***
Он не убивает её. Вероятно, потому, что длиной волос она напоминает ему мать, но Саске не слишком в этом уверен. Он не задерживается здесь надолго. Наблюдает, как её глаза сканируют то, что осталось от Конохи. Она не слишком далеко, и, когда она смотрит на него сверху вниз, он видит бетон, видит скалу, но не видит огня. Дыма нет. В глазах Наруто дым был. Он заполнил его лёгкие. Он вылетал у него изо рта, когда тот силился сделать последний глоток воздуха. Уходя, Саске недоумевает, почему у последней Хьюга отсутствуют огонь, искры, знакомое горение ярости. Он размышляет об этом, пока его ноги не ступают на траву за деревней, и после он уже о ней не думает. Или только убеждает себя. Но через час, среди высоких деревьев и нетронутой, ничем не потревоженной девственной зелени, Саске ощущает ласку её чакры на своём затылке. Обычно ему не требовалось столько времени, чтобы заметить, как его преследуют. Но сейчас Саске оказался в особой ситуации. Он умирает. Видимо, в какой-то момент он потерял большую часть левой руки. Могло показаться, что нечто столь важное и мучительное, как отсутствие руки, должно быть заметно. Но Саске не такой человек. У него односторонний ум. Ничего больше не имеет значения. Он убьёт человека, который убил его семью, а затем уничтожит деревню, которая заставила его это сделать. Вот какие вещи занимают всю его личность. Он не Саске Учиха — теперь просто Саске. Потому что какой смысл быть Учиха, если никто из живых не помнит, кто они такие? Он — месть, он — ярость, он — сила, он — страдание, и ничто другое не будет перетягивать или дёргать его внимание, пока он не получит то, что хочет. Саске не знает, как давно его рука отсутствует, но, судя по приступу головокружения, терзающего его в глубине сознания, можно предположить, что потерял он её по крайней мере день назад. Возможно, Наруто забрал его руку с собой в могилу. Саске хочет думать, что это похоже на него, но на самом деле не знает. Он ничего не знает про этого идиота, кроме того, что тот идеально подходит под данное прозвище. Он не знает, что Наруто отбирает кусочки свинины из своего рамена и откладывает их напоследок, чтобы съесть, как только выпьет весь бульон. Не знает, что иногда он всё ещё тренируется с верёвкой, чтобы усовершенствовать жесты руками. Не знает, что бы он сделал со своей жизнью, если бы остался жив, на ком бы он женился, сколько бы у него было детей. Саске не знает, потому что Наруто Узумаки больше не является частью его жизни. На самом деле никогда и не был. А вот Хьюга теперь — да. Хотя и не по его воле. Она следует за ним менее чем в километре к югу. Она идёт по кровавому следу, как представляет Саске. Она продолжает идти за ним, пока небо затянуто чёрными тучами, а луна пытается выглянуть из-за них. Саске находит очередное дерево, садится под ним, затем достаёт свою кусанаги и ждёт её. Чуть больше двадцати минут спустя она протискивается через кустарник, и они встречаются в чаще леса. Для Хинаты он пахнет её деревней. Для Саске она пахнет поместьем. Он двигает своим оружием ровно настолько, чтобы лезвие стукнуло по шероховатой земле, но её взгляд не останавливается на нём. Она не смотрит на Саске и точно не смотрит вниз. Её глаза просто колеблются так, как могут колебаться лишь глаза Хьюга. Она неподвижна всего мгновение, а затем слегка изгибается, чтобы дотянуться до сумки, закреплённой на боку. Саске вкладывает чакру в каждую частицу своего тела; недостающая рука поскрипывает от всполохов молнии. Он крепче сжимает свой меч и почти отталкивается от дерева, чтобы вонзить его ей в горло, когда она поворачивается, медленно, но без осторожности, и хвастается едой, которую вытащила. Садится, как наследница, подвернув под себя ноги и с выпрямленной спиной. Он не знает, почему она потревожила его. Он не знает, почему она начинает есть на глазах у человека, разорившего её деревню. И он не знает, почему позволяет ей это.***
Он не спит, и от этого ещё хуже. Саске не помнит, где он. Иногда листья наверху сливаются с облаками, и ему почти кажется, что он со своим братом. Но такая роскошь ему не дозволена, да он и не желает. Не сейчас. Не с Хьюга. Когда он умрёт, то умрёт в одиночестве. Не с её бетонными глазами, отягощающими взглядом его тело. Он уверен: если бы Хината не последовала за ним, подножие того дерева стало бы ему могилой. Но поскольку она здесь, поскольку от неё сейчас пахнет мёдом и клубничным джемом, Саске продолжает идти. Он не останавливается, пока не находит нужный дом: отдалённый, достаточно большой и полностью пропахший лекарствами. Хьюга понимает его намерения, потому что впервые с тех пор, как последовала за ним, бежит впереди него. Она стучит в дверь. Саске не видит её улыбки, когда хозяин дома приветствует её, но лицо мужчины не хмурится от страха за свою безопасность, безопасность жены или троих детей, чьи шорохи Саске слышит внутри дома. Так что Хината, должно быть, говорит или делает всё правильно. Но вот он подходит ближе, и хозяин смотрит на него. Он должен что-то знать. В его глазах Коноха. Хината, как он предполагает, надеялась на мирную помощь. Но Саске известна только реальность, в которой такого никогда не бывает. Поэтому он направляет свою кусанаги на шею мужчины и заставляет его войти в дом, где сообщает, что если ему не помогут с раной, то хозяин увидит, как его семья умрёт на его глазах. Саске сделает то же, что когда-то Итачи, и сначала убьёт детей. Но без милосердия брата, убивавшего быстро. И поскольку каждое слово, которое бормочет Саске, тяжело правдой, остро честностью и отравлено искренностью, мужчина вынужден ему помочь. Он ведёт его в дальнюю комнату, стараясь постоянно оставаться между ним и своей семьёй, как будто его тело служит надёжной защитой от атаки Саске. Задняя комната уставлена оборудованием, больше подходящим для больницы. На полках много разных лекарств, мазей, пилюль и жидкостей. Есть бинты, жгуты, бандажи и повязки. На стене висят приспособления, названия которых Саске не известны. Есть и другие вещи, но его зрение внезапно расплывается, однако он тщательно скрывает это. Хозяин тем временем нервно усаживает его на белую медицинскую койку у большого окна. Вид оттуда выходит на причудливый пруд, сад и небольшой курятник, полный дремлющих кур. На секунду Саске допускает мысль о том, чтобы просто убить его. Какой человек заслуживает смерти больше, чем человек, комфортно живущий вдали от войн, селений шиноби и воли чиновников? Он смотрит на этот пруд, понимая, что вокруг на многие мили — ни единой души, и действительно хочет просто его убить. Но