ща подъеду

— Мама дома? — раздаётся на другом конце трубки хриплым голосом. — На сутках. — отвечает Чифую, приподнимаясь с подушки. Звонок Баджи посреди ночи заставил его проснуться и выключить телевизор, под который он уснул. — Ща подъеду. Чифую не успевает ничего ответить, так как в динамике раздаются длинные гудки. Он лениво поднимается с кровати, подтягивая спадающие пижамные штаны в бело-синюю клетку. Кидает телефон на подушку и, протягивая руки наверх, медленными шагами подходит к окну. Ночь сегодня звёздная и очень светлая. Оно и неудивительно — полная луна застыла над Токио огромным мраморным диском. Чифую опускает взгляд и смотрит на дорогу — всё пусто и очень, очень тихо. Токио в такое время уже погружается в сон. Всё Токио, кроме Баджи. Этот полуночник может до утра кататься на байке по городу, может уехать к реке и сидеть там, много думая, может с кем-нибудь драться, а после никому из Тосвы об этом не сказать. Крайне многогранная личность, которая делает всё, кроме того, чтобы спать. Чифую зевает. Спать хочется слишком сильно, но он понимает, что сон откладывается на несколько часов, может быть даже до утра, пока Баджи не поднимется к себе на этаж. Он отходит от окна и шагает по тёмному дому в сторону кухни, всё ещё часто зевая и хрустя костяшками во всем теле. Подходит к плите — краем уха слышит знакомый рёв байка вдалеке — и ставит чайник на огонь. Открывает форточку — действительно, байк рычит всё ближе и ближе. Быстрым шагом он идёт в коридор и, обувая мамины домашние тапочки, открывает дверь на балкон, выходя в звёздную прохладную ночь. Судя по звуку, Баджи уже подъезжает. Поэтому Чифую быстро выходит на лестницу, спускается со ступеней и медленными шагами тащится к углу дома, чтобы встретить Баджи. Через несколько секунд рядом с ним останавливается мотоцикл. Баджи сразу же слезает с него и кидает ключи в карман, поднимает визор на шлеме и, судя по тому, что его глаза щурятся, улыбается. — Ща, подожди, отгоню, — он приподнимает ладонь и берётся за руль, начинает с необъяснимой лёгкостью катить мотоцикл за дом. В воздухе сразу начинает пахнуть сигаретами, железом и бензином. Чифую принюхивается и слегка улыбается, заходя за дом. Баджи стоит к нему спиной и курит. — Ты только не пугайся, Чуфую, — Чифую слышит, что Баджи усмехается и кладёт руку на шлем, который положил на сиденье байка, — мне б умыться, а то мать ругаться будет. Баджи оборачивается и Чифую замирает с распахнутыми до размера огромной монеты глазами. Даже не моргает, лишь рассматривает лицо Баджи, «раскрашенное» кровью. — Сука. — Да я упал, — Баджи, сжимая сигарету в зубах, шипит, — не ссы. — В шлеме ты так упал? — Чифую сжимает руки в кулаки и подходит к нему ближе, начиная глубоко дышать из-за злости. Голую кожу пробирают иголочки прохлады, проносятся по ней волнами, застывая едва заметными мурашками, — Кто это сделал? — А то что? Всех порешаешь? — Баджи смеётся и кладёт руку на его макушку, путая волосы пальцами. Обмануть, пусть и такой глупой отговоркой, не получилось. — Убью. Баджи медленно делает затяжку, смотря на озлобленное, но испуганное лицо Чифую. Его губы слегка дёргаются, а взгляд растерянных глаз прожигает всё тело Баджи изнутри, словно лазер. — Тебя убью, Баджи. Баджи выпускает ему в лицо облако едкого табачного дыма именно в тот момент, когда он, сжимая кулаки, пытается на него наброситься. В шутку, конечно же, они оба это прекрасно понимают. Кулак с силой прилетает в плечо (настолько, что Баджи, сильно удивившись, чуть отступает назад) и тут же разжимается. Холодная ладонь сжимает плечо через куртку