winter in the summer

***

в небольшой квартире играет тихий блюз, чонсу барабанит по столешнице пальцами, пока обозлённый гониль проветривает комнату, проклиная обстоятельства себе под нос. — чуть не сгорели. ты хотя бы подыхай нормально, в одиночестве, без остальных. чонсу тихо смеётся с такого выражения. да он и не собирался особо «подыхать», просто немного позабылся, не углядел. подумаешь, сковородка загорелась. сынмин вон на прошлой неделе действительно чуть не умер. и не потому что забылся или не углядел. — иди гулять, пошныряй по окрестностям, — бурчит гониль, выбрасывая сковородку в мусорное ведро. — и куда я пойду? — бубнит чонсу, а потом приходит смс от сынмина. короткое такое, незначительное особо, если уверить себя в этом. но на самом деле ценное, потому что чонсу очень ждал. гласит спокойным, привычным: давай на скамье у ворот посидим. — ну, тогда я пошёл. гониль глядит на него, словно на идиота. — только что ведь не знал, куда податься. а вообще, вали уже, — и не грубо совсем, потому чонсу знает, что он останется сам конфорку отмывать. из общаги чонсу выходит не спеша, шаркая по плитке в коридоре тапочками соседа. он идёт на выход размышляя о сынмине. тому, кажется, всё ещё очень сильно хреново. заболел, только не простудой или гриппом, а целой историей, в которую чонсу пока (или специально нехотя) просто не лезет. потому, что влезть, значит стать частью этого, а чонсу не хочет быть частью. чонсу хотел бы быть для сынмина другим, новым началом или хотя бы чем-то вроде отдельного острова, на котором чужой «болезни» остывает след. а сынмин сидит. он сидит на той самой скамье, уперевшись взглядом куда-то в пустоту и чонсу чувствует отсутствие его настроения. они встречаются взглядом, когда сынмин поворачивает к нему голову. у чонсу в голове играют блюз, который заел в голове, у сынмина в глазах всё ещё зима, даже в этот душный летний вечер. чонсу садится к нему, ощущая, как сердце наполняется чем-то невыносимым. — жарко сегодня, — констатирует он, когда сидящий рядом, немного подождав, опирается о его плечо головой. сынмин в кофте с длинными рукавами, так как шрамы свои не любит. на прошлой неделе чонсу нашёл его в куче таблеток. он хотел бы об этом не думать, но когда сынмин рядом вот так вздыхает, страх потерять его превращается в огромную всепоглощающую сферу. — ты снова об этом думаешь, — почти шепчет сынмин, когда молчание между ними затягивается. — я сковородку поджёг, гониль меня отругал, — чонсу пытается увести разговор и сынмин засмеявшись, касается пальцами его ладони. — что готовил? — хотел макароны пожарить, задумался. всё-таки в последнее время многое происходило. — по моей вине… — сынмин отстраняется, тянет вниз рукава. не прячется, чонсу и так видел всё. — я правда о тебе думаю, — сдаётся чонсу. они много раз об этом говорили. о том, что сынмин для него больше и дороже чего-либо ещё. о том, что чонсу влюблён и о том, что сынмин чувствует то же самое. не смотря на целостность картины, отдельные части неё немного не в порядке, а если быть точнее, проблема только в одном — сынмин болеет историей, которую чонсу ненавидит. — обещал ведь больше не позволять этому происходить. — прости, — короткое «прости», от которого остаётся тяжёлый след. — в тот день ты не пришёл и я снова… — можем не говорить об этом… — хорошо, спасибо. чонсу знает, что сынмин не хочет снова поднимать эту тему, вновь копаться во всём, когда они и так делали это много раз и это не помогает, как бы не было прискорбно. помогают только прикосновения и поцелуи, поэтому чонсу берёт ладонь сынмина в свою. они сидят так некоторое время. чонсу наслаждается этим моментом, даже если это тяжело. даже если сынмин всё ещё страдает внутри себя. чонсу надеется на то, что сможет помочь ему. сынмин вздыхает и поднимает голову к небу. он говорит: — я куча негативной тьмы и во мне ничего нет — пустота, — и чонсу не может понять, как в нём уместилась целая вселенная. пара студентов проходит мимо смеясь и переговариваясь о чём-то. чонсу очень хочется притянуть сынмина, обнять, поцеловать, спрятать, но тут людно и их, наверняка, кто-то увидит. — я купил мороженое, джуён ночует у друга. — отлично. гониль как раз не желает меня больше видеть, — чонсу смеётся и ловит на себе чужой взгляд. пристальный, пусть даже в глазах сынмина зима, сердце чонсу греют эти секунды. — ну и ладно, — сынмин тянется ближе, сокращая и так небольшое расстояние, — останешься со мной, — их лбы соприкасаются и чонсу немного подаётся вперёд, но сынмин отстраняется, так и не подарив ему хотя бы один короткий поцелуй. чонсу улыбается, когда сынмин цокнув отворачивается, а потом они тихо смеются с этой неловкой ситуации. — хотел сказать, — бормочет чонсу, поднимаясь со скамьи, — пустота внутри тебя… я заполню её, чтобы этого не стоило. несколько секунд тянется пауза, от которой терпение чонсу превращается в песок и растворяется в воздухе из-за того, что сынмин молчит. а потом он встаёт тоже и их руки снова сцепляются. — хорошо, — говорит сынмин, таким радостным тоном, которого чонсу не ожидал услышать, — только не переусердствуй. — звучит ужасно. — так, чем ты там меня заполнять собрался? — не унимается сынмин, продолжая тянуть чонсу за руку. — боже, нравится цепляться к словам? — только к твоим. — минуту назад ты был так серьёзен, а теперь смеешься надо мной? — чонсу вздыхает, мотая головой. — я не смеюсь, — заключает сынмин. — просто ты забавный, когда смущаешься. в следующую секунду чонсу становится жертвой атаки щекоткой и они бегут и дерутся до тех пор, пока не добираются до входа общежития. и когда сынмин улыбается или смеётся, чонсу правда верит в то, что сможет ему помочь.