не делает этого. Хозяин велит жене задвинуть шторы, и пока рядом не за кого держаться, стоящие в дверях дети обнимают ноги Хинаты и пытаются спрятать слёзы в её штанинах. «Я не знаю, почему ты ещё жив», — неосознанно произносит мужчина, и тон его сухой и горький, потому что все в этом доме хотят, чтобы это было не так. Будь Саске другим человеком, он бы рассмеялся. Что-то не в порядке, о чём хозяин ему не говорит. И, когда сбоку вспыхивает бьякуган, Саске активирует свой мангекё шаринган и смотрит на Хинату. Дети не плачут, но это потому, что им неведома опасность его глаз. Вместо испуга они слегка улыбаются и шепчут, что в его глазу цветок. Хината кладёт ладонь на голову самой высокой девчушки и говорит мужчине: «Это его чакра. Она сшивает клетки, чтобы рана на руке затягивалась. Вот почему он слабеет». Конечно, Саске должен ожидать, что Хьюга заметит признаки того, что его сила ускользает. Но это всё равно раздражает его. — Не волнуйся, Хьюга, — практически выплёвывает он и в этот момент понимает, что впервые заговорил с ней. Каким-то образом, где-то внутри себя он вообразил, что никогда не поделится ни словом с этой Хьюга. Он вообразил, что она умрёт задолго до того, как у него возникнет желание разговаривать с ней. И тут его злость снова зашкаливает. — Я убью тебя независимо от обстоятельств. Ослаблен я или нет. То, что у меня одна рука, не значит, что ты в безопасности. Хозяин вздрагивает, а его жена прячет в рукаве сокрушённый вскрик. Хината даже не моргает. Она вновь обращается к мужчине: «Вам нужно передать чакру в его систему каналов. Сначала сосредоточьтесь на этом, а потом уже — на руке». Тот при её словах напрягается и замирает. Это потому, что в нём нет ни капли рабочей чакры. Он не ирьёнин, это очевидно. Он врач для тех, кто втянут в дела ниндзя, но сам ими не является. Так что, если этот гражданский не сможет последовать совету Хинаты, его семья погибнет. Саске ясно может видеть страх в его глазах. Этот страх кормит его. Приносит толчок его душе. Убрав руку с головы девочки, Хьюга подходит к краю кровати и мягко касается плеча мужчины. — Я сделаю это, — говорит она ему. Без улыбки, но голос её лёгок и высок, будто она улыбается. — Продолжайте работать. Я передам свою чакру и помогу с процессом заживления. И Саске на мгновение задумывается, что делать дальше. Потому что он не хочет спасителя, особенно — её. Не хочет её жалости и доброты. Он хочет, чтобы она его ненавидела. Как она могла забыть то, что он сделал с её деревней? Но он всё-таки не хочет умирать перед ней, перед этими людьми. Не хочет настолько сильно, что сжимает челюсти и сидит неподвижно, позволяя Хинате излить в него свою чакру.***
Это долгий, утомительный процесс. Когда всё заканчивается, на улице уже ночь, и сверчки замолкают. Семья ведёт себя очень тихо. Они не знают, что Саске за человек. Они не знают, сдержит ли он своё слово. И снова Саске играется с идеей вонзить свой клинок в левую глазницу младшего ребёнка. Хозяин попытается напасть на него, но, конечно же, это будет жалкая попытка. Саске придётся лишь немного надавить чакрой на определённую часть его шеи, чтобы мужчина полностью потерял контроль над своими конечностями. И тогда он будет вынужден наблюдать, как его семью пытают до самой мучительной степени. Потом, задаётся вопросом Саске, оставит ли он его в живых? Или убьёт? Какая польза от сохранения его жизни? Он, вероятно, сам убьёт себя, как только к нему вернётся контроль над конечностями. Этим вопросом, как представляет Саске, должен был когда-то задаться Итачи. Откуда он знал, что Саске придёт за ним? Что он просто не решит присоединиться к своим родителям в могиле? Может быть... это было нетрудно понять. Потому что Саске всегда был таким. Он никому бы не позволил уйти безнаказанным. И, возможно, этот человек был таким же. Быть может, он последует за Саске на край света, чтобы убить его, отомстить за свою семью. Саске не уверен, что именно бы случилось, и никогда не узнает. Он уходит. Даже когда он и Хьюга находятся в пяти километрах, дальше в лесу, кости его левой руки потрескивают, будто звуки всхлипов той семьи.***
На следующий день Саске находит другую семью — пожилую пару на окраине небольшой безымянной деревни у реки. Этих он убивает, ест их пищу, принимает их душ и вешает свою рубашку сушиться на их бельевой верёвке во дворе, разматывая повязку на руке и заменяя бинты. Можно было бы, пожалуй, притвориться, что он сделал это ради выживания, из-за потребности в еде, в двух шагах от сурового мира. Чушь. Саске не нужна удобная кровать и удобная ванна. Саске не нуждается в домашней еде. Он может выжить на земле. Причина, по которой он убивает этих двух людей, заключается в другом. Он хочет, чтобы Хьюга признала, что ему неведомо милосердие, что он способен на такие зверства, что он без колебаний сделает её следующей жертвой, если она решит встать у него на пути. Он не убил того мужчину и его семью, потому что дал им слово, и, несмотря на демона, которым он стал, Саске держит своё слово. Он убивает пару, быстро перерезая им глотки. Они падают друг на друга и словно обнимаются, истекая кровью. Требуется меньше минуты, чтобы смерть осела у них на груди. Пока Саске ест, принимает душ, раздевается и вновь одевается, Хината находит в сарае лопату и следующие два часа копает для них могилу. Яма достаточно широка, чтобы они могли лежать рядом, держа друг друга в смерти, как и в жизни. Когда она закончит, она не плюнет в него, не проклянёт его; в её глазах нет той острой горечи. Она просто молится за души незнакомцев, и, когда он уходит, она уходит с ним.***
