Не то, чем кажется

      Брат Кан шёл в аббатство по выработанному за несколько лет привычному маршруту, механически передвигая ноги и не особо задумываясь о дороге, инстинктивно перешагивая через препятствия и обходя ямы и деревья. В голове его было пусто: мысли никак не хотели формироваться и зудели где-то на задворках сознания. В чувствах и эмоциях его был сумбур. То, о чём он переживал и волновался весь вечер и всё утро, уже случилось и стало его прошлым. Но всё прошло совсем не так, как он себе это рисовал в воображении. Гром не грянул с небес, земная твердь не расползлась у него под ногами, пламя геенны не сожгло его душу, у демона не отросли рога, копыта, крылья и хвост с когтями. Нет, всё было вовсе не так. Всё было даже как-то… приятно.              Кан был родом из простой крестьянской семьи. Отец пытался ему привить свой способ мышления: обдумывать вещи быстро и принимать решения сразу на месте, не откладывая ничего на потом. Как и водится, сын воспринимал эту науку неохотно, думая, что у него есть своя голова на плечах и ему самому виднее, когда, как и что делать. Но упорные периодические наставления отца всё-таки частично отложились в его сознании. Хоть Кан и любил откладывать неприятные ему мысли на как можно более далёкое, в рамках разумного, будущее и был склонен к долгому обдумыванию и осмыслению; но, так же как и отец, если он принимал какое-то решение, то чётко следовал ему, не сомневаясь более и не колеблясь.              Также Кан всегда старался быть честным с самим собой и прислушиваться к себе: своим настоящим мыслям, чувствам, ощущениям и эмоциям. И даже если по каким-то общепринятым законам и правилам что-то считалось неправильным, неприемлемым, даже противоестественным, но он либо понимал разумом, либо ощущал всеми чувствами, что ему самому это что-то не кажется таковым, - то он ни с кем не спорил и не пытался никому ничего доказывать, а просто молча поступал так, как ему казалось правильным.              Например, в раннем детстве у него был друг, с которым все остальные девчонки и мальчишки не хотели играть. Причём не только дети, но и остальные деревенские жители старались избегать странного ребёнка с болезненным видом, старательно отводя от него взгляды и обходя стороной, когда это было возможно.              Когда мальчику было три года, его родители вместе со всеми старшими братьями и сёстрами погибли: ночью их дом, стоящий на краю деревни, кто-то поджёг. Практически все обитатели дома погибли во сне, надышавшись дымом: когда проснувшиеся по поднятой кем-то тревоге деревенские сообща сумели потушить пожар, то нашли тела почти всей семьи прямо в их постелях. Никто не проснулся и не выбежал их дома, спасая свою жизнь или вынося детей из горящего дома. Из всей немаленькой семьи каким-то чудом удалось выжить лишь самому младшему ребёнку, которого нашли еле живым, лежащим на полу под одной из кроватей. Мальчика удалось откачать, но он тоже успел сильно надышаться угарным газом, оттого с тех пор у него и были проблемы со здоровьем: он часто кашлял, дышал с хрипами, был бледным и худеньким, маленького роста.              Поджигателя найти не удалось, оттого настроения в деревне гуляли невесёлые: соседи стали с опаской и недоверием относиться друг к другу, каждый вечер стараясь допоздна охранять своё имущество от потенциальных злоумышленников. Когда страсти улеглись, и взрослые стали думать - куда девать сироту, - то кто-то вспомнил, что у ребёнка осталась бабушка, которая жила в другой деревне, что находилась в паре недель пути от этой. Как вспомнили старожилы, эта семья разругалась с матерью жены, которой категорически не нравился избранник дочери. И с тех пор, как они тайком поженились, и муж увёз любимую подальше от её родной деревни в эту, где они построили дом и осели, они ни разу не общались с семьёй жены. Поспорив какое-то время, как стоит поступить - пристроить малыша в какую-нибудь местную семью или отвезти его родной бабушке, - староста всё же решил снарядить в дальнюю дорогу пару мужиков. Заодно загрузить им с собой телегу с местными поделками, чтобы те могли поторговать по пути и привезти обратно что-то полезное.              