Feeling fireworks

От Ёимии в кимоно у Аято перехватило дыхание. Он видел много красивых девушек: высоких и низких, худых и фигуристых, аристократично белых и сексуально загорелых, в одежде с вызывающими разрезами и призывающе раздетых. Но никто не вызывал жара внизу живота с первого взгляда. А вот Ёимия смогла. В кимоно цвета ночного неба с солнечными кляксами в виде фейерверков. Оно запретно прикрывало все тело, но внезапно сползло с плеча, открывая вид на молочную кожу, острые ключицы, маленькую татуировку и тонкую шею. Ёимия продолжала с улыбкой рассказывать что-то Аяке и лишь на пару секунд посмотрела на Аято, когда медленно поправляла одежду. Ее взгляд снизу вверх из-под полуопущенных ресниц заставлял его гореть сильнее. — Брат, может, ты все же пойдешь с нами на фестиваль? — с надеждой спросила сестра, когда она, Тома и Ёимия стояли на выходе из поместья. — Извини, Аяка, мне нужно закончить с документами до утра. Она понимающе кивнула и вышла вслед за Томой. Ёимия шла последней и у самых ворот обернулась к нему с самой невинной улыбкой в своем запасе: — Господин Аято, — на выдохе произнесла она, сделав паузу и внимательно смотря своими золотисто-карими глазами. Чертова девчонка. У Аято перехватило дыхание второй раз за пять минут, но виду он не подал. — Надеюсь, вы уделите время моему фейерверку к концу фестиваля. Ведь вы не были в Инадзуме две недели. — Обязательно, Ёимия, — усмехнувшись, глава комиссии ушел в сторону кабинета с мыслью о том, что за пять месяцев он ничего не оставил от той невинной госпожи Наганохара. Их связь началась с того дня, когда Ёимия впервые осталась ночевать в поместье Камисато по просьбе Аяки. Тогда Аято увидел в ней не только веселую подружку сестры, но и повзрослевшую девушку, очень красивую и со множеством чувств, плещущихся в ее золотистых глазах. Она умело поддерживала беседу, тактично умолкала при неловких моментах, заливисто смеялась, чтобы снять всеобщее напряжение. Она помогала Аяке быть раскованнее, напоминала Томе свободный Мондштадт, позволяла Аято вдохнуть запах спокойной жизни. А еще смотрела на главу клана так, что он хотел залезть в ее голову и прочесть каждую мысль. Встречи Аято и Ёимии становились частыми, были случайными и не совсем, и привели к тому, что они имели сейчас. Часы пролетели незаметно за чтением документов, подписанием нужных и складыванием остальных в утиль. По потемневшему небу за окном он понял, что время фейерверков сладостно приближалось. В этот момент в комнату без стука вошла Ёимия — живой фейерверк, пылающий каждую ночь их близости. — Ты закончил работу? — наедине она откидывала формальности и улыбалась так, как умела только она и только ему. Ярко и мило, невинно и соблазнительно. Пряча что-то за спиной, нетерпеливо топала на месте босыми ногами. — Господин Аято? — Ёимия всегда его так называла, потому что видела, как ему это нравилось. Да и действовала эта фраза безукоризненно: заставляла обратить внимание лишь на нее одну. — Я принесла данго! Аято обхватил ладонью ее вытянутую руку с десертом и подцепил один шарик, не прерывая зрительного контакта. А потом, за секунду преодолев давящее расстояние между ними, он прикоснулся к ее розоватым губам мимолетно и нежно. — Вкусно, — шепот в ее приоткрытый рот и заинтересованный взгляд в глаза, которые сначала смущенно не знали, куда смотреть, а позже — упрямо и смело глядели прямо на него. Аято любил играть, тянуть время и удовольствие, следить за каждой реакцией, эмоцией, движением девушки. Ёимия же наоборот, не любила ждать и играть по чужим правилам. Это тоже его привлекло в самом начале их близкого общения. Чересчур близкого, можно сказать. Она не принимала его игры и уловки, действовала по своему, полагалась на свои эмоции и желания. Иногда — смущалась, часто — веселилась и говорила что-то невпопад, редко — злилась и отчитывала его как ребенка. Захотела — первая поцеловала его во время одной из случайных встреч в лесу Тиндзю. Захотела — оттолкнула, когда он зажал ее в тени поместья. Чего она