Knock Knock

***

       Однажды в жизни Чихо появился Донмин, он теребил почти испуганно свою больничную рубашку и никак не мог заставить себя улыбнуться. И Чихо сделал это за него, уголки губ дëрнулись слабо, но так естественно, что он сам не заметил этого.        — Вы не подскажите, где кабинет главного врача?        — Сразу после того, как подскажу, где потерялось твоë хорошее настроение — Чихо подмигивает ему чуть игриво, заставляя голос звучать добрее и ярче, а Донмин всë таки, переступив через себя, улыбается. Его глаза топят Чихо в своих глубинах, и старший завороженный этим, гулко сглатывает. Но берëт себя в руки. Берëт ситуацию под контроль. Не придаëт пронзившему сердце импульсу значение.        Зря.        Донмина готовят к операции, и он очень волнуется. Чихо пробирается в его палату тайком под покровом ночи. Он почему-то уверен, что младший не спит. Донмин не сеит. И хотя знакомы они всего пару часов, невидимая связь понимания устанавливается между ними сразу. Чихо не помнил, кто первый переплëл их пальцы. Чихо не помнил, как куда-то мимо пролетали часы. Он помнил лишь, что до самого рассвета сжимал в своей руке чужую, нежную.        А потом прятался под кроватью от совершающей обход медсестры, сбегал с места преступления окольными путями и слышал, как Хан смеëтся ему в след. И Чихо должен был бы чувствовать себя потерянным или униженным, но нет. В груди половодьем растекалось терпкое счастье. От каждой отдельной смешинки вибрировало сердце, и старший знал, что всё это было не зря.        Донмин готовился к операции и ему было страшно. Чихо страшно уже не было. Он кочевал из больницы в больницу почти всю свою жизнь. В этой конкретной задержался надолго. Он сдавал здесь выпускные экзамены, здесь же получал диплом. Был ли он подавлен? Нет. Был ли он счастлив? У не знал.        Не знал ровно до того момента, как Донмин не попросил проводить его до нужного кабинета.        И пошëл обратный отсчёт на таймере, закачался рвано маятник. Зацвели в больничном саду кустарники. После операции, Чихо какое-то время возил туда Донмина прямо на коляске, угнанной из под складского замка. Чихо был воодушевлëн, Донмин смущëн. Младший кидал на проходящих мимо медсестëр и робко опускал глаза вниз. Они, давно привыкшие к выходкам Чихо, лишь устало переглядывались да улыбались украдкой.        — Ну разве можно так, Хëн? — и старший лишь снова и снова пожимал плечами.        — Тебе можно всë...        Но время шло, и дата выписки приближалась с бешенной скоростью. Хан, задыхаясь от восторга, рассказывал о школе, о прогулках неторопливых по лесу, о дружеских баскетбольных матчах между классами. О походах в кино, и пиратах Карибского моря на больших экранах, вышедших на повторный показ.        Время шло вперëд, Донмин шëл на поправку, и лишь Чихо оставался на месте.        — Чем ты болен, Хëн? — старший дëрнулся было в сторону, но был пойман в уверенные, тëплые объятия.        — Это важно? — Донмин поджал губы сконфуженно и покачал головой. Чихо не успокоило, но он не стал настаивать.        — Это серьёзно? — и в воцарившейся вдруг тишине было одновременно что-то до боли уютное и неприятно бередящее душу. Донмин положил подбородок старшему на плечо и прикрыл глаза, не требуя ответа. У нахмурился. Он пытался сопротивляться было, но оковы непреодолимой нежности и будоражущего тепла отпечатались на теле мурашками, не отпуская. Чихо доверился впервые.        — Если честно, паршиво.        Несмотря на волнительное ожидание, выписка наступила внезапно. Донмин обнял Чихо на прощание крепко-крепко, окинул безмерно глубоким, беспокойным взглядом и поклонился на прощание. Он обещал вернуться, но старший не был уверен, стоило ли ждать. Нет-нет, Донмин был честным, словно кристально чистая вода, и верным. Он сдержал бы обещание, вот только Чихо не был уверен, что хотел этого.        Точнее хотел, конечно, но боялся до дрожи. И дрожь эта сводила с ума. Он боялся, что ему, обречëнному, вынужденному всю жизнь прожить под тщательным присмотром, выпал жребий Хан Донмина сломать. Пережевать и выплюнуть. Истощенным. Покинутым.        Чихо боялся, что жизнь Донмину сломает.        Но Донмин вернулся. Он посмотрел уверенно, взял за руку, переплëл их пальцы, а после к лицу своему притянул и поцеловал в каждую костяшку. Медленно. Вдумчиво. Давая время на размышления. Давая время на отказ. И старший выдохнул задушенно своë жалкое:        — Я же тебе жизнь сломаю, Глупенький...        А Донмин усмехнулся.        — У меня итак шрам на пол живота, не оставляй мне такой же на сердце — и Чихо рассмечлся так отчаянно, что до выступивших на глазах слëз. Он смеялся, запрокидывая голову и глядя в небо сквозь зыбкую пелену. Сейчас, когда ладонь его всё ещё находилась в опасной близости от губ Донмина, а разум более не был заморочен сомнениями, он как никогда ясно осознал. Донмин — его маленькая звëздочка, указывающая на дверь к счастью.        И сейчас, наконец-то, Чихо готов был в неё постучать.