Он не понимает, почему она не пытается убить его. Точно так же он не понимает, почему позволяет ей идти за собой, почему не придушит её во сне. Первую неделю она следует за ним, не говоря ни слова. Единственные слова, стоящие между ними, — те, что Саске сказал ей в доме первой семьи. Но на второй неделе она наконец заговаривает с ним. — Давай остановимся здесь. Они находятся на утёсе, а под ними, примерно в четырёх километрах к западу, расположился небольшой фермерский городок. Пахнет жареной рыбой и тестом, а улицы — словно туннели для маленьких городских муравьёв. Саске не припоминает, когда за последние восемь дней у него сложилось впечатление, что Хьюга решает, куда им идти. Поэтому в ответ он лишь фыркает и больше не смотрит в сторону города. Через пять минут она снова заговаривает. — Если ты не будешь держать повязки в чистоте и сухости, инфекция распространится по остальной части руки. Она напоминает ему, что у него закончились бинты, что бинты, обёрнутые вокруг его левой руки, окрашены в красный, и Саске не слишком доволен тем, что ей действительно удалось изменить его мнение. На самом деле, это место он тоже подумывает разрушить. Возможно, заставив её в мыслях заново пережить крах Конохи, он напомнит ей её место. Но, когда лавочница вручает Хинате три лишних рулона бинтов, она делает это не из жалости или страха. Она не знает, кто такой Саске, и просто проявляет дружелюбное гостеприимство. Когда они идут в магазин через улицу и покупают несколько полотенец, видят там ребёнка, который носится с полотенцем, повязанным вокруг плеч на манер плаща. Растерянная мать пытается его поймать. И что-то в глазах Хинаты становится менее бетонным и застывшим, когда она смотрит на них. И, когда они идут в уличную закусочную, где едят якитори и копчёного карпа, вкус не похож на вкус Конохи. Это едва уловимый, невинный, нетронутый городской вкус, и Саске больше не может найти в себе силы даже подумать о том, чтобы разрушить ещё одну деревню, ещё один город, ещё один дом.***
Ему требуется ещё месяц, но в конце концов он позволяет Хинате перевязать свою руку. И это нормально, потому что она не смотрит так, как смотрела бы Сакура, будь она жива. Хината не паникует из-за резкого отсутствия его предплечья, из-за того, как внезапно набухают мышцы. Она не смотрит так, как смотрел бы Какаши, будь он жив. С лёгкой грустью во взгляде, потому что он знает, что потери — часть жизни шиноби, однако от этого потеря не становится более лёгкой и менее трагичной. И она не смотрит так, как Наруто, будь он жив. Не усмехается беспомощно; не хлопает его по плечу и не кричит ему в ухо, потому что он так волнуется, так напуган, потому что Саске — его брат и, конечно, он бы запаниковал. Она смотрит на его руку, как ниндзя, который потерял что-то так же, как и она сама, так что с ним всё в порядке, если рука перевязана. И, пока он это делает, Саске спрашивает: «Почему ты идёшь за мной?» Она не даёт ответа, но он знает. Дело в том, как туго она завязывает его бинты, в том, как её прикосновения достаточно тверды, чтобы не рассердить его, но достаточно мягки, чтобы не причинить ему вреда. Это потому, что он последняя часть Конохи. Он. Тот, кто разрушил её. Он — та самая часть её пазла, и даже если она ненавидит его, всё равно пойдёт следом, потому что он — всё, что у неё осталось. Саске ненавидел Коноху. Он разрушил её и теперь хочет убежать от неё подальше. Он не хочет думать об этом снова. Или так он себе говорит. Но той ночью, когда Хьюга дремлет у последнего огонька между ними, Саске задаётся вопросом, насколько верно это утверждение. Потому что она Хьюга, и Конохи в ней больше, чем в ком-либо. Но он не прикасается к ней. Не пытается ей навредить. Позволяет ей идти следом, позволяет есть с ним, а теперь — и перевязывать свои раны. Он позволяет последней частице Конохи составить ему компанию, и ему следует ненавидеть это. Но нет. Потому что они похожи. Как бы они оба это ни ненавидели, она не уйдёт, и он тоже.***
Саске чувствует, что ему нужно напомнить ей, какой он человек. Это как трещина. Саске поначалу не думал, что хочет заполнить её, пересечь, чтобы не зияла и не таращилась так назойливо. Было бы лучше, если бы он остался здесь, а Хината оставалась там, и чтобы так было, пока он не умрёт. Но что-то убеждает его в обратном. Своего рода любопытство. А что может случиться, если я перейду черту? На что это будет похоже? Как это повлияет на меня? Понравится ли мне это? Поэтому несколько дней спустя, когда Хината наклоняется, чтобы зачерпнуть немного воды из реки, вдоль которой они странствовали, и умывает лицо, Саске заключает её в гендзюцу. Пейзаж плавится и растворяется в тёплых землистых тонах Конохи. Башня Хокаге всё ещё стоит на севере. Улицы неподалёку наполнены болтовнёй, приветствиями и прощаниями, обещаниями нового дня, который они потеряют, чего ещё не осознают. Когда Хината встаёт, она понимает, что её окружают товарищи по команде. Собачник болтает ногами, сидя на высокой ветке ближайшего дерева. Любитель насекомых сидит на клумбе из маргариток. Шикамару наблюдает за облаками. Чоджи и Ино отдыхают рядом с ним. Сакура и Какаши пытаются отобрать друг у друга книгу. Куренай и Асума стоят, прислонившись друг к другу. Наруто тоже там. Он выкрикивает её имя. «Хината, Хината!» Но она не смотрит на него. Её бьякуган активируется, и она смотрит на Саске, стоящего в отдалении. Его собственное додзюцу отключается, и Коноха рушится в землю. — Погрузись в это, — говорит он ей. — Вспомни Коноху такой, как тебе хочется. Возможно, на секунду Хината верит в его милосердие, потому что кивает. И, когда Саске опять ловит её в гендзюцу, она подскакивает к Кибе и обнимает его так крепко и тепло. Он почти лает от смеха, едва не падая с дерева, а Хината приземляется рядом с Шино и прижимается своим лбом к его, слушая гул внутри его тела. Она проводит, кажется, часы рядом с Шикамару, обводя пальцами облака, создавая формы, изо всех сил стараясь не задремать по примеру Ино и Чоджи. Она целует Куренай в щёку, нежно кладёт руку на её живот и рассуждает об именах; о том, как ей нравится имя Мирай, о том, что Асума будет замечательным отцом. В один прыжок она выхватывает книгу у Какаши и Сакуры, читает перевёрнутые страницы, когда бежит назад и уклоняется от их попыток отобрать её. И, когда Хината натыкается на кого-то, книга исчезает из её руки, а она поднимает голову и видит улыбающегося ей Наруто. —Хината! Он кружит её и целует, а она держится за ворот его куртки, словно вот-вот рухнет. И вдруг все взгляды обращаются к нему. — Саске! Киба ворчливо закатывает глаза, а Шикамару со вздохом прижимает руки к ушам Ино и Чоджи, чтобы они не проснулись. Наруто машет ему рукой, весь улыбается и смеётся, Сакура мечтательно вздыхает, а Какаши выглядит довольным тем, что он здесь. — Саске, хватит быть таким жутким ублюдком, иди к нам! Он не понимает, когда соскользнул в ловушку собственного гендзюцу. Его мангекё пульсирует и пронзает череп иглами боли. Наруто не прекращает махать ему рукой. Он выглядит самым счастливым человеком в мире. И Хината в его объятиях улыбается ему. — Саске. Он ненавидит то, как она произносит его имя. Он ненавидит, как этот звук ощущается в ушах, какой он тёплый и щекочущий, словно пёрышко, как он сбивает его с ног. Он обнажает свой меч и приближается с намерением убить её. Он должен. Он должен. Но он не может. Его рука двигается, и вместо неё он пронзает Наруто. Коноха даёт трещины. Наруто моргает, затем смотрит на лезвие, проткнувшее его грудную клетку. Лицо Хинаты бледнеет, а потом гендзюцу дребезжит, раскалывается и осыпается вокруг них. На её руках никого нет. — Я убил его, — это то, что ей следует помнить. Так он заполнит трещину. Это единственный способ. — Я убедился, что он мёртв, прежде чем уйти. Я не колебался. Она медленно поднимает на него взгляд. — Запомни это, Хьюга. Саске не думает, что она последует за ним. Если честно, ему не хочется этого. Но она идёт, и он её не останавливает.***