хотела сейчас? Аято не знал. Хотя он всегда старался знать и предугадывать все. Но сейчас Ёимия могла засунуть оставшиеся шарики данго ему в рот, могла запрыгнуть на него со смехом, могла отчитать за то, что он прикрылся работой лишь бы не пойти отдыхать, как все нормальные люди, могла схватить за руку и потащить на крышу смотреть фейерверки. Могла сделать все это одновременно. Она была сумасбродной девчонкой, и ему нравилось это в обычном порядке своей жизни. Но вместо всего этого она опустила кимоно, открывая вид на плечо, как несколькими часами ранее. — Так ты у нас теперь соблазнительница, — хмыкнул он, проводя подушечками пальцев по выпирающим ключицам, невесомо обводя контур татуировки, медленно опускаясь ниже по ткани до банта завязанного пояса. Ёимия была такой красивой в этом кимоно, но Аято лучше всех знал, что она еще красивее без него. Он неторопливо развязывал бант и видел, как нетерпеливо она кусала нижнюю губу. Интересно. Когда пояс глухо упал на пол, а за ним и кимоно, Аято понял, что сегодня это он — ведомый участник игры Ёимии. Все было спланировано: от момента с оголенным плечом перед фестивалем и частых «Господин Аято» до наготы под кимоно. Аято не хотел казаться диким изголодавшимся зверем, но сейчас он не мог быть кем-то другим. Не когда перед ним Ёимия с изящными линиями тела, возбужденными сосками на упругой быстро вздымающейся груди, алым румянцем на щеках и кончиком языка, облизывающим каждую трещинку губ. Одна секунда — и Ёимия прижата к стене. Вторая — он целует ее податливые губы, теперь не нежно, а со всем накопившимся желанием внизу живота, кусает, облизывает и прижимается все сильнее. Третья — Ёимия ласкает его твердую плоть сквозь одежду и чувствует его тихий стон в ее рот. Аято был инициатором каждого секса, бессовестным соблазнителем, заставлявшим забыть обо всех принципах и морали. И сегодня Ёимия захотела забрать этот титул себе, и даже не представляла, что для Аято все было наоборот. Его возбуждал один ее взгляд, и он просто действовал дальше. — Господин Аято, — отрывистый шепот между поцелуями, дрожащие руки, старательно снимающие с него одежду, учащенное дыхание — все это сводило его - главу клана Камисато - с ума, заставляя терять последние остатки самообладания. Когда между их телами больше ни единой преграды, он приподнял Ёимию за ягодицы, а она обвила ногами бедра Аято. Его властные руки оставляли красноватые следы на нежной коже, ее проворные руки приятно-больно царапали крепкую спину. С его пересохших губ сорвался полустон-полувздох, когда ее мягкие губы и язычок пылко рисовали только ей известную картину на чужой шее, ключицах, плечах. Одной рукой придерживая Ёимию, второй Аято поглаживал внутреннюю сторону ее бедер, тягуче медленно поднимаясь выше, к желанной плоти. — Ты, — Ёимия была влажной, раскрасневшейся, растрепанной, — вся, — она насаживалась на его длинные пальцы, кусала губы, терлась сосками о его грудную клетку, — моя. Она доводила его до безумия, заставляла говорить и делать то, чего и в мыслях не было, она стала его душой и разумом, вожделением и слабостью, его, только его, его, его. Ёимия уже близка к своим фейерверкам, он понимал по несдержанным стонам, дрожащему телу, напряженным ногам, и в этот самый момент убрал пальцы и вошел в нее резко, глубоко, всей длиной, до помутнения рассудка и миллиона мурашек по коже. — Я, — Аято двигался умело и быстро, Ёимия двигалась в такт, — скучала, — он до боли сжимал ее бедра, покусывал пульсирующую вену на шее, тяжело дышал и желал растянуть удовольствие, но не мог найти силы на это. — Господин Аято, — ее сдавленный шепот, полный любви, наслаждения, покорности стал финальной точкой под звуки фейерверков за окном, которые заглушили ее крики и его стоны. Они лежали на татами, потные, тяжело дышащие, смотрящие на цветные огни за окном. Ёимия обняла его нежно и поцеловала быстро куда-то в плечо, а Аято даже улыбку не хотел сдерживать рядом с ней. Ёимия создавала незабываемые фейерверки не только в небе, но и в его душе.