и резко тянет на себя. Чифую прижимается к нему, крепко обнимая за пояс. Головой утыкается в грудь, в куртку, уже впитавшую в себя запах крови и табака, и громко вздыхает. — Ты чё, счастье моё? — Баджи кидает окурок в сторону — тот ударяется о стену и, потухая, падает на дорожку. Он кладет руки на плечи Чифую и старается как можно нежнее обнять, прижимая к себе. — Кто это сделал?! — взрывается Чифую и слабо бьёт его кулаком со спины, не отпуская из крепких объятий. — А тебе всё расскажи, — с издёвкой отвечает ему Баджи. Чифую молчит, лишь сильнее утыкается к нему в грудь, настолько, что дышать становится нечем, что лёгкие полностью заполняет запах Баджи. Бровь Баджи рассечена, под ней дорожкой до глаза засохла кровь, под носом совсем свежий алый след, (Чифую на секунду показалось, что из носа кровь у него идёт и сейчас), щёки тоже все испачканы бордовыми пятнами. Волосы, давно ещё собранные в хвост, сейчас торчат неаккуратными прядями в разные стороны, а резинка едва держится на оставшихся в её объятьях волосах. — В следующий раз, если будешь с кем-то драться, хотя бы с собой позови. — Чифую отрывается от него и смотрит в глаза. — Не хватало ещё, чтобы тебе прилетало из-за меня. — Баджи резко перестает улыбаться, снова отворачивается от него, берет с сидения шлем и сжимает его в руке, — В дом пойдём? А то ты в одних штанах, замёрзнешь ещё. Чифую и забыл на самом деле, что вышел на улицу лишь в лёгких штанах — так, слегка прохладно. В объятьях Баджи ему всегда тепло, даже можно сказать, что жарко. Плюс стоят они за домом — ветер сюда не попадает, оттого и тепло. — Да, конечно. — Чифую кивает и идёт на несколько шагов впереди него, — С чего ты взял, что мне прилетит? Я вроде бы драться умею. — Ну, знаешь ли, — Баджи шмыгает носом и заходит в дом после Чифую, — я тоже умею. Но пиздюлей я всё же отхватил. Нога в ногу быстро поднимаются до второго этажа — Баджи заходит в уже ставшую родной квартиру вторым, закрывая дверь на замок. — Так кто это был? — Чифую скидывает мамины розовые тапочки и ставит их на место, смотрит на Баджи, сложив руки на груди, но тут же срывается с места и бегом направляется на кухню. Чайник. Он про него совсем забыл. Баджи поднимает голову, видит, что Чифую и след простыл, поэтому кладёт шлем на пуфик, а после оборачивается к зеркалу, пытаясь разглядеть себя в темноте коридора. — Не скажу, Чифую. — опускает взгляд на тумбочку, — Я возьму расчёску? — Конечно. — громко отвечает ему Чифую и гремит кружками, — Тебе кофе? — Ага. Чифую быстро наливает две кружки кофе и ставит их на стол. Слышит тихие шаги Баджи, думает, что он сейчас зайдёт на кухню, но видит, как силуэт проплывает мимо и открывает дверь в ванную комнату. Чифую оборачивается, чтобы достать с полки печенье и сахарницу. Кладёт пакет с шоколадным печеньем на стол, рядом ставит небольшую сахарницу в виде бочонка и шагает в сторону ванной. Баджи стоит перед зеркалом, наклонившись над раковиной, и внимательно рассматривает рассечённую бровь. — Бля, недели две будет держаться, — бубнит себе под нос и поджимает губы в недовольной гримасе. Слегка прикасается пальцами к ране, но тут же их убирает, шипя сквозь зубы, — ещё и шрам останется. — Давай я обработаю. — произносит Чифую, заходя в ванную комнату. Баджи резко дёргается от испуга. Он и не заметил, что Чифую всё это время наблюдал за ним. — Я сам. — отвечает Баджи и оборачивается к нему на мгновение. Улыбается, показывая зубы, в которых сжата резинка, и начинает делать себе высокий хвост. Чифую отмечает про себя, что был прав — кровь из носа у Баджи до сих пор идёт. — Нет