don’t be so serious

Самым болезненным было отсутствие возможности убрать рабочий интерфейс полностью. При всём желании понять, как зрительный процесс происходит у людей и как влияет на мыслительный, Коннор с непривычным чувством неудовлетворения отмечал, что никогда не сможет этого сделать. И дело было не в чьем-либо превосходстве, ведь в вопросе чёткости зрения, фокусировки и насыщенности объектов андроиды выигрывали без сомнений. Просто Коннору, который только начал сосуществовать с людьми, как девиант, отчаянно хотелось узнать: как они видят всё… это? Как смотрят на свои руки и осознают себя в своём теле, как разглядывают играющие на стене солнечные блики или следят за медленно идущей волнами водой? Как смотрят на любимого человека? Как Хэнк видит - и, ну, видит - его без способности анализировать движение каждой мимической мышцы, без умения распознавать внешнее проявление эмоций и уровень стресса с точностью машины? Коннор знал всю нейробиологию человеческого организма, он мог рассказать всю биохимию человека наизусть, но неприятное ощущение непонимания осознаваемого материала вводило в состояние, которое люди, кажется, называют «фрустрацией». По крайней мере, по описанию оно подходило на таковое. - Хэнк, а как люди осознают, что они… реальны? – как-то спросил Коннор своего человека во время совместной готовки ужина. Сумо валялся у столешницы, ожидая лакомства, но обоим хозяевам хватало сил воздержаться от такого проступка. - Э-э, да как… - Хэнк немного опешил, нахмурился и перестал нарезать куриную грудку для супа на несколько мгновений. - Ну, ебошишь ты, например, на работу, смотришь по сторонам, вглядываешься в предметы, смотришь на себя – любуешься этой мудацкой реальностью, в общем. Потом спотыкаешься нахер и падаешь. Разбиваешь рожу, чувствуешь боль – вот ты и более чем реален по ощущениям. А чего ты об этом задумался, м? Что-то не так? – Андерсон повернулся к Коннору и прищурился, сменив интонацию на чуть более тревожную. Хэнк был главным маяком андроида в тёмных водах обрушившихся на него эмоций и мыслей после сбоя программы, которым не было точного чувственного определения внутри самого искусственного разума, кроме закачанных словесных понятий из Сети. Поэтому Андерсон при любом подозрении на смятение и потерянность у Коннора старался помочь ему всем, чем мог. В основном присутствием рядом, тактильно и, конечно, словами, по мере его возможностей. Разумеется, с «да как тебе объяснить-то, мать его» каждую минуту, но Коннор знал, как сильно̀ желание Хэнка помочь. - Хм, - задумчиво протянул Коннор, свел брови – реакция, которую он перенял у Хэнка для выражения недоумения – и посмотрел на нож в руках Андерсона. – То есть, преимущественно внешние раздражители определяют уровень дереализации и её наличие? - Уровень чего? - Дереализации. Это нарушение восприятия, когда мир не кажется настоящим. Хэнк молча отложил нож, сделал шаг к андроиду и развернул его к себе за плечи. Андерсон обеспокоенно посмотрел в глаза Коннора, а затем взял его лицо в свои ладони и огладил чужую щеку шершавой подушкой большого пальца. - О чём ты сейчас думаешь? – негромко спросил Хэнк. Коннор часто заморгал, пользуясь моментом и скрывая все возможные части интерфейса, чтобы просто смотреть на мужчину. Андроид медленно оглядел морщины на лбу Хэнка, его седые пряди, «гусиные лапки» в уголках глаз, кончик носа и потрескавшиеся губы. Затем вернулся взглядом к глазам Андерсона и замер, рассматривая мелкие пятнышки на радужке серого цвета. Шум дыхания Хэнка – ритмичный, но чуть быстрее обычного из-за лёгкого волнения – успокаивал и невольно заставлял на себе сосредоточиться, как метроном. Что-то плавно и неумолимо поменялось в сознании Коннора. Будто его притянули в эту комнату, к этому человеку за невидимый якорь. Мир вокруг и до этого был чётким, но сейчас будто стал более объемным и живым. Андроид быстро пробежался взглядом по комнате, запоминая это ощущение. Значит, вот, что такое «присутствие». Вот, что испытывают люди в моменты максимальной концентрации на настоящем. Вот, как, собственно, можно определить слово «настоящий». Снова моргнув пару раз, Коннор улыбнулся Хэнку, подавшись вперед и уткнувшись лбом в его лоб: - О том, что ты самый лучший внешний раздражитель для меня. Брови Хэнка на секунду дрогнули, вскидываясь краешками над переносицей, но затем Андерсон фыркнул: - Я так-то тебя за это и в холодильник по частям могу сложить. Коннор рассмеялся и мягко поцеловал Хэнка в щёку. Он всегда будет чувствовать себя настоящим рядом с этим человеком.