблестного" и "благородного" сердца решил ему в ответку насолить или даже убить. А тот, в свою очередь, начал договариваться с врагами Ченглека братьями Бышлыком и Валычем Гиреями, чтоб те в какую-нибудь темную ночь во время охоты Ченглека-Гирея закололи и себя на его место поставили. Так Емеля никакую помощь не получит и его планы на мщение Ильи провалятся по всем фронтам. Это конфликт решил своими силами решить Бердыш и обратился к великому князю: —Слушай, князь батюшка. Ты, наверное, видал, что уж очень опасен это Емеля Благородный. Давайте я его своим псам гончим скормлю. —Хм, ты прав. Уж очень распоясался он. Решил на землях крымских своё влияние иметь... Не позволю! Иди! Бердыш поклонился и, рукой позвав своих слуг-дружинников, подошёл к Емеле и руку на плечо его одеяния красивого положил. —Слушай, дорогой. Давай вместе поговорим, с глазу на глаз? —А чего это я тебе доверять должен? — спросил Емеля высоким голосом, закусывая ногой свиньи. —Хорошо, если не доверяешь мне, можешь одного своего сына позвать, а мы оружие всё бросим. —Отец, я с тобой пойду, — вызвался старший сын Емели Михаил, доставка булаву. —Э нет, — возмутился Бердыш, — мы оружием бросим и вы оружие бросите. Не честно тогда получится, молодой. —Опусти булаву свою, — приказал Емеля Михаилу. Тот отца своего послушился и булаву с лютейшим грохотом на пол бросил. Дружинники Бердыша тоже своё оружие бросили и отвели за дверь обоих. Пройдя сквозь длинные коридоры дворца, Бердыш дверь в одну из палат открыл и туда Емелю толкнул. —А для чего..., — не договорил Благородный и повернулся, увидев собак чёрный с острыми клыками, которые только что проснулись и уже были готовы напасть на князя изгоя, основавшего род князей изгоев Емельяновичей. —Стой, эй, открой! — закричал Емеля и стал стучать со всей мощью по двери, пока дружинники резали Михаила и кости ему ломали. Один из псов прыгнул, как кузнечик, на князя и сразу грызть начал, откусив нос. Емеля закричал от боля, стал звать на помощь, на что находившиеся за дверью лишь хихикали. Остальная стая тоже присоединилась к обеду и начала грызть и отрывать всё у князя:уши, волосы, остатки носа, подбородок, руки, ступни, колени, куски одежды, часть кожи и так далее. Когда добыча перестала сопротивляться и испустила последний дух, собаки начали миленько откусывать от неё большие куски плоти, съедая их или делясь с другими членами стаи собак. Через час другой собаки мужика доели и осталось от него практически ничего. Описать то, во что превратился бывший благородный князь я рассказать не смогу, но вы просто представьте, что будет, если на человека набросятся штук 7 мощных и крупных чёрных собак, которых дня два не кормили. Бердыш открыл дверь и кинул труп Михаила собакам, чтобы и им они полакомились, а сам обратно к остальным пошёл, мёд пить. Эта была самая первая расправа за день, а вот ночью, когда гости решили во дворце переночевать, тогда Бердыш с Теодором решили ещё с некоторыми людьми разобраться. Всё равно те пьяными были, ничего не поймут. Герасима Утопленника, прозванного так за свою любовь топить людей, Бердыш со словами:"Повеселись чутка", в вине утопил Остапа Толстого пальца, названного так за его лишней вес. Он был не одним таким, ещё толстым был Андрей Круглый, правивший Белой Русью и убивший случайно во время пира этого Борислава Владимировича, сына Владимира Везучего, князя Каменецкого, который от своего сына отказался и сделал его изгоем, пытаясь заставить его стать паломников. Самому Владимиру повезло в эту ночь, Бердыш хотел его тоже собакам скормить, но он смог отбиться и даже одного дружинника вместо себя в расход собакам пустить. Ближайший друг Владимира Везучего — Константин Одноногий, ещё имевший прозвище Скоморох, всю ночь танцевал и веселил князей и бояр, за что ему опьяневший Теодор меч свой подарил. С помощью этого меча Константин за Владимира отомстил, всех дружинников Бердыша положил вместе с собаками, а его самого руки лишил. Бердыш от боли очень сильно кричал и обещал убегающему из дворца Константину, что найдёт его и на ближайшем дереве повесит, перед этим руки лишив. От бурной ночи пострадал и другой сын погибшего Емели Георгий. Он завязал драку между Емельяновичами, Бердышем и помогавшим ему роду изгоев Серафимовичами, во главе с его основателем Серафимом Волжским. Во время драки сын Серафима с таким же именем его в окно выбросил, а его самого Роман Емельянович в бок нож всадил. В этой драке Емельянович проиграли и с позором, ругая самого великого князя, убежали. Когда драка Емельяновичей и Серафимовичей была на самом пике, Святослав Святополкович Окаянный, названный так точно не за добрые поступки, отравил Архангельского князя Рюрика Ильича и во весь голос объявил, что он теперь Архангельском править будет. Ему за это отец Рюрика Илья Смелый, король Бобруйска, пальцев лишил и залил ноздри раскалённым маслом, который ему бояре принесли. Святослав, не выдержав, сгинул, а Илья Смелый от горя и алкоголя передал княжество Олегу Лыко, лучшему другу и деду троюродному брату Олега Пантократора. Жишики, тем временем, между друг другом не ссорились и мирно беседовали о том и о сем. За этим всём Теодор наблюдал внимательно, только изредка вмешиваясь. Ему так нравилось, как люди друг друга убивали и били даже не понятно за что. Он считал себя будто царём горы, наблюдающим за жизнью низших людей, живущих под горой и пытающихся заменить царя. Но это им не удастся, сил и мозгов не хватает, как думал сам Теодор. Больше убийств не происходило, лишь не большие стычки и драки между князьями. Только некоторые из них не пили и не участвовали в них, например, Евгений Дружелюбный и Олег Лыко, вместе с Жишиками. Когда Солнце осветило прекрасный Муром своими нежными и светлыми лучами, князья уже уходили из Кремля, всё побитые, уставшие и страдающие от похмелья. Теодор, наблюдая за этим шествием "мертвецов" через окошко в кремлёвской башне и немного шатаясь, сказал себе под нос: —Весёлый пир получился...