уж, — возмущается Чифую и открывает небольшой висячий шкафчик, доставая из него аптечку, — я знаю, как ты обрабатываешь, Баджи. Плюнешь пару раз, и всё, «обработал». — Тебе не угодишь, кот. — усмехается Баджи и затягивает хвост, поворачиваясь к нему. Чифую протягивает ему ватный диск и снова начинает копаться в аптечке, — Вечно раны мне зализываешь, даже стыдно как-то. — Диск в ноздрю. Иди в гостиную, — Чифую игнорирует его слова, но в глубине души даже чем-то довольствуется. Редко Баджи называет его не по имени, а тут и «счастье моё» и «кот». На него даже не похоже. Быстро находит в коробке ещё парочку ватных дисков, пластыри, перекись, и, выключая свет, выходит из ванной комнаты и шагает в гостиную. Баджи сидит на диване, сложив ноги в позе лотоса, а рядом с ним ластится кот, так и норовящий попасть в объятья. — Тебя тут опередили, — Баджи закидывает голову назад, упираясь затылком в спинку дивана. Кот запрыгивает к нему на ноги и лапами тянется к груди, громко мурлыкая на всю комнату. Чифую кротко улыбается и тихо хихикает, обходя диван, подходит к Баджи сзади. Открывает пузырек с перекисью и обильно смачивает им ватный диск. — Щипать будет, — тихо произносит он, сверху вниз смотря на всегда улыбающееся лицо, — так что терпи. Можешь меньше в драки будешь лезть. Кстати, ты был с Майки? Одной рукой он придерживает Баджи за подбородок, а другой прикладывает к ране диск с перекисью. Медленно скользит пальцами по линии челюсти, когда слышит, что Баджи тихо шипит, поглаживает, как бы пытаясь смягчить неприятные ощущения. — Нет, — сквозь шипение произносит Баджи, прикрывая глаза. Кладёт свою ладонь поверх руки Чифую и аккуратно сжимает, пробегаясь пальцами по костяшкам на его кистях. — А с кем? — Я был один. — сразу же выпаливает, — Не маленький уже, чтобы Майки с собой брать. — То есть, ты знал, что будет стычка, но никому не сказал? — Чифую хмурит брови, с обидой смотря в ореховые глаза. Убирает руки с его лица и снова обходит диван, чтобы сесть рядом с Баджи. — Ага. — Баджи кивает, — Ну, я та ещё мразота, ты ж знаешь. Чифую заваливается на диван, всё ещё держа в руках пузырек и диски. — Херь несёшь. — цокает губами и жмурится, стараясь прогнать вновь появляющуюся дрёму, — Сними куртку. — Так сразу? — скалит зубы Баджи, но тут же прыскает со смеху. Начинает быстро расстёгивать пуговицы на куртке, оголяя подкаченную грудь, а после и пресс. — Фи, Баджи, — Чифую наигранно корчит лицо, — я руки твои осмотрю. — Да ладно, — Баджи кидает куртку на пол, протягивая руки к Чифую, — я мог бы тебе и так сказать, что с ними. На тонких, украшенных длинными синими дорогами вен и несколькими браслетами на запястьях, руках несколько ссадин и парочка больших синяков. Чифую недовольно смотрит сначала на предплечья, потом в глаза, потом снова на предплечья, в конце концов глубоко нервно вздыхает. — Ты бы не сказал, что у тебя тут синяки и ссадины. — Ага. — Баджи снова кивает. Ватный диск с холодной перекисью медленно проходится по всем ссадинам, что только попадаются на глаза Чифую. А ссадин на руках Баджи много, не только из-за драк, но и как минимум из-за того, что буквально вчера он воровал вишню с чьего-то дерева и ветками исцарапал себе все руки. — Баджи, ебаный по голове, нельзя же так! — Чифую держит его за запястья, внимательно рассматривая кожу, вглядываясь в каждый миллиметр, — А если бы пошло заражение? — Я уже не маленький, сам разберусь. — цокает губами Баджи и отворачивает голову в сторону, боковым зрением смотря в окно. — А ведёшь себя, как пиздюк, — Чифую отпускает его руки и поднимает взгляд на