Той ночью ветер особым образом давит на его глазницы, и Саске видит сны. Ему снится новый серый горизонт; поднимающееся в небе солнце, приветствующее Коноху только для того, чтобы обнаружить её мёртвой. Накануне солнце поцеловало её на прощание, как мать. Оно улыбалось, как его собственная мать в день своей смерти, всего за несколько часов до того, как родной сын навлёк смерть на её бедную душу. Солнце думало, что проснётся и в очередной раз увидит Коноху, но оно ошиблось. Саске снится, как он послал чидори в грудь Наруто, как стремительная кусачая молния из скопления чакры моментально убила бы любого другого. Но Наруто держался. Он сделал ещё пять вдохов с интервалом в двадцать секунд, а затем умер. Но во время этих пяти вдохов его чакра сгущалась, сопротивлялась, шипела и рычала, жаждала силы. Она умоляла Наруто восстать. Саске чувствовал, как она сжимается внутри его туловища, будто кулак. Чакра билась, стучала и барабанила. На третьем вдохе Наруто посмотрел на Коноху. Он знал, что все мертвы. Казалось, он видел каждый труп. Его лицо сморщилось, когда он увидел Сакуру. Его улыбка испарилась, когда он увидел Какаши. На четвёртом вдохе он положил изодранную, окровавленную, сломанную руку на живот. «Всё нормально, приятель, — прошептал он. — Всё нормально». И тогда Саске почувствовал, как чакра, дух, жизнь покидают Наруто. Этого не должно было случиться. Он должен был стать новым Учиха. Он должен был убить того старика, убившего его семью, — всех их, каждого из них. Он должен был быть Наруто Узумаки, который никогда не сдавался и сражался до последнего вздоха; потому что Саске не так много знал о Наруто, но Наруто знал его. Он знал. У него вырвался последний вздох, и он улыбнулся в объятиях своей смерти, а Саске рухнул и зарычал, схватил его окровавленную руку, приложил к своей груди и умолял, умолял Наруто убить его. Саске сказал себе, что без колебаний убил Наруто, но той ночью ему снится правда. Правда, которая не затрагивала его все эти дни. Правда, которой, как ему казалось, он успешно избежал. Правда, которая, как он был уверен, не имеет над ним никакой власти. Но затем он вспоминает, как Хината прошептала его имя в его собственном гендзюцу, и это каким-то образом делает солнце одиноким и скорбным, делает Наруто полным и абсолютным мифом для Саске, делает сломанную руку всё ещё прижатой к его груди, прямо над сердцем; может убить его так легко, но не делает этого. Предпочитает не делать. — Саске. Саске... Он пробуждается от её руки на своей груди, толкает её на лесную подстилку, забираясь сверху, и встречается с глазами Хьюга, которые больше не выглядят тусклыми, серыми и тяжёлыми, как застывший бетон. Его ладонь горит чидори. Горит непреодолимым желанием проткнуть ей грудь, сосчитать её вдохи, посмотреть, как долго она продержится, пока не умрёт; или, возможно, она будет верна своему пути ниндзя. Возможно, она будет драться. Возможно, она сделает то, чего не смог Наруто, и остановит его сердце, и они будут лежать рядом, глядя друг на друга. Её глаза больше не будут бетонными, его глаза будут кровоточить, и они будут считать каждый вдох и выдох. И, когда солнце взойдёт, оно увидит две последние мёртвые частицы Конохи, прижавшиеся друг к другу, как пожилая пара месяц назад. — Тебе снился Наруто, — в глазах Хинаты отражается его чидори. Правая сторона её лица ослепительно белая. Она расцветает под его горячей, искрящейся чакрой. — Всё нормально. Мне он тоже снится. Всё нормально. Всё нормально, говорит она. Как можно такое говорить? Как Наруто из всех людей может такое говорить? Что не так с этими людьми?! — Мне снятся всякие мелочи, — продолжает Хината. — Например, как он улыбается, когда кто-то здоровается с ним на улице. Или как он покупает комнатные растения только для того, чтобы поговорить с Ино. Или как он уделяет больше внимания небу, чтобы было о чём поболтать с Шикамару. Иногда он забывает, куда идёт, и натыкается на столб, из-за чего ему приходится придумывать оправдание шишке на голове, когда Шикамару об этом спрашивает. Саске хмурится, но не отстраняется. Он продолжает слушать, и его чидори истончается, тлеет и исчезает. Он вжимает ладонь в её грудную клетку, ещё больше придавливая Хинату к земле. Он хочет, чтобы она знала, что он может убить её в любой момент. Хотя часть его уже понимает, что он не сделает этого, вне зависимости от того, хочется ему или нет. — Он посещает Скалу Хокаге по разным причинам. Он навещает Пятую, когда злится. Он навещает Третьего, когда потерян. Он навещает Четвёртого, когда хочет притвориться, что живёт другой жизнью. Он рассказывает ему о тебе. Ты знал это? Четвёртый знает о тебе всё, Саске. Он может видеть его там. Лица разрушены и разбиты, но он всё ещё может видеть его там, наверху, разговаривающего с ними, будто бы они его друзья, его семья. Что-то тёплое касается его мизинца. Часть его чакры как будто всё ещё отражается в её глазах. Они яркие и сверкают. — Я говорю тебе это, — поясняет Хината, — чтобы в следующий раз, когда он тебе приснится, этот сон не был кошмаром. После этого он больше не засыпает. Она тоже. Они просто сидят в темноте и ждут солнца. Поднимая наконец голову, светило удивляется тому, что они оба живы.***