Так и поступили. Вот только в пути с крохотным пое́здом (1)*, состоящим всего из одной телеги, запряжённой двумя мулами, случилось несчастье: ближе к концу пути, когда они проезжали узкое горное ущелье, случился камнепад. Одному из двух мужиков, подхватившему ребёнка на руки, удалось спастись, укрывшись в крупной расщелине в толще горы. Второй растерялся и в панике побежал в другую сторону, хоть выживший и пытался до него докричаться, зовя его с собой. Но его другу не повезло: крупный валун ударил мужчину по голове, тот упал, и его тут же погребла под собой каменная лавина. Мулы погибли ещё раньше: они были запряжены в телегу, и у них просто не было шансов на спасение.              Когда шум падающих камней стих и пыль улеглась, выживший мужик с мальчиком отправился к тому месту, где, как он помнил, оказалась телега, когда бегущих изо всех сил зверей, запряжённых в неё, накрыло каменной волной. К ночи разобрав завал и добравшись до пожитков, он собрал в холщовый мешок те крохи скарба, что чудом уцелели под грудой обломков. Также ножом, который всегда был при нём, он откромсал несколько кусков мяса с туши одного из мулов. Утром, после ночёвки в той самой расщелине, которая спасла им жизни, найденным куском верёвки мужик повязал одновременно мешок себе на спину и ребёнка на грудь, подпоясав его под коленками, тазом и крест-накрест на детской спинке. Затем он тяжко вздохнул и двинулся в пеший путь.              Когда злющий на весь мир мужик на четвёртый или пятый день после случившегося происшествия донёс постоянно кашляющего и еле живого на вид ребёнка до нужной деревни, появившись на пороге старосты словно леший, у которого сожгли любимый пень, и принялся жаловаться на всё произошедшее, с сильно приукрашенными подробностями рассказывая всем, кто соглашался его слушать, о пожаре и несчастьях в пути, окружившие пришлеца деревенские жители начали роптать и перешёптываться. Нахмурившийся староста отправил кого-то из местных пацанов за бабушкой мальчика, о которой упомянул покрытый дорожной пылью и грязью путник, и начал спорить с мужиком, который в своих словесных излияниях дошёл до того, что потребовал возместить ему и его деревне убытки из-за безвозвратно потерянных товаров.              Когда в дом старосты чинно вошла согбенная пожилая женщина в тёмных одеждах и с платком на голове, дело близилось к драке. Однако стоило ей появиться и громким голосом поинтересоваться о том, что, собственно, происходит и зачем её позвали, все как-то разом поутихли. Распалившийся пришлый мужик хотел было по новой начать своё захватывающее повествование, однако староста шикнул на него и сам поведал бабушке историю о её новообретённом внуке. Как только речь зашла о мальчике, старуха движением руки прервала рассказ и сверху вниз воззрилась на измотанного ребёнка. Он посмотрел на неё. Несколько секунд в избе было тихо: все ждали решения касательно дальнейшей судьбы сироты.              И тут бабка разразилась такой громогласной матерной тирадой, от которой даже возмущавшийся несколько минут назад мужик втянул голову в плечи и постарался стать чуть менее заметным. Менее чем за минуту старушка успела обругать на чём свет стоит всех присутствующих, упрекая их в слабоумии, так как, увлёкшись разговорами, никто не догадался позаботиться о ребёнке. Вынув из-за пояса большой нож, она несколькими быстрыми движениями разрезала верёвку, который малыш так и был привязан к мужику, взяла его на руки, осмотрела с головы до ног и передала одной из женщин помоложе. Быстро найдя ей пару помощниц из подрастающих девиц, она велела им напоить, накормить и выкупать мальчика, а также подобрать ему чистую одежду. Проводив недовольным взглядом засуетившихся молодух, она вновь повернулась к старосте и велела ему продолжать рассказ.              