Чёрная сирень

Сэм давно развил умение засыпать едва ему стоило преклонить где-то голову — и не важно, насколько жестким было его ложе на этот раз. Однако сегодня вышло наоборот — то и дело падающие на его лицо длинные волосы мешали блаженно-беспробудному сну. Вздрогнув, Сэм каждый раз просыпался, но вспоминал, где именно он сейчас находится, и улыбался сквозь дрему, снова проваливаясь в сон. Тем не менее окончательное пробуждение в первые мгновения ошарашило его осознанием того, что он не понимает, где он и как сюда попал. Хэвлок заворочался рядом, и Сэм вспомнил. И приглашение, и встречу, и волнение, от которого у него в горле вставал ком, и первые неловкие попытки начать разговор, — и конечно объятия, поцелуи, торопливые признания и захлестывающий жар удовольствия. От одной мысли, от заново возникшего в памяти образа Хэвлока — нагого, изящного, наслаждающегося вниманием не меньше, чем ласками — возбуждение уже заворочалось в низу живота. Сэм перевернулся набок и тяжелыми спросонья руками притянул Хэвлока к себе. Пожалуй, сейчас было слишком рано, глаза ещё слипались и даже жидкий свет блёклого утра, заставивший побледнеть пурпурную обивку стен, казался слишком уж ярким. От окна ощутимо несло холодом, и Хэвлок, зябко сжавшись под одеялом, даже толком не проснувшись, пытался согреться о Сэма. — Кажется, я забыл, что надо подкинуть дров в камин, — глухо сообщил он, подаваясь назад и теснее прижимаясь спиной к груди Сэма (а ледяными ступнями — к его голеням), определенно наслаждаясь его теплом. Только вдоволь понежившись, Хэвлок соизволил повернуться к Сэму лицом и, чуть коснувшись его щеки кончиком носа, спросил, не желает ли Сэм позавтракать. По совести, в постели было настолько уютно, что Сэм совершенно не хотел подниматься, но предложение поесть вдохнуло в него новые силы. *** Вместо вчерашней сверкающей столовой Хэвлок привел его в кухню, смежную с людской, — большое помещение с белёными стенами и крестообразными арками из кирпича вместо потолочных балок. Развешанные по стенам сковородки и кастрюли были начищены до блеска, у дальней стены возвышалась чугунная плита. Тяжёлая дверь кладовой была приоткрыта, показывая уходящие вдаль полки с припасами. Сэм сглотнул вязкую слюну, смотря на эти врата в омнианский рай. Кажется, их вчерашние упражнения вымотали его куда сильнее, чем он думал — сейчас он ощущал по-настоящему звериный голод. Но не станет же воспитанный человек выдавать такую позорную тайну! Как и просить у хозяина поскорее накрыть на стол. Тем более, что Хэвлок и не торопился. Пройдясь вдоль высокого кухонного стола, он заглянул в большой деревянный ларь и шкафы по обе стороны от плиты, после чего обернулся и со сконфуженной улыбкой признался, что не умеет готовить. — И топить плиту тоже, — поправляя на груди халат, добавил он. — Как ты должно быть догадался, обычно я этим не занимаюсь. Взъерошенный и сонный, зябко пожимающий плечами, он выглядел так трогательно, что Сэм и не подумал бы высказывать недовольство таким досадным пробелом в знаниях, даже если бы действительно испытывал его. Коротко прижавшись губами к щеке Хэвлока, Сэм без лишних слов принялся за растопку. В плите ещё оставались горячие угли, и Сэм, настрогав щепок, быстро раздул огонь. Кофе Хэвлок готовил уже самостоятельно, от усердия перемолов зерна практически в пыль. Обнеся кладовую и набрав там всего понемногу, они завтракали, сидя на высоких табуретах у самой печи, и пили крепчайший кофе, косясь друг на друга поверх чашек. Сэм не был большим гурманом — да и где бы ему нахвататься таких привычек — но он нашел кофе весьма вкусным, о чем незамедлительно сообщил, и Хэвлок улыбнулся несколько самодовольно, как будто он и не сомневался, что у него всё получится отлично. По совести, куда больше, чем кофе, Сэма интересовала еда — хлеб, в котором даже не было лебеды и лузги, и сыр с колбасой — хотя он, как и вчера, держал себя в руках, страшась показаться неприлично голодным. Впрочем, Хэвлок, тоже как и вчера, не то делал вид, что не замечал, не то действительно