Юпитер-16

Июль 2019-го

      По такой жаре стоять на открытом пространстве некомфортно. Стоять около входа на кладбище — некомфортно вдвойне. Стоять, зная, что сейчас тебе придётся присутствовать на похоронах человека, чья семья, наверняка, желает смерти и тебе, и твоим близким, и всем, кто был связан с этим человеком ранее, — ещё хуже.       — Парит, — смотря на небо, приложив руку на манер козырька, произносит Дима. — Дождь будет, если не гроза.       Лёша где-то слышал, что дождь во время похорон свидетельствует о том, что умер хороший человек. Тот, кого они сегодня хоронят, вряд ли заслуживает дождя. Лёша до сих пор не знает, какие чувства будут наиболее уместны в сложившейся ситуации. Наверное, уместнее всего было бы оставить семью усопшего в покое и не собирать больше сотни человек вокруг гроба. Но он был их начальником, и поэтому Лёша с Димой здесь.       Многие не приедут. Те, кто ещё месяц назад являлись частью футбольного клуба «Юпитер-16», уже занимаются трудоустройством в других командах, уехали с ними на сборы и готовятся к новому сезону. А кто-то, Лёша уверен, ушёл в запой и не просыхает весь этот месяц, хороня и без того не задавшуюся карьеру тренера.       — Может, они решили, что их тут точно не ждут? — предполагает Дима, опуская обратно на глаза солнцезащитные очки.       Часть бывшей команды уже прошла на территорию кладбища, поздоровавшись с Лёшей кивком головы, а с Димой — целым рукопожатием. Конечно, Лёша своё место знает. Где угодно, кроме этого кладбища, кроме ситуации, в которой они все оказались, с ним бы и поговорили, и посоветовались, на него обратили бы внимание. Однако здесь, сейчас, Лёша является причастным к похоронам. Как и всегда в жизни, Лёша идёт в комплекте ко всем проблемам, которые окружают его брата.       — Я не думаю, что Антону хватит мозгов не ехать, — вздыхает Лёша.       — Да уж, представляю, как на него тут будут смотреть, — Дима трёт шею. В чёрной футболке до ужаса жарко, и Дима не понимает, как Лёша стоит в тёмной толстовке на самом солнцепёке и даже не пытается проявить недовольство погодой. — Как думаешь, мамаша может наброситься на него? Я видел её на закрытии, она совсем поехала крышей, походу.       — Дима, — чуть повышает голос Лёша, но этого хватает, чтобы Баринов прикусил язык. — Вообще-то, у неё единственного сына убили. Думаешь, она не имеет права на эмоции?       — Ну, кстати, убил-то не Тоха.       Около входа на кладбище останавливается чёрный «Maybach Exelero», и Дима присвистывает. Лёша только прикрывает глаза, сдержанно выдыхая. Ему должно быть всё равно. Он останется спокойным при любом раскладе. Даже если сегодня произойдёт ещё одно убийство, а теперь шансы на него возрастают.       — Как же я рад видеть моего дорогого братика и его парня! — заявляет Антон, стоит ему выйти из машины. — Федя, ты посмотри, они нас ждали. А ты говорил, что мы приедем позже всех и неудачно вломимся прямо на отпевание. Хотя я бы всё равно вломился, — фыркает Антон куда-то в сторону.       В этом он весь. Приехал на похороны бывшего президента клуба, разодевшись, словно на праздник. Тёмно-синяя шёлковая рубашка с каким-то бледным узором, расстёгнутая на три пуговицы, что кажется совсем неприличным и неуместным. Часы, кольца, цепочка на штанах. Лёша снова прикрывает глаза, надеясь, что картина перед ним рассеется сама. Впрочем, он где-то слышал, что это типичное поведение Антона на похоронах. Возможно, ему так легче переживать подобные события.       — Тош, пиджак возьми, пожалуйста, — Смолов накидывает его на плечи Антона, но тот лишь хмурится, сообщая, что ему жарко.       — Я ставил, что вы опоздаете, — сообщает Дима, обмениваясь рукопожатиями с каждым из приехавших. — А вы ещё ничего. Впритык.       Антон хочет обнять брата, которого весь этот месяц не видел. Для него словно прошла целая вечность, и он действительно очень соскучился, пусть и приходится встречаться вот так, на кладбище и чьих-то похоронах. Лёша отворачивается и начинает путь по одной из асфальтовых бесконечных дорожек. Рано или поздно она их приведет к месту похорон.       