Узнав историю целиком, старуха немного помолчала, затем рассудила так: мальчик остаётся у неё; в качестве благодарности за то, что его доставили сюда, она лично отдаст сопровождающему кое-какие свои сбережения, а также снабдит его всем необходимым для обратной дороги. Также, пошептавшись со старостой, она сообщила мужику, что пара крепких местных проедутся с ним до места обвала, чтобы выкопать из-под груды тело его товарища и похоронить того по-людски. После чего распрощаются с мужиком, напоследок выделив ему ездового ослика. Все попытки начать с ней торговаться она оборвала аргументом, что если его что-то не устраивает, то он может катиться на все четыре стороны прямо сейчас вместе с ребёнком, так как никто здесь не просил его сюда приводить.              Люди всегда были склонны к пересудам. Вот и в этот раз без них не обошлось. Наслушавшись россказней спроваженного через пару дней отдохнувшего с дороги чужака, деревенские невзлюбили подкидыша. Не сговариваясь, все решили, что ребёнок явно проклят, раз его с таких малых лет преследуют крупные несчастья. Весь следующий после его появления в деревне день местные жители по одному или парами по очереди ходили к старосте и просили его поменять решение: не разрешать старухе, идти к которой напрямую все побаивались, оставлять мальчика в их поселении. Однако староста остался непреклонен и велел всем приходящим выкинуть из дурных голов дурные же мысли, не собирая всякую чушь на пустом месте.              В итоге, мальчик остался жить у своей родной бабушки, которая оказалась местной травницей и повитухой. Впервые услышав кашель ребёнка и осмотрев его, она нахмурилась, тяжело вздохнула и взялась за его лечение, заготавливая для него нужные травы и делая всяческие настойки, припарки, мази и прочее. Они как-то сразу нашли общий язык, и мальчик стал повсюду ходить с бабушкой, помогая ей во всём, в чём мог помочь трёхлетний малыш. Он рос тихим, вежливым и не по годам сообразительным человеком. Однако местные его всё равно избегали сами и науськивали детей не иметь с ним дел, чтобы случайно не попасть под действие его проклятия.              Видя, как обращаются с её внуком, старуха обозлилась не на шутку, и её и до этого непростой характер совсем испортился. Единственный, с кем она соглашалась нормально разговаривать, был староста. Если же остальным было что-то нужно от неё, им приходилось всячески задабривать старушку и выслушивать от неё, что она про них думает. Причём та каждый раз умудрялась не повторяться с каждым конкретным слушателем, и рассказывать им именно то, что касалось конкретно их, особо подчёркивая своё невысокое мнение об их умственных способностях. Была лишь одна семья, к которой грозная старуха относилась с теплом - семья рыбака Трана. Они частенько навещали друг друга, обмениваясь плодами своих трудов: бабушка с внуком всегда получали лучшую свежую рыбу и всякие мелкие сладости из города, когда отец семейства возвращался с рынка, где он продавал свою рыбу; а пожилая женщина приносила им всевозможные приправы и травяные сборы, которые сама лично заготавливала. Кроме того, мама Кана по мере сил старалась помогать бабуле по хозяйству: в преклонном возрасте делать всё самостоятельно становилось всё труднее и труднее с каждым годом. А началось это, можно сказать, породнение двух семей со встречи их детей.              Когда мальчик появился в их деревне, Кану было восемь лет. Поначалу он, как и все остальные дети, опасался подходить к нему, наслушавшись страшилок от взрослых. Пока не случилось одно происшествие, связавшие судьбы детей. Как-то раз Кан, что случалось с ним довольно часто, задержался дома, помогая отцу со снастями, и пришёл на встречу со своими тогдашними друзьями позже всех. Когда он подходил к назначенному месту, то ещё издалека услышал весёлые голоса, смех и улюлюканье товарищей. Подойдя к ним, он поинтересовался, что происходит и по какому поводу они веселятся. Ребята дружно показали пальцами куда-то вниз, в овраг, где текла река. Подойдя к краю оврага, Кан поглядел вниз и увидел… тонущего ребёнка. Мальчик трепыхался в воде, суча ручками и ножками в попытке удержаться на поверхности, и как мог громко попискивал, зовя на помощь.              