Наташа

Каким бы ни был большим или маленьким город, в каждом, в самом плохом, хорошем, богатом, бедном, когда стихает шум на проспектах, и мамочки с детьми возвращаются домой, а горожане с собаками заканчивают прогулку, выходят несуразные, странно накрашенные женщины. Обычно увидев одну такую мадам, мужчины кривятся, морщатся в отвращении, гражданки проходят по ней взглядом, хмурятся, ускоряя шаг. А та с равнодушием и дерзостью ловит их глазами, проникая в душу и пугая прохожих сильнее. Одну такую звали простым именем — Наташа. Особой красотой не обделенная, здоровьем крепким тоже. Дома её звали Наташа, в школе звали Наташей, в педагогическом колледже тоже, по-простому, Наташа. И вся простота взросла в этой девчушке. Но удивителен бывает человеческий характер, когда вопрос касается жития. Наташа стала работать в детском саду, пыталась бросить курить, чтобы хватило денег на месяц, но не получалось. Проходили месяцы, в её однокомнатной коморке не хватало свежего воздуха, в зеленой ванной пожелтели раковина и трубы, в пепельнице на кухне теснились бычки. Если зайти в дом, то густой запах ржавчины, оставшегося самогона на дне стакана и трехлитровой банки одеялом окутает тебя. Наташа приходила в семь вечера, включала маленький телевизор на кухне и грустила, ужиная наедине с собой. Иногда она начинала плакать, так тихо, что телевизор заглушал её всхлипы, потом она вытирала слезы, натягивала улыбку, запивая с немым тостом самогон. Одним вечером она горько скорбела о чем-то, хваталась за голову, била себя, выпивая рюмку за рюмкой, а после — оделась, причесалась, накрасилась как могла и вышла из дома. Юбка была короче, кофта поуже, макияж ярче, так и стояла Наташа на проспекте, покуривая сигарету. В этот раз затяг был дольше. Она держала сигару так аккуратно, как это делали аристократки, зажав несильно папирус между пальцев. Сегодня ночью её нашел первый клиент. Он предложил ей тысячу. На вид был скромен, уставший вид выдавал работающего человека. «Не против скрасить вечер?» — предложил он ей, взяв за запястье. «Пойдем, » — подхватила она, выпустив дым на него. Зайдя к нему в квартиру, ничего не отличалось от её дома. Те же стены, полы, та же кухня с ванной, тот же запах, что стал для неё неощутимым и привычным. Ей было страшно. Наташа лежала под ним, смотрела в его глаза и хотела оттолкнуть, но мысль в голове цепями сковала её и держала до последнего. Все стоны, слова наслаждения заполняли комнатку, она отдавалась ему как в первый раз, целовала потрескавшиеся губы, грубые пальцы на руках, и казалось, что ей нравится, в моменте она поверила в это, но, когда всё закончилось, она дома плакала, смотря на тысячу рублей. Больше никогда не станет, больше никогда, думала она, крепко зажмурив глаза в попытках уснуть. Но и завтра мысль посетила её, когда ей выдали бумагу об увольнении. Работа в детском саду была неприбыльная, тяжелая, зарплата скромна. «Посмотри на себя! Как детям покажешься! От тебя перегаром несет за километр!» — кричали ей, когда Наташа, сжав в руках клочок несчастной бумаги, уходила. Легкая полуулыбка появилась на её лице, а глаза по-прежнему грустили. Завтра нужно заплатить за квартиру. Наташа сидела на кухне, смотрела на донышко стакана. За окном ревели машины, по телевизору шумели новости, в прихожей моргала лампочка. Часы доходили до девяти вечера, отбивая стук каждую секунду, а в ванной капала вода. Наташа встала со стола, умылась, оделась и вышла из дома. Голые коленки подрагивали от холодного ветерка, в душе от чего-то тоже было неприятно холодно, только табачный дым согревал Наташу. Сегодня ей заплатили полторы тысячи. Правда, этого не хватит, чтобы заплатить за квартиру. Каждый день она смотрелась в зеркало, ощущая большее отвращение к себе, но это отвращение притуплялось возрастающим смирением. И казалось, в её глазах была большая уверенность, большая страсть. Клиенты попадались грубее, да и бросил один нашу Наташу однажды, оставив без денег и с синяком на плече. Горько бы заплакала она тогда, да слез не было, лишь съедающая тоска и разочарование. В другой раз её силой взяли двое. «Ты же шлюха, это твоя работа», — говорили ей, — «лежи и получай удовольствие, а мы заплатим, если хорошо поработаешь.» Так прошло полгода. Наташа исхудала, побледнела, сигарет и алкоголя в доме стало больше. За квартиру теперь она платит, даже купила себе красную помаду на распродаже. И казалось ей, что не всё так и плохо. Да, бывает побьют, бывает предложат попробовать таблетки, но с ними легче получить удовольствие и забыться. Трезвые мысли мучали её по утрам, однажды Наташа хотела покончить с этим, но не смогла. Ей было некуда податься. Это стало неизбежностью. Соседи уже давно осуждающе смотрели на неё, ругали и проклинали. Даже сосед, который бегал по ночам от жены к Наташе и говорил, что она единственная, кто дарит ей незабываемую ночь, днем вместе со своей любимой плевал в её сторону. Сначала ей было грустно, неприятно, ведь сосед был единственным, кто проявлял к ней нежность. Она вместе с ним получала удовольствие, или, может, хотела в это верить. Когда в подъезде соседка кричала на неё, держа за руку супруга, Наташа начала громко смеяться, а после уведомила соседку, что этой рукой, которую она держит, он ублажал её вчера. На что получила громкий удар по щеке. В эту ночь с дымом сигарет ушли последние крошки чувств. Остались лишь смирение и уныние. Холод в груди не грел даже табак, алкоголь давно стал привычным напитком. Лампочка в прихожей больше не светила. В голове была пустота. Никаких трезвых мыслей не существовало, как и самой Наташи. Одним вечером мужчина угостил её дорогим коньяком. Они сидели у него дома, разговаривая о всякой чепухе, развивая диалог в нужное для клиента русло. Он придвинулся к ней ближе, закинул в рот таблетку и силой поцеловал Наташу. Языком толкнул таблетку глубже, обхватив шею рукой, взял стакан с алкоголем и заставил полностью выпить. Спустя пять минут в голове взорвались фейерверки, в глазах поплыло. На предложение съесть ещё одну она согласилась. Эффект подействовал быстро. Ей стало смешно. Она смеялась, смотря на мужчину, но тот не был радостным. Он возжелал её ещё час назад. Увёл в спальню, толкнул на кровать и принялся искать что-то в комоде. Когда достал галстук и ремень, завязал Наташе руки и принялся рвать одежду. Они были полностью нагими. Мужчина бил её пряжкой, руками, плевал в рот, рваными толчками входя в неё. Это продолжалось час, два, лоно полностью заполнилось семенем, но мужчине было мало. Эффект таблеток прошел, у глаз Наташи появились слезы боли, стоны наслаждения сменились стонами отчаяния. Но и это тоже прошло. Сделав последние толчки, мужчина развалился рядом с ней. Полежал, поглядел на Наташу, улыбнулся и вышел из комнаты. А она сидела на кровати, поджав ноги, рассматривала синяки и царапины. Мысль посетила её голову. Наташа встала, по ногам стекала белая жидкость, вышла на балкон, открыла настежь окно и прыгнула. Её забрали спустя час, и, поговаривают, на её лице застыла легкая полуулыбка.