Они движутся молча. Антон с Федей позади Лёши и Димы. Федя несёт скромный букет, и чем ближе к конечной точке маршрута, тем всё отстранённее и мрачнее Федя становится, пока Антон лишь чуть приспускает солнцезащитные очки, чтобы точнее оценить, как долго им осталось идти. Жара невыносимая, пиджак в руке кажется лишним и немного раздражает, собственно, как и вся эта угнетённость, хотя Антон считает, что, кроме Феди, всем тут должно быть совершенно плевать на похороны. Они здесь из уважения, из чувства так называемого долга, ведь когда-то работали в одном клубе. Не больше.       Дима думает, насколько уместен будет вопрос, мучающий его с момента, как перед глазами остановился «Maybach». Не то чтобы Дима был фанатом машин, ему всего лишь было принципиально знать некоторые основы, чтобы уметь поддерживать разговор с друзьями, где практически каждый обсуждал либо тачки, либо своих девушек, либо, в крайнем случае, футбол. Однако гнетущая тишина, палящее солнце, угрюмый и мрачный Лёша рядом, заставляют запрокинуть голову в желании разрядить обстановку и обратиться к Феде:       — Это реально тот экселеро?       Федя, погружённый в свои, явно не весёлые размышления, даже не сразу понимает, что вопрос обращён именно к нему. Зато Антон, не скрывая радости, что хоть кому-то здесь не хочется положить себя в могилу, усмехается.       — Ага, из 2005-го.       — Нет, серьёзно? Я слышал, будто его выпустили один раз и то для рекламы.       — Ага. Это просто максимально близкая к оригиналу копия. Федя, конечно, копии терпеть не может, но экселеро — то, ради чего можно поступиться принципами. Да, Федь?       — Вам что, заняться больше нечем? — раздражённо бросает Лёша, резко останавливаясь и устремляя пронзающий взгляд на брата. — Мы на похоронах, имейте совесть заткнуться хоть на ближайшие полчаса.       — Вот теперь узнаю своего любимого братика, — тянет Антон с улыбкой. — А то с момента встречи ни здрасте, ни заткнись.       По устрашающе темнеющей толпе вдалеке становится очевидно, где им придётся остановиться. Всё-таки народу больше, чем Лёша мог предположить несколько минут назад. Практически все бывшие игроки команды, Кержаков, Черышев... Головин. Его присутствие тоже вызывает вопросы, поскольку Саша, в целом, не был частью «Юпитера», разве что, личным секретарём Антона, который таскал своего лучшего друга повсюду. И продолжает это делать.       Зато родня умершего пока не приехала, и поэтому неподалёку от закрытого гроба царит лишь равнодушное оживление. Большинство здесь действительно из чувства долга, а не искренне. К президенту клуба никто не испытывал особо положительных эмоций, да и он не старался в своё время расположить к себе коллектив.       — Ты после похорон на какую-то премию собрался, что ли? — спрашивает Саша у Антона, рассматривая его внешний вид.       — Ну, я же не могу выглядеть хуже Кокорина.       Саша давится воздухом, когда до него доходит смысл сказанного. Дима еле сдерживается, чтобы не усмехнуться, потому что опасается Лёшиной реакции, но тот невозмутимо смотрит в сторону гроба, около которого Федя ищет место для букета.       — Почему вы всё-таки приехали? — интересуется Саша, кое-как отойдя от слишком мрачной шутки для сегодняшнего дня.       — Я бы не поехал, но ты же знаешь, что для Феди это важно, — пожимает плечами Антон. — Меня уже тошнит от похорон. Слава богу, хоть гроб закрыт.       — Месяц прошёл, конечно, — хмыкает Саша. — Хотя там и без месяца мало чего приятного можно было бы увидеть.       Тихие разговоры резко замолкают, и Саша с Антоном оборачиваются вместе со всеми в одну сторону. По тропинке позади гроба идут мать и отец усопшего вместе со священником.       — Всё никак не могу понять, он что, реально был верующим? — удивляется Антон.       — Скорее всего, просто традиция.       Мать останавливается, как вкопанная, когда видит отходящего от гроба Федю. Даже несмотря на вуаль от шляпки, прикрывающую лицо, видно, как губы женщины начинают подрагивать. Федя виновато опускает взгляд в землю и старается побыстрее занять какое-нибудь место подальше от гроба. Он находит это место исключительно рядом с Антоном, но женщина смотрит неотрывно на них.       Её взгляд застывает на Антоне, невозмутимо смотрящим прямо на неё в ответ. Он не станет виновато отворачиваться и брать на себя хоть каплю ответственности. Он не Федя, для которого убитый президент клуба имеет большее значение.       — Убийца! — резко выкрикивает женщина, прожигая Антона ненавистью. — Ты убил моего сына!       Нет, она не будет обвинять Федю, хотя могла бы. Он имеет к случившемуся такое же отношение, как и Антон, однако почему-то именно последний должен до конца жизни теперь носить на себе звание убийцы и сотню проклятий. Это банально несправедливо, а Антона раздражает несправедливость.       Грёбаное враньё. Всем присутствующим известно, что Антон никого не убивал. Убийца уже выслушал свой приговор и сидит в колонии. Антон стоит здесь, потому что был, вообще-то, жертвой, но никто этим не интересуется. Никому нет дела до того, что на месте президента клуба сейчас мог быть Антон. Вряд ли на его похороны собралось бы столько людей, вряд ли в кого-то тыкали бы пальцем, захлёбываясь в истерике, и обвиняли в убийстве на всё кладбище.       Только Федина рука, хватающая за запястье, останавливает Антона от резких и неосторожных слов. Антон по жизни неосторожный, наверное, потому сейчас и оказался в этой ситуации. По его взгляду, тёмному и холодному, можно прочитать всё, что он хочет высказать этой женщине. Пусть только ещё раз назовёт его убийцей, и, Антон клянётся, он сделает всё, чтобы уничтожить остатки этого семейства. Теперь Антон действительно может это сделать.       Муж оттаскивает свою жену куда-то в сторону и даёт отмашку священнику, чтобы начинал панихиду.       — Господи, да я бы и то лучше отслужил, — недовольно фыркает Денис, появляясь рядом с Антоном. Саша вздрагивает от неожиданности. — А учитывая его пристрастия, священника тут вообще быть не должно. Сплошная показуха.       Денис сплёвывает куда-то себе под ноги, закатывая глаза. Пренебрегать христианскими традициями может только он сам, потому что так исторически сложилось, ещё в те времена, когда он был священником. Собственно, потому и был изгнан подальше от всего связанного с верой.       Панихида заканчивается, но никто не подходит к гробу, чтобы сказать ещё несколько уместных слов. Никто не был настолько близок к президенту клуба, как его родня или Федя. Однако Феде не дадут даже грустно вздохнуть, да он и не сможет собрать мысли в кучу.       Солнце скрывается за плотным серым облаком, возможно, именно тем, что скоро принесёт дождь и избавит всех от убийственного пекла. Лёша чувствует поднимающийся к лицу жар, моргает несколько раз, сосредоточенно смотря на то, как служащие кладбища опускают гроб в могилу. Лёша не знает, виновата жара или абсурд вокруг, но ему действительно плохо. Словно он единственный, кто относится к этим похоронам, как действительно похоронам, печальному событию, а не обязательному скучному мероприятию или поводу в очередной раз показать прилюдно своё горе.       Плевать, кто умер. Он умер, и он был человеком, которого все знали. В такие моменты продолжать испытывать к нему ненависть кощунственно, устраивать сцены и обряды, не имевшие к умершему никакого отношения, — глупость и неуважение со стороны самых близких. Брезгливо комментировать это — тем более, отвратительно. И Лёше в данный момент отвратительны практически все люди вокруг.       Жар ползёт по щекам и лбу, разрастается в районе груди, вынуждая дышать чаще и отрывистее. Лёша приоткрывает рот, чтобы сделать слабый вдох, и он знает, что никто даже не обратит внимание на его состояние, никто не поймёт его. Каждый здесь занят лишь сам собой.       Толпа по очереди стекается к могиле, чтобы исполнить очередную традицию, после чего начинает медленно двигаться в сторону выхода с кладбища. Им всем нужно ещё отсидеть за одним столом на поминках. Лёша бездумно бредёт за общим потоком, выпадая из него только в момент, когда чьи-то холодные ладони обхватывают лицо.       — На меня смотри, — тихо, но чётко слышит Лёша и снова моргает, фокусируясь на брате. — Давай-ка немного посидим. Думаю, поминки мимо нас не пройдут.       Обеспокоенный Дима тут же появляется рядом, как и Федя с опустошённым выражением на лице. Спустя время, они уже снова идут по асфальтовой дорожке, и Лёша выглядит будто бы лучше.       Садясь в машину, у Феди в голове крутится только одна мысль, преследующая его с момента возложения цветов.       «Ну и как тебе хоронить своего бывшего?» — почему-то звучит голосом Антона.