Из-под земли достану

Прохладный ветер бил по лицу и груди. Развевались красные одëжи, подобно листьям клёна. Чёрные, как смоль, волосы будто оттягивали назад, мешая идти. А человека, иль же демона, колышет лишь вопрос: "Где Вы, моё божество?..". Какую сотню лет волнующий вопрос не даёт спать, будучи вечным напоминанием о глубокой любви,—одному ему известно. Быть одному, быть одному... Люди сменяют друг друга. Одни возносятся на сияющие небеса, другие падают в пучину демонического города. А сам градоначальник сколько лет уже ждет лишь одного единственного Бога. А следы Бога окончательно истёрлись, ни старики, ни дети не могли ответить на "Видели ли вы даоса в белых одеждах, мусором за спиной и доули?". И если раньше кто-то да указывал направление, то устремлялись бабочки. Они были либо острыми ножами, либо ласковыми светилами, будто маленькие-маленькие звëзды старательно освещают путь заблудшим душам. Однако, смертные, да и небожители видели лишь острые ножи. Год за годом, следуя по пятам, не мог найти Бога. У кого-то Бог был величественный Цзюнь У, у кого-то соблазнитель Пэй Мин, у кого-то справедливая и великодушная Юйши Хуан. У кого-то мрачный, будто тучи на грозовом небе, Мин И, у кого-то водяной самодур Ши Уду, у кого-то лёгкий и весёлый Ши Цинсюань. Но только у градоначальника Хуа место в сердце уготовано для бывшего светила небес. Нет-нет что вы, не погас он, лишь только спустился на землю, взял доули и будто убегает от чего-то. Но Хуа Чэн обязательно найдёт и постарается сделать всё для него. Возможно, придётся имя изменить, возможно и вырвать самого себя, но в сердце теплится надежда, что возможно, как-нибудь, да сможет быть только лишь собой. Однако, будет счастье, если тот лишь обратит свой взор на него, хотя бы на секунду, как в те моменты падения. Надежда, надежда лишь ведёт. Ведёт куда? Ведёт по исстершимся следам? Его поход сейчас бессмысленен. Он даже не может придумать куда ещё Бог убежал. А скоро нужно возвращаться в город и ещё одна возможность найти принца будет упущена. Ещё раз. И так раз за разом, словно судьба злодейка их разводит, не давая свидеться. Впереди роща. Снова раздосадованный Хуа Чэн прикрыл глаза и отчаянно начал слушать тишину. Плачут цикады, ветер тормошит деревья. Стук. Приглушённый стук раздавался слишком часто и, будто бы, отчаянно. "Тут два отчаянных похоже"—невесело подумал он. Хуа Чэн резко нахмурился. Откуда ж ему быть. Он запустил несколько бабочек. Одна из них осела на землю впереди и именно от неё сильнее всего передавался этот звук с небольшой, которую могут почувствовать лишь подобной серебряной, вибрацией. Он начал осматривать своими двумя работающими глазами почву, и сделал вывод, что это похоже на несвежую могилу. Странно. Нужно раскопать, слишком уж походило на будущую проблему, которую проще устранить сейчас. Хуа Чэн щёлкнул пальцами. Не то что ему это нужно было делать, но помогало сконцентрировать такой тяжёлый приказ. Бабочки начали втыкаться в землю и раскидывать маленькие клочки земли. Прошло несколько минут и появилась деревянная крышка гроба. Эмин на готове, скорее всего тварь выберется как только груз земли ослабнет. Гроб полностью видно, бабочки сидят по краям могилы и ожидают приказа. Прошло немного. Потом чуть подольше. Потом он осознал, что демон не может выбраться. Почему это не мог быть живой человек? Могила слишком старая и травой обросла уже. Человек погиб бы. Точнее это человек погибший и есть, только уже демон. Хотя странно, что не исходит даже немного демонической энергии. Подойдя и встав внутрь ямы, он медленно но верно Эмином выковыривал гвозди. Кто-то явно очень уж хотел запереть это нечто. Возможно, юный заклинатель не смог справиться с мелкой нечестью и выбрал изощрённый способ избавление. Может кто-то похоронил заживо кого-то намеренно или случайно. Не имеет особого значения. Гвозди заржавели, гроб тоже потихоньку распадался. Тварь могла высвободиться в скором времени. Это доставило бы проблемы, учитывая, что это проблемы и его тоже. Был негласный договор между ним и небесами, что на его плечах забота о демонах. Так что приходится градоначальнику и земельку раскапывать, в отличие от неженок с небес. Он вздохнул, крышка гроба дрожала, остались последние 4 гвоздя. Тут уже применит духовную силу, ибо нужно одновременно приготовится для отражения нападения. Не то что ему это было трудно, но гораздо приятнее встретить тварь на отдалении. Гвозди резко разлетелись в разные стороны, распираемые от такой силы. Гроб перестал дрожать, будто нечто внутри устало. Хуа Чэна охватило волнующее предчувствие. Будто что-то важное знаменует этот странно утихомирившийся гроб. Руки начали покалывать. Эти же руки уже самостоятельно отодвигали крышку гроба. Остановившееся сердце, кажется, начало дрожать. Внутри драно вздыхая лежал человек в маске. В грудь вбит кол. Кровь хлестала. Странное предчувствие усилилось. Хуа Чэн эгоистично поднял маску и обомлел. Бог. Его Высочество наследный принц. Се Лянь. *** Агония сначала была холодна как сырая земля вокруг, а после кол распалил его. Се Лянь изо всех сил ударял руками по гробу: галлюцинации, голод и отсутствие воздуха не