лицо, повёрнутое в профиль. Высокий хвост открывает чёткую линию челюсти, острейшие скулы, которые обычно скрываются за густыми волосами. Чифую восхищается им — его красотой, характером, манерой поведения. Ему страшно нравится в нём всё, начиная выступающими венами на руках, заканчивая едва заметной родинкой на веке, которую видно, только когда у него закрыты глаза. Он видит в нём эталон, идеал, утопает в этом сладостном чувстве, липком, как мёд. — Наклонись ко мне, — произносит Чифую, сидящий в позе, которую Баджи называет «креветочной» — спина сгорблена, ноги подобраны под себя, а руки, странно выгнутые, лежат на коленях. Баджи оборачивается к нему и вынимает ватный диск из ноздри. Кровь больше не идёт, поэтому он кидает вату в карман брюк и слегка наклоняется вперёд, смотря на Чифую взглядом, полным усталости, влюбленности и превосходства. Чифую двумя руками обхватывает его за шею, одной ладонью касаясь затылка, и тянет на себя. Звонко целует в сантиметре от раны на лбу и улыбается, отстраняясь. Баджи смотрит на него едва открытыми глазами и, едва приподнимая уголки губ, роняет: — Мало. Чифую крепит ему пластырь на бровь. — Теперь достаточно? — усмехается он, упираясь рукой за спиной в диван. — Мало, — монотонно повторяет Баджи, наблюдая за тем, как наигранно теряется Чифую, — ма-ло. Чифую понимает, о чём говорит Баджи, но хочет специально подразнить, побесить его. Ничего, это будет ему отместкой за то, что подрался и ничего не сказал. Ухмыляется, медленно отодвигается от него на другой край дивана, сжимая ладонь в кулак за спиной и упираясь уже им. — Это месть. За то, что поехал драться в одного, так ещё и никому не сказал. Баджи меняется в лице, ухмылка быстро сменяется опущенными уголками губ, а глаза, до этого горящие страшным огнём, в моменте тускнеют. — Чифую, — грубым голосом роняет он и, заводя руку за голову, распускает хвост. Волосы смольными волнами скользят по плечам, закрывают половину лица, водопадами падают за спину. Чифую завороженно наблюдает за этой картиной, возвращаясь в предыдущее положение, чуть вытягивается вперёд, — давай забудем. Было и было. Ты ж знаешь, что не можешь меня поменять. — Как скажешь. — сразу же отвечает Чифую, даже не начиная спорить. Спорить он в принципе не любит, а смотрит с Баджи и подавно, — Но, давай договоримся, после каждого такого случая ты будешь приходить ко мне. Если нужно, то я буду молчать, чтобы никто не знал. — Зачем? — Баджи смотрит в пол, чувствуя неприятную головную боль. Хмурит брови и старается сосредоточиться только на голосе Чифую. — Мне так спокойнее… — мнётся Чифую и поднимается с дивана, позвоночник отзывается неприятным хрустом. Он не даёт Баджи ответить и сразу же переводит тему, — Там кофе остывает. Пошли пить. — Стой, — Баджи резко одёргивает его за руку и тянет на себя. Из-за неожиданности и сонного состояния Чифую валится назад, снова падая на диван. Приземляется головой на бедра Баджи и трёт затылок ладонью — колени у Баджи слишком уж острые. — Ай, — цокает губами он и убирает руки на грудь, снизу вверх рассматривая лицо Баджи. Из-за волос, обрамляющих лицо чёрными плотными шторами, смотреть приходится только на него. На кофейные глаза, пилящие усталым взглядом, на едва приоткрытые губы, на окровавленную рану на брови. Чифую наблюдает за каждым миллиметром на его лице и растворяется в этой красоте и утончённости, что боготворит. — Хуёвые из нас актёры. — усмехается с какой-то грустью в голосе Баджи. Ладонью скользит по щеке Чифую и через висок переходит к волосам. С нежностью цедит пряди пальцами, поглаживает, — Я врать