Оттолкнув остальных детей в стороны, Кан быстро скатился, балансируя на ногах, по практически отвесной земляной поверхности оврага, пробежал по короткому галечному пятачку берега и, нырнув в воду, быстро подплыл к выбившемуся из сил затихшему ребёнку, который уже начал погружаться под воду. Вытащив его за шкирку на поверхность и придерживая его рукой поперёк груди за подмышки, Кан как мог быстро поплыл к берегу. Вытянув лёгкое тельце на гальку, Кан в страхе обнаружил, что глаза ребёнка закрыты и он не дышит. Не зная, что ему делать в этой ситуации, Кан подхватил мальчика на руки и что есть силы бросился бежать в ту сторону, где овраг был более пологий и из него можно было выбраться. Обдирая кожу на коленках, когда он падал на них, оскальзываясь, Кан невероятно быстро выбрался из оврага и резво побежал домой.              Забежав во внутренний двор дома, он громко закричал, зовя родителей. Услышав панику в голосе сына, отец с матерью быстро выбежали к нему и тоже перепугались, увидев на руках сына тельце другого ребёнка. Кан принялся сбивчиво объяснять отцу, что случилось, но мысли у него путались и язык не слушался. Когда отец в общих чертах понял, что ребёнок тонул, а Кан его спас, то он быстро забрал мальчика у сына и принялся проводить над ним манипуляции, схожие с теми, которые сам Кан повторит в далёком, на тот момент, будущем: засунув палец в горло ребёнка, он попытался вызвать рвотный рефлекс, чтобы тот выблевал воду, попавшую ему внутрь. Как ни странно, ему это удалось сделать довольно быстро, и когда мальчик закашлялся, приходя в себя и выплёвывая воду, отец перевернул его на живот головкой вниз, чтобы облегчить ему выход воды, и принялся легонько похлопывать ладонью по детской спинке.              Когда малыш перестал кашлять и задышал более-менее ровно, то он быстро затих и весь скукожился на руках Трана. Тогда рыбак перехватил ребёнка по-другому, устраивая выглядящее совсем крошечно в его руках тельце поудобнее в лежачем положении в сгибе локтя, и погладил второй рукой тихо стоящего рядом сына по голове. Коротко переговорив с женой, Тран взял сына за плечо, и с ребёнком на руках они отправились в сторону жилища бабушки мальчика.              Когда старая женщина увидела ещё более бледного нежели обычно внука на руках рыбака, то громко ахнула и схватилась за сердце, роняя корзину с травами, которая была у неё в руках на тот момент. Тран в присущей ему манере - коротко и чётко, не вдаваясь в подробности, - рассказал целительнице что произошло. Та деловито кивнула, забрала внука у него из рук и понесла в дом, велев отцу с сыном присесть на лавочку и дождаться её возвращения. Её не было где-то с полчаса. Когда отец, не привыкший долго сидеть без дела, уже было собрался нарушить выданное распоряжение и отправиться домой, старушка вышла, неся что-то в руках. Когда она подошла к ним ближе, то Тран с Каном разглядели в одной руке у неё какую-то склянку, а другая рука была сжата в кулак, в котором та что-то несла.              Как оказалось, пожилая женщина, не привыкшая оставаться у кого-то в долгу, решила отблагодарить мужчину с мальчиком за очередное спасение внука всеми оставшимися у неё денежными сбережениями, которые она первым делом и попыталась вручить Трану. Тот принялся громогласно возмущаться и каждый раз, когда она пыталась подойти к нему, отходить от неё как можно дальше, чтобы не дать ей возможность осуществить задуманное. Увлечённые своими целями взрослые пришли в себя лишь услышав смех Кана, который до последнего пытался сдержаться, наблюдая, как его отец с бабулей играют в догонялки, носясь по всему двору, но смех всё-таки прорвался наружу.              Когда Кан отсмеялся достаточно, чтобы смочь объяснить им причину своего веселья, отец со старушкой переглянулись и тоже немного похохотали вместе с Каном. Затем травница, вздохнув, всё-таки убрала деньги себе в карман и велела мальчику пойти к бочке за углом дома и ополоснуться, смывая грязь с разодранных коленок, чтобы она могла смазать их заживляющей мазью. Когда все ссадины и царапины были смазаны, остатки средства старушка вручила отцу, велев передать их матери мальчика, чтобы та повторила процедуру на следующий день. На этом они и распрощались: отец с сыном отправились обратно домой, а бабушка вернулась в дом, чтобы продолжить хлопотать над внуком.              