Напечатала туминское

      — Жить вечно. Терпеть неудачи, видеть, как погибают от глупых вещей близкие, — начал он. — Понимать, что всё вещи, которые не так давно были важными — бессмысленны.       Минхо потушил свечу пальцами и вновь откинулся на ветхую спинку плетёного кресла.       — Как депрессивно, — Сынмин закатил глаза. Раздались притворные аплодисменты в загробной тишине.       Парни сидели в настоящем склепе, ибо парадным залом назвать комнату было нельзя. Холодные тёмные полы, напоминающие могильную мраморную плиту, стены из твёрдого камня, где в углах собиралась родниковая вода. Из мебели — два грустных плетёных кресла, низкий кофейный столик и высокий шкаф, который, кажется, впаян в стену на веки вечные.       — Поживи в моей шкуре, узнаешь, — парировал Ли и привстал с кресла. Мятый смокинг висел на нем печальным мешком, а растянутые колени смешно напоминали сумку кенгуру.       — Ещё чего, — воскликнул Сынмин, но не поднялся в ответ.       Ли сложил руки за спину и двинулся в сторону небольшого окна, которое было закрыто толстыми железными прутьями.       — Призма неудачи и тьмы — твой выбор, а я лишь предложил выбраться из ветхого и вонючего замка и пожить на полную.       Минхо невольно улыбнулся, наблюдая за раскинувшимся лесом под окнами его тюрьмы и дома — столетнего замка на горном отвесном хребте.       — Пожить на полную…       — Да, — твёрдо ответил Ким, словно это «да» могло вернуть к жизни полчищу падших в одной из корейских битв. — Катался когда-нибудь на французской карусели? Слышал ли восторженные крики подростков в клубе и громкую музыку, выбивающую дыхание?       Минхо развернулся и было открыл рот, чтобы сказать: «Слышал крики жертв», но был прерван:       — Крики замученных не считаются, — Сынмин игриво высунул язык и Ли нахмурился.       Голову Минхо заполнила дума. А было ли в его жизни что-то светлое после того, как отравленная кровь поселилась в смертном теле?       — Нет. Я стал вампиром, когда мне было 17 лет. Тяжкое время…       Сынмин возбуждённо вскочил и поправил худи, которое успело сложиться слоями на его животе.       — Значит идём и отрываемся в клубе, — Ким схватил друга за предплечье и потащил в сторону деревянной кованной двери. — Как раз для любителей ночи сделаны.       — Там же люди.!       — И мы станем на чуть-чуть людьми, — он подмигнул и раскрыл дверь. — Сейчас тебя переоденем и будешь настоящим жителем Сеула, а не пещеры тухлой.       Минхо напоследок окинул взглядом зал, и перед тем, как погрузиться в полумрак коридора, освещённого факелами, возмутился:       — Между прочим это достопримечательность.       — Да ты что, — наигранно удивился Сынмин и продолжал вести Минхо к гостевой комнате, в которой расположился сам.       — Да, — в край обиделся Минхо, не понимая, что его разводят, как ребёнка. — Его выстроил один из моих предков, который стал вампиром и скрывал этот факт от своей семьи.       Сам-то Сынмин стал вампиром относительно недавно — пятнадцать лет назад и отказывается принимать тот факт, что ему по канону нужно жить в мрачном склепе, не видеть солнца и пить кровь. Ким уже успел завязать знакомства с кучей вампиров, которые оказались таких же либеральных взглядов и тусовались днём в тёмных очках и под солнцезащитным кремом.       С Минхо они познакомились случайно. Ли вышел на охоту в лес, а Сынмин наслаждался ароматом влажной коры и щекоткой мха. Минхо не признал вампира и погнал его прочь, но Ким разболтался и присел хозяину здешних лесов на уши. Ли и не заметил, как часто Сынмин стал посещать его замок, а после и выводить на культурные прогулки.       И в этот раз Ким приехал погостить. Итогом «гостевания» оказалась удачная попытка вывести Минхо в люди.       Сынмин затащил Ли в комнату и вывалил все свои «стильные и качественные» пожитки на жёсткую кровать с багровыми простынями. Он придирчивым взглядом оглядывал вещи и так же придирчиво осматривал Минхо с ног до головы.       — Чего? — смутился вампир и неосознанно скрестил руки на груди.       — Ничего, — отмахнулся Сынмин и отложил в сторону три разноцветные рубашки: льняная с пионами, тёмно-зелёная из шёлка и белая жатка — вечномятая вещица. И Ким даже не помнит, когда эта безделушка появилась в его гардеробе кочевника.       Минхо ненавидел считать время, а часы были его врагом. Но, сидя на диване и подперев подбородок ладонью, он пожалел, что часов нет под рукой. Сколько он уже наблюдает, как наглый Ким Сынмин отбирает для него наряд?       — Так. Принарядись, — Сынмин развернулся с азартной улыбкой, играющей на губах.       Минхо обречённо поднялся и взглянул за спину Сынмина. Два насмешливых образа лежали толстыми серебряными цепями.       — Я это не надену.       Сынмин приподнял бровь.       — Наденешь.       — Ни за что, — категорически произнес Минхо.       — Я знаю, где лежат твои наручники и прочие игрушки, — Ким подобрался совсем близко и произнес на стремительно рдеющее ухо: — как прикую тебя к кровати и сам одевать стану.       — Хорошо! — Минхо отскочил в сторону. — Выйди.       Сынмин не подавил острую ухмылку и скрылся за дверью.       Пока Ким считал кирпичики на стенах и собирал ногтем белёсый налёт, Минхо просто отказывался верить, что эта чертовщина происходит с ним. Спустя сотню лет спокойствия и апатии, он выпустил в дом волка в овечьей шкуре.       — Заходи, — послышался униженный голос за дверью. Сынмин предвкушал.       Комната разразилась хохотом.       Минхо стоял насупившись и сгорбившись: атласная рубашка явно жала ему в плечах, чёрные кожаные брюки излишне подчёркивали сексуальность бедер.       — Неплохо же, — откашлялся Сынмин, но получил кровожадный взгляд. — Понял. Следующее меряй.       Ко второму заходу Минхо оказался более доволен. Полосатая футболка с кожаной курткой ему определённо понравились больше, чем рубашка. Как и рваные джинсы, хотя он и не понял забавы рвать одежду не в битве. На ноги вместо подбитых носатых туфель, датируемых 19 веком, Сынмин заставил его надеть немецкие мартинсы.       — Доволен? — жалостливо спросил Минхо.       — Пара деталей, — Сынмин задумчиво прикусил губу и заставил вампира усесться прямо перед ним на край кровати. Меж изящных пальцев оказался чёрный карандаш для глаз. Сынмин стал аккуратно выводить стрелку на бледном веке. На втором.       Теперь красная радужка блестела в обрамлении густых ресниц. Положение усугубляли кошачий разрез глаз и добивающая лисья стрелка. Шею окантовывало жемчужное ожерелье.       — Ну? — вопросил Минхо.       Они стояли перед приоткрытой входной дверью, за которой уже тянуло прохладой и лесными цветущими травами.       — Я бы дал.       — Ещё успеешь, — влился в игру Минхо и шагнул на улицу.       Сынмин ошарашенно сглотнул, но завязывающееся сражение определенно стоило свеч.