Раздражение заставляет его искать девочку на другом краю поляны, усыпанной маргаритками. Они чувствуют её маленькую порхающую чакру за три километра, и Саске стремится задать направление именно в её сторону. Он находит её быстро. Она на несколько лет младше их, и это единственное, на что он обращает внимание, прежде чем вонзить свой меч в её зияющий испугом рот. Он не знает, почему убивает её. Во всяком случае, это лишь усиливает раздражение, потому что он не занимается таким. Он не убивает просто так. Он не лезет из кожи вон, чтобы убивать. Всегда есть причина убивать; даже если причина заключается в том, чтобы послать острое и ядовитое предупреждение в череп Хинаты. Нет причин убивать эту девочку, но он это делает, а маргаритки окрашиваются в красный и каштановый цвета — кровью и длинными распущенными волосами. Из левого кармана девочки выглядывает кунай. Она даже не успела его вытащить. Она умерла в ту секунду, когда поняла, что находится в опасности. Хината шокирована её смертью. Саске знает это, потому что тело ещё не коснулось земли, а она уже мчится к ней. Она подхватывает голову девочки, чтобы та не ударилась о землю. Для этого нет причин. Она в любом случае мертва. Но Саске и не думает жаловаться на отсутствие веских причин. То, как Хината держит девочку, кажется знакомым. Стоя рядом, не более чем в паре метров, он вспоминает, как мать держала его. Разум болит от воспоминаний. Он внезапно ощущает усталость, когда Хината берёт девочку на руки и следующие несколько часов рыщет по лесу в поисках дома, семьи, человека, потерявшего что-то дорогое. Она ведёт, а Саске следует, и на это он тоже не может начать жаловаться. Вокруг них ничего нет. Нет и лопаты в сарае, поэтому теперь Хината встаёт на колени, когда роет могилу. Бетон в её глазах мокрый, как улицы Конохи после недели дождя. Она работает тихо и ни разу не прерывается. Саске ни разу не наклоняется, чтобы помочь ей, но держит убитую им девочку крепко, как за собственную мать. Когда Хината заканчивает, солнце уже садится, они устали и проголодались, но хоронят её должным образом. Хината целует каждый из её глаз, прежде чем они засыпают её землёй. Ей требуется пять минут, чтобы помолиться. Саске стоит рядом с ней и, пусть и не знает, что добавить, склоняет голову в такт её мягкому шёпоту.***
Они находятся примерно в десяти минутах ходьбы от небольшого портового городка, когда Саске снова снится Наруто. На этот раз не кошмар. Они сидят вместе на каменном изваянии его отца, Коноха жива и процветает, а Саске слушает его рассказы. Наруто говорит отцу, что он влюблён, что Саске будет его шафером на свадьбе, что он хотел бы видеть отца живым, рядом с собой в этот день. Этот далёкий сон комнатной температуры оставляет его в состоянии неуравновешенности и слегка задыхающимся. Он просыпается, а затем будит Хинату, и, когда они собираются в дорогу, говорит ей: «Расскажи мне больше о Наруто». Она фиксирует сумку на бедре. — Что ты хочешь узнать? — На ком бы он женился?». Её дыхание немного сбивается. Хината так и не отвечает. Они собирают вещи и заходят в деревню как раз в то время, когда владельцы магазинов просыпаются и начинают протирать витрины. Они приобретают еду, бинты, мазь и новую одежду. Погода становится более солнечной и жаркой, когда они медленно, осторожно приближаются к окрестностям Суны. Их новая одежда тоньше и легче. Хината смотрит на парикмахерскую за углом, но не заходит туда, и они покидают селение ещё до полудня. Мощёные улочки превращаются в грязные тропы, и именно тогда Хината говорит: «У него было бы трое детей. Два мальчика и одна девочка. Девочка будет самой младшей и всегда сможет равняться на своих братьев». Саске слушает её рассказы о будущих детях Наруто. Средний сын будет таким же, как его отец. Он будет изводить деревню розыгрышами, а Наруто вспомнит свои юные годы, уперев руки в бока и качая головой. Дочь будет милой душой, которая поцелует своего отца и наполнит его сердце любовью, чего ему так отчаянно недоставало, когда он был в её возрасте. Старший сын, говорит Хината, будет похож на Саске. Это заставляет его повернуться к ней, и его внимание из пассивного становится острым и точным. Она говорит ему, что Наруто усыновит самого старшего мальчика. Что он не будет знать, что такое любовь, какой на самом деле должна быть семья, и Наруто покажет ему, терпеливо и безупречно. И тогда этот сын войдёт в мир и у него будет своя собственная семья, с собственными детьми, которые будут знать, что такое родительская любовь. И постепенно, со временем, Коноха станет лучшим местом. Когда её голос начинает затухать, Саске позволяет нескольким мгновениям тишины зависнуть меж ними, а затем спрашивает: «Почему трое?» Он достаточно близко, чтобы увидеть, как её веки слегка опускаются. — Потому что, если с одним из них что-то случится, двое оставшихся смогут опереться друг на друга. Саске представляет себе жизнь, в которой были бы он, Итачи и ещё один брат или сестра. Всё-таки брат, думает он. Тот, у кого слишком голубые глаза, чтобы быть Учиха, у кого нет шарингана, которым обладает каждый Учиха; но тем не менее, брат им. Когда Итачи прикажут покончить с кланом Учиха, он оставит двух своих братьев в живых, и Саске будет чуть менее одиноким. Всё равно будет больно. Случившееся всё равно уничтожит его. Но он будет не один, и этого достаточно. — А если что-то случится с двумя из них? Хината утыкается взглядом в пыльную дорожку. — Тогда она будет страдать вдвое сильнее.***
Он не понимает, пока не проходит ещё месяц. Они далеко за Суной, к западу от Страны Земли. Морская соль летит по ветру тусклым вечером, и, пока они сидят и греются у костра, Хината рассказывает ему то, что всё это время вертелось у неё на языке. — Эта война убила Неджи, — шепчет она, — и в каком-то смысле она убила и Итачи. Саске помнит имя Неджи Хьюга, но это всё, что он знает о нём. Он не станет просить Хинату говорить о нём, как о Наруто, потому что сам не смог бы так же говорить об Итачи в случае её просьбы. И каким-то образом, просто по тому, как она назвала их имена, Саске чувствует, что у них много общего. Больше, чем он или она могли осознать. — Он был всего на год старше, но представлял из себя намного большее. Понимаешь? Саске понимает, потому что сам даже представить не может, что когда-нибудь достигнет уровня Итачи. — Он умер за свою деревню. За свою семью. Саске слышит ту часть, которую Хината не произносит. «А теперь посмотри, что стало с Конохой». И это заставляет его понять, что он убил целый клан, как Итачи, что он оставил только одного выжившего, как Итачи, но всё равно потерпел неудачу. Потому что Итачи знал Учиха. Знал, какую боль это причинит ему, но, тем не менее, принял приказ. Саске ничего не знал о Хьюга. Всё, что ему известно, — это Хината Хьюга, которая когда-то знала Неджи Хьюга, который был так похож на его брата. И, если хорошенько подумать, он уверен, что у Хинаты есть мать, мёртвая так же, как его собственная. Добрый дух. Кто-то неподходящий для такой суровой семьи. Саске думает, что у Хинаты мог быть и строгий, жёсткий отец, как его собственный. Отец с детьми, которых можно сравнивать между собой, используя их в своём маленьком соревновании. Он думает о том, что Хината говорила о троих детях. Всё это время данная мысль не выходила у него из головы, и он знал, что она последует за ним и в загробную жизнь. — У тебя была сестра... не так ли? Её костяшки пальцев похрустывают, глаза прикрываются. — Ханаби, — говорит она. — Её имя Ханаби, и она была раздавлена насмерть в Конохе. Образ Хинаты, стоящей на куче щебня, кипит в его мозгу. Он вспоминает, как она копала землю, пока руки не истекли кровью, из-за незнакомой девочки с длинными каштановыми волосами. Саске чувствует тошноту и тяжесть.***