На следующий день, весь избитый и покрытый синяками, с фингалом и отёком под глазом, насупленный Кан вернулся в дом травницы вместе с матерью, которая принесла с собой сладкий пирог с ягодами в качестве гостинца. Внимательно оглядев гостей, старушка не стала задавать вопросов сходу, а пригласила их в дом. Пока женщины хлопотали на кухне, разогревая воду для чая и накрывая на стол, Кан подошёл к печи в другом конце дома, на которой находился небольшой соломенный матрас. А с матраса на него настороженно смотрели сверху вниз два блестящих глаза лежащего на животе и укрытого с головой спасённого им вчера ребёнка. Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Затем малыш робко поинтересовался:              - Это ты меня вчера из воды вытащил?       - Ага, я. Ещё немножко помолчали, разглядывая друг друга.       - Спасибо.       - Да не за что, ты чего? Меня Кан зовут. А тебя как?       - Янгин.       - Необычное у тебя имя. Можно я буду звать тебя просто Ян? Или Гин?       - Можно. Мама называла меня Яник. А когда ругалась - Янгин.       - Тогда и я буду тебя звать Яником пока ты ещё маленький.       - Я не маленький.       - Ты младше меня.       - А сколько тебе лет?       - Почти девять. А тебе?       - Почти четыре.       - Ну вот видишь? Я старше тебя. Яник, а ты правда какой-то проклятый?       - Я не знаю. Бабушка говорит, что нет.       - Я так и думал! И отец с мамой тоже не верили в то, что говорят люди.       - А почему ты весь в синяках?       - Я подрался.       - Подрался? А с кем?       - С теми придурками, которые вчера ржали стояли, пока ты тонул.       - Ты дрался один с четырьмя мальчиками?       - Ага.       - Ничего себе!       - Ух я им навалял! Они все с фингалами теперь ходят. Хаха! А одному я ещё и зуб выбил. Он теперь разговаривает как дурак. Хахаха!       - Ты один победил их всех?       - Конечно! Видишь какой я большой и сильный? Мама говорит, что я вырасту очень высоким и крепким.       - А почему вы подрались?       - После того, как мы с отцом ушли от вас, я вернулся к пацанам. Спросил их, что произошло и почему они себя так гадко повели. В общем, они мне ничего толком объяснить не смогли, так что я им навалял, и мы больше не дружим с ними. А ты можешь мне рассказать, почему ты начал тонуть? Это они тебя толкнули?       - Нет, они меня не толкали. Наоборот - помогли спуститься вниз к воде. Они сказали, что если поймать рыбу голыми руками, то ей можно будет загадать желание, и она его исполнит.       - И ты полез рыбу ловить?       - Ну да.       - Да откуда она у берега-то возьмётся?       - Ну так я и хотел подальше её поискать. Но я не думал, что там глубоко. А плавать я не умею.       - Эх ты! Но ладно, не переживай - я научу тебя плавать.       - Правда?       - Конечно. Это легкотня вообще! Ты быстро научишься.       - Хорошо. Я буду стараться.       - Кан, бери Янгина и идите чай пить!       - Хорошо, мам, мы идём! Ну что, пошли? Мама специально, чтобы вас с бабушкой угостить, испекла сегодня утром пирог. Хочешь попробовать?       - А можно?       - Конечно можно! Почему нет? Сам слезешь с печки или тебе помочь?       - Я сам. С тех пор они и стали дружить. Мальчики были полными противоположностями друг другу: высокий и крупный для своих лет загорелый Кан, который ничего не боялся в этой жизни и любил поговорить, и тихий и молчаливый Яник с бледной кожей и хрупким телосложением. Кан, который немного приукрасил настоящие события, умолчав в своём рассказе Янику о том, что четверо мальчишек всё-таки повалили его и сильно поколотили, вымещая на нём обиду за то, что он действительно всем успел крепко врезать, иногда брал младшего товарища с собой и отцом на рыбалку. Он выполнил своё обещание и действительно научил своего нового друга плавать. А тот, в свою очередь, иногда приглашал Кана на их с бабушкой долгие прогулки по лесу, где они собирали всякие растения, ягоды и грибы. Со временем Кан старался всегда сопровождать старушку с малышом и сам таскал на спине загружаемую в процессе корзину, не позволяя им забирать её у себя. Для него это было несложно: он с малых лет занимался с отцом физической работой на рыбалке, так что вырос крепким и выносливым. А вот пожилой женщине и малышу со слабым здоровьем это делать было куда как сложнее Шли годы. И хоть кривотолки среди взрослых