смотря на постоянно восстанавливающееся тело, ударяли слишком сильно. После нескольких попыток крика из горла вырывалась только кровь. И вот крышка гроба начинает нехотя прогибаться. Раз за разом, удар за ударом, было проще и проще. Он ничего не видел. После первого удара рука из-за приложенной силы отскочила и попала прямо по маске, а железная крошка маски посыпалась прямо на раскрытые от всеобъемлющего ужаса глаза, видящие образы из прошлого. Сначало было Сянлэ. Тысячи и тысячи, тысячи и тысячи душ кричали проклятия и слова ненависти. Потом малыш Хун-хун-эр, которому он пообещал быть смыслом жизни, да эта ноша не посильна оказалась. Несколько десятков людей снова и снова пронзали, а силуэт в маске молчаливо наблюдал, будто за комедией. Родители, повешенные на белой ленте, которая сейчас обвивается в страхе вокруг него. Умин... Бедный Умин... Образы из прошлого мельтешили перед глазами. В голове звон, будто колокол, и странный голос голос раз за разом повторял: "Раздели жизнь свою с киноварью клёна". Боль была... Вечной. Только когда кажется хватило бы последнего удара для свободы, руки предательски опустились. Из тела утекало сознание и больше, кажется, не хотело возвращаться. *** Дышать было тяжело, но возможно. Везде тепло. Было очень хорошо. Всё очень чистое, тело будто укутано тёплым одеялом, а по волосам осторожно водят длинными пальцами. Это очень успокаивало. Покой. Счастливый покой. Он хотел уже отдаться на растерзание спокойствию, да только... В голове щёлкнула доведённая до инстинкта осторожность. "Где я?" Перепугался Се Лянь и попытался резко встать. Его придержали за плечи, будто опасаясь потревожить рану. Хотя на Се Ляне заживало всё как на собаке, рана всё ещё ощущалась. Бархатный голос взволновано сказал: —Тише, тише. Будь аккуратнее, не тревожь раны, гэгэ. Ты в безопасности. Се Лянь поверил. Ему почему-то не хотелось даже допустить мысли, что его спаситель мог быть кем-то плохим. День за днём, ночь за ночью его охраняли будто величайшую драгоценность. Се Ляню было непривычно. Без голоса и без зрения он был как слепой котёнок. Но этот человек терпеливо и кропотливо помогал ему восстанавливаться. Осторожно вливал идеальной температуры лекарства и кашу, пока горло восстанавливалось. Кажется, он вместе с этим и вливал часть духовной силы, что не нравилось принцу. Он предлагал почитать Се Ляню и тот с радостью мычал, соглашаясь. Сначала это были даосские талмуды. Потом, как-то потихоньку перешли на сказки, что заставляло Се Ляня по-детски радоваться. Как восстановилось горло... —Как... Как мне Вас звать? Я невероятно благодарен Вам...—хриплым, только-только отправившимся голосом спросил Се Лянь. —Зови меня Сань Лан и обращайся, пожалуйста, на ты. Не благодари меня. —Сань Лан, почему же? Почему ты так добр ко мне? —Ваше Высочество, —от этого обращения Се Лянь обомлел.—Я расскажу Вам всё. Се Ляня мучали вопросы, а он не может даже видеть. Вздохнув он понял, что может хотя бы поговорить с Сань Ланом. —А где мы находимся?—будто заново учась произносить спросил Се Лянь. —Храм тысячи фонарей.—тихо ответил тот. Поняв, что название ни о чем не говорит, принц решил перевести тему: —Слушай, а что ты знаешь про оружие?.. *** Се Ляня придерживали за талию, слегка прижимая к себе, а вторая рука Сань Лана крепко переплелась с рукой принца. Они осторожно выходили на крыльцо. Как только всё тело восстановится, останется только спасти глаза, и вот Се Лянь полностью здоров и сможет продолжить путь в никуда. У Се Ляня всё ещё были вопросы, да ответ на них не спешил получать. Это счастье в виде Сань Лана свалилось слишком неожиданно и слишком светло, и любое неосторожное движение, кажется, может разрушить хрупкую идиллию. —Сань Лан, как хорошо. —постояв немного, сказал Се Лянь. —И это замечательно гэгэ, осталось совсем чуть-чуть. Се Лянь повернул голову к Сань Лану и улыбнулся своей прекрасной улыбкой. Постояв в тишине под лёгкую прохладу начала осени, они осторожно вернулись в храм. *** Се Ляня осторожно потряхивал Сань Лан. Из его медовых глаз вчера вынул все железные осколки Сань Лан, предварительно дав обезболивающее, несмотря на протесты Се Ляня, и уже сегодня глаза зажили. Се Лянь только открыв глаза увидел очень уж красивого юношу в киноварных одежах сидящего рядом. Выдохнув и сев рядом, Се Лянь сказал: —Сань Лан, я невероятно благодарен тебе. Только, прости меня за мою наглость, но хочу спросить тебя обо всём. —Хорошо. Се Лянь почувствовал что-то не то в голосе и тут же догадался: —Сань Лан, ты применил изменения облика. Сань Лан, немного нахмурившись, кивнул. —Это...—Се Лянь смутился, но решил все-таки попробовать попросить.—Сань Лан, не мог бы ты, так скажем... Побыть в... Своём истинном обличии? —Даже если я страшный уродец? —Даже если это так, с чем я уже не согласен. Хуа Чэн какое-то время смотрел в недавно вернувшие возможность видеть глаза, и по нему будто прошла рябь. И вот уже перед ним стоит более старшая версия Сань Лана... Ещё краше. Чёрные вороныé волосы подчёркивали аристократичную бледность и яркость киноварных одеж. Да только один глаз скрыт повязкой. —Спа... Спасибо... И слова из обоих уст полились рекой.