Его мышление поменялось. Он умрёт на глазах у Хинаты. Он не знает, когда это началось — когда она стала кем-то большим, чем Хьюга, в его голове. Но она — Хината, и он не против умереть перед ней, рядом с ней, вдали от неё, но всё же в зоне её досягаемости. Разочарование от её первого следования по пятам давно прошло. Ему недостаёт гордости, чтобы оттолкнуть её, заставить уйти, лишь ради того, чтобы отсечь себе вторую руку и слушать пение птиц над головой, истекая кровью. Так будет хорошо. Саске подумывает об этом, когда их выслеживают шиноби Суны. Они метают кунаи медлительно, по небрежной траектории, которой Саске легко может избежать. Но не делает этого. Он ведёт себя так, будто они чунины, всё ещё практикующие свою хватку, свою цель; он же просто манекен, дерево; его грудь — мишень, его сердце — яблоко мишени. Они бросают и швыряют свои кунаи, три из них глубоко вонзаются в его кожу, и Саске это устраивает. Раздаётся крик. Не его. А затем Хината оказывается перед ним, прикрывая собой; её лицо того же оттенка, как в тот момент, когда он проткнул Наруто в гендзюцу. Это заставляет его чувствовать себя Наруто. Его вдохи идут с интервалом в двадцать секунд. У него осталось ещё четыре, а потом он умрёт, и его тело будет разлагаться здесь. — Саске! — её бьякуган активируется. — Не смей! Ниндзя Песка окружают их. Их как минимум девять. Возможно, больше. Саске не уверен. Он слишком занят, считая собственные выдохи. Когда Хината поворачивается, он видит два куная, торчащих из её спины, и это заталкивает ему в горло целую вселенную, полную кислорода. Его лёгкие расширяются. Он сидит, голова его туманна и легка; когда он восстанавливает концентрацию внимания, все ниндзя без сознания, а Хината, пошатываясь, идёт обратно к нему. — Ты не можешь, — шипит она. Её бьякуган глядит ему в душу. Губа её кровоточит, а правая сторона лица уже опухает. — Ты не можешь умереть здесь, Саске. Она вновь произносит его имя так, и Саске думает, что именно этого он, наверное, хотел всё это время. Кто-то, рядом с кем можно умереть. Кто-то, кто будет держать его в последние минуты. Он будет Итачи, а она будет Саске Учиха, и это эгоистичное чувство, но именно этого он хочет. Кровь стекает по тыльной стороне её рук. Она едва может держать себя в вертикальном положении. Саске Учиха не должен умереть. Это звенит, кричит и ревёт в его голове. По голосам он узнаёт. Итачи. Наруто. Хината. Саске Учиха не должен умереть.***
Они проходят полкилометра. Они проползают ещё половину. Затем он тащит её. Она висит на его спине, ноги волочатся по грязи, и он задыхается. В лёгких тесно. Они колют и жгут. Он не останавливается. — Хината, — говорит он, — ты тоже не можешь умереть. И она отвечает: «Я знаю. Я знаю, Саске». — Я вижу впереди деревню. Разговаривай и держи глаза открытыми. Так она и делает. Наконец она отвечает на его вопрос и говорит, что надеется, что Наруто женился бы на ней. Их свадьба была бы грандиозной, но не потому, что ей хотелось бы пышного празднества, а потому, что она хотела бы, чтобы Наруто действительно увидел, как много людей рядом с ним. Хината говорит, что у них появился бы первый ребёнок через девять месяцев после свадьбы, а второй — ещё через два года. Наруто уже станет Хокаге, когда они усыновят третьего, старшего сына. Их дети будут дружить со всеми остальными детьми Конохи. Хината говорит ему, что на такой исход она надеялась, но даже будь Наруто жив, будь Коноха в порядке, она не верила, что это произошло бы. Наруто женился бы на Сакуре. Или на Ино. На ком угодно, кто не был ею. Он был бы счастливее с кем-то вроде них. Она говорит Саске, что ей будет больно, но она всё равно порадуется за Наруто и пойдёт на его свадьбу. — Надеюсь, ты всё же будешь лучшим человеком для него, — её шёпот согревает ему затылок. Его руки немного слабеют. — Даже если это только ради меня. Или, может быть, это будет ради Наруто. Саске хочет сказать ей, что это будет ради них обоих. Если она спросит почему, он ответит, что, во-первых, Наруто его брат, а во-вторых, она не может ожидать, что будет следовать за ним в течение трёх месяцев и после этого между ними не образуется хоть какой-то связи, какого-то товарищества. Он хочет сказать ей, но не говорит. Он должен сосредоточиться на своём дыхании. Отверстия в его груди истекают кровью его слов. Голос Хинаты начинает обрываться и затихать. Она ещё сильнее обвисает на его спине. Когда она то возвращается к сознанию, то теряет его, руки её скользят вдоль тела Саске, она прижимает ладони к мышцам его живота и начинает шептать и хныкать имя Неджи, как она по нему скучает, как она ему благодарна. Её тёплое дыхание заменяется слезами, и она плачет ему в спину, думая, что он Неджи. — Я люблю тебя, — бормочет она. — Я так тебя люблю. И Саске задыхается пуще прежнего.***
Всё вокруг тусклое и колеблется ближайшие несколько дней. Последнее, что помнит Саске, — как его рука нашла изгиб улицы, а затем он просыпается в доме с двумя детьми, смотрящими на него сверху вниз. Его мангекё активируется против воли, они пищат, хихикают и выбегают из комнаты, зовя свою мать. Стены мутно-бежевого цвета. Потолок высокий. Когда мать заходит, она сперва вытирает руки о свой белый фартук, а затем без лишних вопросов проверяет его температуру. Её глаза тёмно-синие, будто она взяла их цвет из глубин океана, а улыбка ослепительна. — Твоя лихорадка немного спала. Тебе повезло, что я нашла тебя тогда. Саске понимает, что его грудь покрыта бинтами, свежими, как будто их меняли тем же утром. Дети выглядывают из коридора, и мать прогоняет их с наказом принести ему воды. Её пальцы снова касаются его лба, после чего она вздыхает, бросая на него многозначительный взгляд. — Не знаю, с кем ты связался, мальчик, но я советую тебе перестать с ними водиться. Его раны перевязаны, заживают и чисты, но даже при всём этом он не может найти нужных слов. До тех пор, пока не ощущает, как пусто за его спиной. — Где... — Ой. Точно! Девушка, — щебечет с улыбкой хозяйка. — Она дальше по коридору, в полном порядке. Она очнулась вчера. Твоя возлюбленная — сильная женщина, мальчик. Его горло сжимается. Однако если бы он хотел возразить, запротестовать, то сумел бы. Он мог бы выдавить из себя эти слова, если бы действительно хотел. Но не сделал этого. Когда