так и остались прежними, но всё же Кану удалось тайком подружить местную детвору с Яником. Даже те четверо, с которыми он подрался, довольно-таки быстро раскаялись и вскоре сами пришли мириться. И хоть никто из детей его больше не задирал, Яник всё равно оставался тихоней и предпочитал общаться, если это было возможно, только с Каном. Также с годами очевиднее становилась разница между ними: если Кан с каждым годом становился всё больше и сильнее, то здоровье Янгина продолжало лишь ухудшаться, несмотря на все старания его бабушки. Он очень мало прибавлял в росте, оставаясь низким и худощавым, и у него всё чаще происходили приступы его болезни, которая появилась у него после пожара. Во время приступов у него усиливался его постоянный кашель, и он становился очень слаб, так что ему приходилось по несколько дней отлёживаться в постели. Поначалу Кан постоянно навещал его в такие дни, принося ему всякие угощения и развлекая его своей жизнерадостной болтовнёй о том, что у него произошло за этот день. Но приступы со временем начали становиться всё тяжелее и длиться дольше: поначалу Яник отлёживался день-два, потом по три дня, пока, наконец, не дошло до того, что он целую неделю не мог встать с кровати. К этому времени ему исполнилось семь лет. Глядя на беспомощного внука, которому она, как бы ни старалась, не могла помочь, бабушка за последний год постарела на целый десяток лет: на лице у неё появилось больше морщин; гордая осанка пропала, сменившись чуть сгорбленной спиной; походка перестала быть энергичной и стремительной, превратившись в медленную шаркающую. Однажды, во время одного из приступов, подозвав к себе Кана, она, подняв руку наверх, погладила его по голове и с грустью в голосе попросила его не беспокоить Яника, пока тот болеет. Поджав губы и нахмурившись, Кан попытался возразить, но она настояла на своём решении. Парень вынужден был согласиться, серьёзно кивнув и дав ей таким образом слово не приходить в гости, пока Янгин не выздоровеет. К счастью, в тот раз всё обошлось: Яник смог справиться с приступом болезни и вернуться к своему привычному образу жизни. Дело обстояло поздней осенью. Через месяц, с наступлением холодной в том году зимы, ночами начали случаться серьёзные заморозки. Что, конечно же, не лучшим образом сказалось на здоровье Янгина, вновь вызвав у него очередной приступ болезни. Хотя Кан сильно переживал за друга, он держал данное его бабушке слово и не приближался к их дому в эти дни. Так прошла целая неделя. Потом закончился восьмой день, а за ним и девятый, но Яник так и не появился на пороге их дома, как он делал каждый раз, когда ему становилось лучше. Также он вдруг понял, что, занимаясь каждодневной рутиной, он не заметил, что в последние несколько дней не видел в деревне даже старушку-травницу. Спросив маму, он выяснил, что в последние несколько дней она также не навещала их, будучи занятой домашними хлопотами. Договорившись с матерью, поздним утром следующего дня Кан прихватил с собой пару засветло выловленных им с отцом крупных рыбёшек и свежеиспечённый пирог, и они отправились в гости к бабушке с внуком. Подходя к их дому, они ещё издалека почуяли неладное: из печной трубы не шёл дым и было как-то странно тихо вокруг. Зайдя в дом, Кан с мамой удивились, насколько холодно оказалось внутри. С замеревшими сердцами, они прошли дальше внутрь. Пройдя мимо обеденного стола с подгнившими и неприятно попахивающими остатками еды, они прошли в дальнюю комнату старушки. Всплеснув руками и прижав одну из них ко рту, мама громко вскрикнула и крепко схватилась второй рукой за сына. Два тела лежали на кровати. Голова Яника с посиневшими губами и лицом покоилась на плече у его бабушки, на груди и подбородке которой виднелись потёки рвотной массы. Рядом с кроватью, с той стороны, где лежала бабушка, на полу валялись осколки какой-то склянки. Опустевшие, покрытые белой плёнкой открытые глаза пожилой женщины были направлены на лицо внука. Судя по всему, Яник не смог пережить свой последний приступ и умер, задохнувшись. А когда его не стало, бабушка также лишилась своего нежданно приобретённого на старости лет смысла жизни и приняла какой-то яд, решив