тебе не умею, а ты не умеешь притворяться, что ничего не понимаешь. Я притворяюсь какой-то холодной грудой, которая ничего не ценит, но на самом деле, Чифую, блять, я так ценю твою заботу. Он сжимает пряди его волос в кулак и совсем немного оттягивает, снова прорывается пальцами к коже головы и аккуратно гладит. Чифую молчит, смотря на то, с каким серьёзным лицом читает монолог Баджи, а самого мурашки из-за таких прикосновений тревожат. Да, действительно, Баджи плохой актер. Да и сам Чифую не лучше. — Я вижу, как ты меня любишь, как ты переживаешь и заботишься обо мне. Хотя, казалось бы, чем я это заслужил? — Как минимум тем, что подкармливал моего кота. — Нашего кота, Чифую. Когда ты уже запомнишь?! — на сосредоточенном лице Баджи играет лёгкая ухмылка, которая тут же пропадает, — Ну, так вот. Давай прекращай. Это всё очень приятно, очень ценно и очень дорого мне, но, радость моя, хорош. Пойми то, что не ты должен заботиться обо мне, а я о тебе. В конце концов, ты мой подчинённый. — Отбрось Тосву хотя бы здесь, Баджи. — Чифую тянется рукой к его левой руке, чтобы обнять, но Баджи кладёт её к нему на грудь и касается кончиками пальцев голой, холодной ключицы. Медленно пробегается грубыми подушечками пальцев, вызывая этим тонну нежданных мурашек, и продолжает, — Ты пойми одно, что я делаю это не из-за того, что ты старше меня по чину и я твой заместитель. Я делаю это, потому что люблю тебя. Люблю, суку, и сделать с этим ничего не могу. — Тебя, как и меня, исправить невозможно, — ухмыляется Баджи и чуть наклоняется вперёд. Чифую приподнимается, ставя локоть на его бедро, и сонно смотрит на него. Горячие руки резко обхватывают за плечи и тянут на себя, прижимая к груди, как маленького ребёнка. Одной рукой Баджи касается его подбородка и приподнимает голову. Касается губами сухих губ и закрывает глаза, лишь крепче обнимая его одной рукой. Чифую обнимает его за шею и двигается с помощью ног, чтобы удобнее сесть. Баджи всё крепче прижимает его к себе цепкими объятиями, сладкими, как молочный шоколад, горячими, как глинтвейн, трогательными, как минор. Чифую растворяется в сильных руках, прикрывает глаза и аккуратно сжимает в пальцах длинные волны угольных волос. Сердце в моменте останавливается, не даёт сделать даже лёгкого вздоха, и после этого Чифую совсем расслабляется, нежно и трепетно отвечая на настойчивый поцелуй. Баджи на несколько секунд отрывается от него, чтобы вдохнуть воздух, и целует снова. Кусает припухшие губы, а самого трясёт, как будто в первый раз. Целует настойчиво и грубо, по-другому не умеет, а руки сами по себе предательски ослабевают. Всё тело становится таким мягким, что, кажется, он сейчас пропадет, как сахарная вата. Все органы в груди кажется, на это мгновение застыли. Чифую первым разрывает поцелуй и делает шумный глубокий вдох. Крепкие объятья заканчиваются, Баджи опускает руки и Чифую падает на его ноги, успевая подложить ладонь под голову, чтобы снова не удариться об его колени. — Теперь не мало? — с ухмылкой спрашивает он, поудобнее устраиваясь на его ногах. — Достаточно, — отвечает ему Баджи и пальцами касается его волос. Снова тормошит их, привычка, а потом начинает расчесывать пальцами. — Кофе остыл, — произносит Чифую. Из-за того, что Баджи гладит его волосы, он, словно кот, прикрывает глаза и едва слышно мычит в губы. Если бы было можно — он всегда бы так лежал, умирая из-за того, как нежно Баджи перебирает его волосы. — Да и хер с ним, — говорит Баджи. С закрытыми глазами Чифую не видит эмоций на его лице, но, судя по интонации, Баджи улыбается, — сейчас не до него.