Хината входит после того, как ему подали обед, на ней надета длинная белая блузка, которая велика ей на пару размеров. Рукава сползают по рукам. Её левое плечо полностью обнажено. Саске также видны повязки на её туловище. Сначала она рычит на него, и он может поверить, что этому её научил Киба. Затем она падает на колени рядом с его кроватью, хватает его за руку и благодарит Ками за то, что он жив. Саске не знает, как на это реагировать. Когда она сердится, он может хотя бы нахмуриться в ответ; но, когда она держит его за руку, дрожа всем телом, он не может сделать ничего, кроме как сидеть и смотреть. — Милая... ох, что ты делаешь на полу? Хозяйка возвращается примерно через пятнадцать минут и, цокнув языком, помогает Хинате подняться. — Ты уже накрутила себя из-за него, верно? Но я же говорила тебе, что с ним всё будет в порядке. Разве нет? Разве я тебе этого не сказала? Хината слегка кивает, когда женщина пододвигает стул, позволяя ей сесть у постели Саске. Затем она опять вздыхает. — Твоя девушка всю ночь волновалась, — говорит она ему. — Отныне будь мягче к её сердцу. Саске смотрит на Хинату, она смотрит в ответ, и никто из них не пытается поправить женщину. Когда она уходит, Саске выжидает тридцать секунд, открывает рот, а затем ждёт ещё минуту, пока не исчезнет топот детских ног у двери. Он заговаривает после нескольких резких вздохов. — Объяснись. Хината всё ещё держит его за руку, и хватка её крепчает и крепчает. — Что объяснить? Он клонится к изголовью кровати, уже чувствуя, как иссякает его энергия. — Хината. Оба одновременно понимают, что это первый раз, когда он произносит её имя; и он повторяет его мысленно, сравнивает с тем, как Хината произносит его собственное, и замирает. Его рука бессознательно сжимает её руку, и лицо Хинаты слегка искажается. — Объяснить, почему я волнуюсь? — спрашивает она. — Это то, что ты хочешь, чтобы я объяснила? — губы Саске поджимаются, он стискивает челюсти. — Почему бы мне не волноваться, Саске? Ты... Т-ты всё, что у меня есть. Но ему не нравится, как она произносит его имя на этот раз, поэтому он фыркает, сердито буравит взглядом противоположную стену и ослабляет хватку на её руке. — Я всё, что у тебя есть, потому что я был тем, кто разрушил всё остальное. Помни, что... — Конечно, я помню, — шёпот Хинаты звучит убийственно. Не то чтобы Саске боялся за свою жизнь, но её голос настолько леденящий и разрушительный, что, как ему кажется, способен остановить сердце и заморозить душу. — Как я могла забыть? Не то чтобы он считал, будто она забыла. Определённо не забыла. Но факт в том, что она на него не нападала, не колотила, не проклинала, не душила, не смотрела свирепо. Факт в том, что он враг, и она следовала за ним три-почти четыре месяца и не сделала ничего ради своей деревни, своих друзей, своей сестры. Факт в том, что он боится, что она уже простила его, а он не сделал ничего, чтобы заслужить это. Её хьюговские глаза обращены к нему, и она спрашивает: — Что ты хочешь, чтобы я сделала, Саске? Ты хочешь, чтобы я убила тебя? Он не уверен в ответе на этот вопрос. Две недели назад он мог бы сказать ей без колебаний. Но сейчас всё иначе. Он не уверен, почему, но это так. — Саске, — рука Хинаты прикасается к его лицу. — Живи, Саске. Жажди этого. Желай этого. Борись за это. Он не уверен, что имеет на это право, но Хината выглядит уверенной. — Давай я тебе помогу. Её тело замирает, колеблется, а затем она склоняется и проводит ртом по уголку его глаза.***
Они покинули тот дом два месяца назад и сейчас скитаются между мелкими деревнями, забытыми городками. Они следят за тем, чтобы их не узнали, и скрывают свою чакру, когда рядом ниндзя, а затем собираются и пируют перед тем, как упорхнуть в ночь. Хината никогда не жалуется на странствия. Её лицо зарумянилось и выглядит здоровее от активности, а постоянные передвижения помогают им обоим отвлечься от мыслей. Теперь она очень добра к нему; не сказать, что и раньше её отношение было ужасным, но тогда между ними была дистанция, трещина, полость. Больше этого нет. Она спит ближе к нему. Она сидит с ним на его стороне от костра. Она никогда не отходит подальше, если они гуляют по улицам, и её руки остаются нежными и мягкими, когда она исследует шрамы на его груди. Иногда она целует его. Легонько в щёку. Или вдоль ключицы. Когда Хината думает, что он спит, и её губы прижимаются к его лбу, Саске снится его мать, и он просыпается отдохнувшим, с ней рядом, свернувшейся калачиком. Она заставляет его пробовать новые блюда. Она заставляет его дышать воздухом по-другому. Она заставляет его больше блуждать по деревням, в цивилизации, ибо это то, к чему принадлежат такие, как она. Сообщество. Место, к которому можно принадлежать. Саске уже увёл её от одного. Лучше бы дать ей другое. Но она следует за ним. Всегда. Как будто он источник её жизни, её единственная причина быть здесь, быть вдали кладбища на месте Конохи. И это заставляет его ощущать себя кем-то. Будто она видит что-то, на что ему нужно открыть глаза. Ночью, когда Хината спит, он иногда просыпается и растирает шрамы, смотрит в темноту и думает о том, что никогда больше не допустит этого.***
Он вспоминает, как впервые поцеловал её. С Конохи прошло семь месяцев, и они находятся в самом сердце Страны Молний. Стоит зима. Они потеряли счёт времени, но могут видеть видеть собственное дыхание и ощущать морозный воздух, так что пора года определённо холодная. Он целует её, потому что она греет руки у огня. Вот в чём причина. Ей холодно, поэтому он целует её, и она задыхается ему в рот и чуть не сваливается в пламя. Рука Саске обхватывает её талию, она вздрагивает, наклоняется и позволяет ему снова поцеловать себя. Его волосы достаточно отросли сзади, и ему нравится, как пальцы Хинаты вплетаются в них, когда он прикусывает её нижнюю губу. Он вспоминает первый раз, когда поцеловал её, и это врезается в его память. Но ещё лучше Саске помнит второй раз, когда затем они занимаются сексом, что, пожалуй, немного нехорошо с его стороны. Но нельзя сказать, что он совсем забыл об этом. Это происходит в ту же ночь, когда он впервые целует её. Он прижимает её спиной к дереву и думает, что, это будет просто долгий поцелуй, но вот она уже расстёгивает пуговицы на своём свитере, а он потеет от огня и её губ. Он смутно помнит, как понятия не имел, что делает; что Хината, казалось, точно знала, что и как делать, но позволила ему взять на себя инициативу, экспериментировать и изучать её тело, своё тело и тела их обоих разом, как единое целое. Но лучше всего он помнит их второй