упокоиться рядом с последним родным ей человеком. Несколько месяцев после этого Кан сильно грустил и скучал по ним обоим - и по своему маленькому другу, и по бабушке, которую он давно уже воспринимал как родную и которая была строга и сурова до крайности с посторонними, но на самом деле дома была доброй и ласковой женщиной со своими внуками, родным и названным. Она многому успела научить Кана, а также частенько любила баловать внуков, угощая их чем-то вкусненьким или мастеря вместе с ними разные поделки и игрушки. Если бы Кан на тот момент знал, что случится с их деревней менее чем через год, он бы, пожалуй, даже порадовался, что эти двое умерли вот так, не застав тяжёлых времён…       - Ты до сих пор скучаешь по нему?       - А?       - Я спрашиваю: ты до сих пор скучаешь по Янику?       - Ты что, подглядывал мои мысли?       - Ничего я не подглядывал, а честно и открыто смотрел их. Ты же не закрыл их от меня, вот я и подумал, что ты решил поделиться.       - Не смей больше лезть мне в голову без спроса!       - Ты чего разнервничался опять? В этом нет ничего плохого. Рано или поздно, мы узнаем всё друг о друге. Я даже рад, что ты первый начал мне раскрываться.       - ...       - Так что?       - Что?       - Скучаешь?       - Не твоё дело.       - Кан, не груби мне - я это страшно не люблю. Что плохого в моём вопросе?       - Ты лезешь туда, куда тебя не просили.       - Раз ты только что предавался этим воспоминаниям - значит, тебе они небезразличны. Если тебя что-то беспокоит, ты всегда можешь обсудить это со мной.       - Это было давно.       - Ну и что? Некоторые события могут ранить настолько глубоко, что даже спустя десятилетия раны рубцуются, но полностью не проходят.       - Может ты и прав…       - Интересный мальчик был. Если бы не болезнь, из него мог вырасти какой-нибудь учёный муж или изобретатель, к примеру. Ребёнок так рано повзрослел…       - Прекрати говорить о нём! Давай сменим тему.       - Почему ты не хочешь о нём разговаривать?       - ...       - Я прав? Ты всё ещё скучаешь по нему?       - Не только по нему. И я не буду сейчас обсуждать это с тобой!       - Ладно, ладно, как скажешь - обсудим это как-нибудь в другой раз. Не злись. Это вредно для здоровья. Кан?       - Что?       - Ты вытесняешь мыслями о прошлом твои нынешние переживания?       - ...       - Ээээхх, придётся мне постараться, чтобы вновь научить тебя разговаривать о том, что тебя беспокоит. Я, если честно, был очень удивлён только что, увидев тебя мальчишкой. Раньше ты трещал без умолку, а теперь каждое слово из тебя приходится клещами тянуть. Почему ты так изменился?       - ...       - Опять вот молчишь. Ладно, я терпеливый: когда-нибудь я это всё равно выясню, так что подожду тех времён, когда ты будешь готов делиться прошлым. Я уверен, что ответ кроется где-то там. О, мы уже почти пришли. Просто на всякий случай обращаю твоё внимание: сейчас ты разговаривал со мной вслух. Мне-то всё равно, как с тобой общаться - мысленно или вслух. Но вот окружающие будут очень удивлены, если ты начнёшь разговаривать сам с собой.       - Вот и не разговаривай со мной, пока мы не останемся наедине.       - О, тебе снова не терпится поскорее остаться со мной наедине? Отлично, я совсем не против.       - Бесстыдник!       - Разве я хоть слово подумал о чём-то неприличном? Я имел ввиду, что не прочь узнать о тебе ещё что-то новенькое. А ты о чём подумал? Хахахахаха! Брат Кан, похоже, покаяться в неподобающих мыслях теперь следует совсем не мне, ммм? Хахахахаха! Мысленно представив себе дверь и с громким холопком её закрыв, Кан нахмурился и вышел из леса, двигаясь по тропинке, ведущей к аббатству.       - Ты же помнишь, что я тебе говорил? Теперь я не смогу слышать твои мысли, а вот ты меня по-прежнему будешь слышать прекрасно.       - ...       - Хахахахаха!       Пощекотав напоследок хвостом шею и ухо монаха, ящерка скрылся из виду, юркнув с плеча ему под рясу и удобно устроившись сзади на пояснице. Тяжело вздохнув, Кан расправил плечи и привычно вошёл под кров аббатства.                            Словарь терминов:              1) Пое́зд - (устарелое) ряд повозок, следующих одна за другой.