раз, потому что в какой-то миг его сердце чуть не остановилось. На этот раз они более подготовлены. Они купили брезент и большой футон, чтобы положить его, и, пока Хината возилась с его штанами, Саске уловил знакомое ощущение её чакры, вспыхнувшей к жизни. Его инстинкты срабатывают раньше, чем успевает его озабоченный, слегка затуманенный разум, и он хватает оба её запястья одной рукой, отдёргивая их от себя. — Что... — его сердце колотится где-то в горле. Она вновь заставила его задыхаться. — Что ты...? — Ты не доверяешь мне? — её бьякуган активирован. Саске чувствует, как оживает его мангекё. — Саске? Он сглатывает, заставляет свою руку отпустить её, и чакра Хинаты вновь начинает танцевать на кончиках её пальцев. Хината склоняется над ним, правой рукой заправляя свои волосы за ухо, а левой стягивает его пояс ниже бёдер. Её губы вытягиваются, и она дует на его кожу; её ладони ложатся на его грудную клетку, затем скользят ниже, ниже, пока она не нажимает точку на внутренней стороне его бедра. Чакра Саске вспыхивает в ответ на её собственную, и внезапно он чувствует себя очень живым, пробуждённым и полным сил. Он не может вспомнить время, когда чувствовал что-то другое, и никогда больше не хочет чувствовать ничего за исключением того, что чувствует сейчас, в данный момент... ...пока она не проглатывает его целиком. И теперь Саске думает, что он умрёт и она убьёт его, и наступает его очередь стянуть пальцами её волосы, и он умоляет её с её именем на губах — Хината, Хината, Хината — вот почему он помнит второй раз лучше всего.***
Два дня спустя Хината спрашивает его, где он похоронил Итачи. Саске достаёт карту и обводит по её просьбе точное место, где Итачи лежит. После он тащит Хинату на горячие источники, где целует её грудь, чтобы заставить забыться, а она вливает чакру в кончики пальцев и находит правильные места, чтобы помочь ему забыться тоже.***
Снег начал таять, когда они проходили мимо брошенного коттеджа, и даже когда они продолжили идти дальше, даже когда дом остался далеко позади, Саске не может выбросить его из головы. Он думает о нём весной, когда кобальтовое небо становится туманно-розовым. Он думает о нём, когда Хината лежит под ним, с нетерпением ожидая, когда он наденет презерватив. Саске не торопится, по какой-то причине. Обычно он более чем готов и быстро вступает в дело. Но сегодня всё иначе, потому что тот дом до сих пор в его голове, и Саске представляет, каким бы он выглядел, не будучи таким заброшенным. Он надевает защиту, скользит в неё, и они оба стонут, пока он двигается. — Хината, — её лицо румяное, ресницы трепещут, но она смотрит на Саске, встречаясь с его горящим взглядом. — Хината, а что, если это будет не Наруто? Что, если у тебя будет трое детей от меня? Её глаза заметно расширяются, и она внезапно напрягается, становясь очень узкой. Саске приходится замедлиться на какой-то момент, чтобы перевести дыхание. — Я могу дать их тебе, — продолжает он. В каком-то роде он практически упрашивает её. — Сначала мальчика, потом девочку. Я могу это сделать. Теперь он задыхается, так как Хината давит скрещенными ногами на его спину, побуждая двигаться; и он двигается для неё, она содрогается, а он говорит дальше, и она пытается сдержать свой голос и слушать. — Мы можем поехать в Звук и усыновить мальчика. Мы привезём его к нам домой. Его движения ускоряются, темп ускользает от него, и спина Хинаты выгибается над землёй. — Хината, — шепчет он, — я не буду моим отцом, а ты не будешь как твой отец, и мы можем положить начало новой Конохе. Она обвивает его руками и прижимается лицом к его плечу. Саске останавливается на самом краю, тяжело дыша, потея, дрожа. Сказанное проникает в его голову, и он укладывает Хинату, ложится рядом, прислоняясь, и обнимает её до конца ночи. Позже, когда Саске просыпается и видит её в своих руках, он вспоминает, что той ночью впервые увидел её улыбку.***
Хината говорит ему, что хочет жить поближе к Конохе, и, хотя Саске сперва сомневается, в итоге даёт согласие. Дорога туда занимает три недели и один день, но они добираются. В хорошо знакомых лесах они находят место, идеально подходящее для семьи. Укромное ровно настолько, чтобы их не могли легко обнаружить ниндзя, но достаточно открытое, чтобы дети могли свободно бегать, чувствуя ветер на своих лицах. Стоит глубокая ночь, когда Хината усаживается на него сверху, и Саске тут же просыпается, когда её налитые чакрой пальцы касаются его боков. Она прикусывает его шею, челюсть, ключицу, но уворачивается, когда он пытается поймать её губы. Рука Саске обвивается вокруг её спины, пытаясь приблизить, но Хината упирается ладонями ему в грудь. — Что? — Саске смотрит на неё сквозь влажный ночной воздух. — Хината, что такое? Её взгляд останавливается на собственных руках. Лавандовые радужки загораются свечением чакры. — Знаешь, почему я попросила тебя прийти к Конохе? — правой рукой Хината скользит позади себя, посылая чакру вверх по его бедру. — Нет, — Саске шепчет. — Ты знаешь, что здесь поблизости? Она опускается на него, между ними не остаётся пространства, и на этот раз Саске выдыхает: — Нет. Эти пальцы путешествуют всюду. Вниз по рукам, вверх по груди, вокруг шеи, между ног. Они словно состоят из огня. — Могила Итачи рядом, не так ли? Именно тогда Саске понимает, что не может двигаться. Такое ощущение, что на него навалены камни. Как будто он погребён под целым городом и может чувствовать каждого жителя, каждый дом, каждый шаг. Хината смотрит на него сверху вниз, и он не узнаёт её. — У тебя такой же взгляд, как у моей сестры, — говорит она, — перед тем, как её раздавило. Я представляю, как ты себя чувствуешь сейчас, как чувствовала себя она в последние минуты жизни. Так тяжело, что даже его челюсть не может двигаться. Его голосовые связки расходятся на две части. Хината отстраняется от него и прижимает обе руки к его груди; одну для Наруто, думает Саске, и одну — для неё самой. — У тебя взгляд человека, который хочет жить. Я надеюсь, теперь ты знаешь, Саске, каково это — так сильно хотеть жить только для того, чтобы эту возможность у тебя отняли. Ради себя. И даже, возможно, ради Наруто. Мангекё исчезает, но Саске держит глаза широко открытыми, когда Хината ударяет обеими руками в его грудную клетку, вливая в него всю свою чакру, воспламеняя все его каналы и почти мгновенно останавливая его сердце. Почти. Последнее, что Саске видит, — её глаза, и он замечает, насколько они бетонные. Как в тот день, когда он увидел её там, в Конохе, на развалинах; она смотрит на него, она планирует, и она следует плану.