не считал преступлением отсутствие у Сэма каких-либо изысканных манер, и, подражая ему, сам ел с ножа. Во всей ситуации было что-то тревожно-волнительное и вместе с тем смешное. Их общий секрет — ставший куда более секретным и волнующим от того, что они набрались наглости перестать прятаться по подворотням, чердакам и мансардам белошвеек. Теперь, точно зная, что никто не может ненароком застать их, можно было беспрепятственно целоваться и касаться друг друга сколько душе угодно, и то, что он займется этим совсем скоро — вот только доест сначала — заставляло сердце Сэма биться чаще. Вчерашнее волнение и все тревоги минувшего года казались теперь ему чем-то практически смехотворным. Как он мог вообще допустить мысль, что Хэвлок всего-навсего развлекался с ним, заскучав на своих аристократических высотах? Хэвлок же просто не мог быть с ним неискренним во все те их вечера, полные объятий, ласк и жадных просьб «ещё! Ещё! Ещё, о боги!». Теплое, довольное чувство медленно растекалось по телу, заставляя широко улыбаться и смущаться собственного удовольствия. Чтобы скрыть смятение, Сэм встал и кочергой поправил поленья в печи. Задумчиво наблюдая за ним, Хэвлок, медленно отхлебнул еще кофе. Он определенно о чем-то размышлял и, когда Сэм поднялся, вытирая о штаны испачканные руки, Хэвлок наконец принял решение, спросив, своим неизменным Вежливым Тоном, Которым Предлагал Что-то Новое И Интересное: — А может быть, раз у тебя это так ловко получается, ты поможешь ещё кое с чем?.. *** Сначала Хэвлок привел его в другое подсобное помещение, почти полностью занятое сплетением отполированных до зеркального блеска баков и труб. Здесь также нужно было разжечь огонь в большой закопчённой печи. Некрупные куски топлива занялись быстро. Комната наполнилась запахом горящего жира, Сэм с наслаждением вдохнул этот аромат зимы, уюта и уверенности в том, что по крайней мере сегодня ты не замерзнешь насмерть, после чего поинтересовался, куда вообще ведут эти трубы, и Хэвлок попросил Сэма следовать за ним. — Матушка потратила на эту затею баснословные деньги. Выписала инженера из Клатча. Часть стен пришлось разбирать, чтобы продолжить трубы, — рассказывал Хэвлок, вместе с Сэмом следуя через анфиладу комнат. — Но опять же если не растопить хорошенько, ничего работать не будет… Сэм оставил попытки запомнить путь, которым они идут. В особняке не было никого, кроме них двоих. Ну, не считая пёстрого кота, который, запаниковав, выскочил из тёмного угла, метнулся наперерез Сэму и скрылся вдали. Отсутствие людей делало ещё более неуютными просторные залы, заполненные всевозможными атрибутами шикарной жизни. Высокие потолки, лепнина, позолота, громоздкая тяжелая мебель вся в вензелях, зеркала в широких рамах, ковры, картины — всё, что вчера Сэм, ошарашенный неловкостью встречи спустя столько времени, не успел толком разглядеть. Увиденная роскошь давила как вполне себе настоящий тяжелый груз, но Сэм, движимый вредностью в той же степени, что и гордостью, держал спину прямо, не собираясь показывать «ихнему богатству», что оно хоть в какой-то ничтожной степени впечатлило его. Однако выдержка его дала слабину, когда он увидел портретную галерею. Одна стена этой длинной комнаты состояла сплошь из окон, тогда как напротив были одни только картины, залитые сейчас жиденьким дневным светом. Но жутким Сэму казался не масштаб, а то, как в этих портретах застыла история семьи. Идя вдоль галереи, Сэм наблюдал, как люди на портретах, — которые часто впервые появлялись там в виде кулька кружев с розовым детским личиком посередине, — с каждой картиной росли, взрослели, старели и наконец исчезали. Бледные будто чахоточные женщины, высокомерные, напыщенные мужчины, позировавшие кто с книгой, кто с оружием, а кто и вовсе в полном рыцарском облачении, — десятки жизней прошли сейчас перед глазами Сэма. У некоторых глаза выглядели как бельма, что было откровенно пугающе. Заметив, как Сэм косится на портреты, Хэвлок пояснил, что это дефект краски. — Художник надеялся добиться более яркого цвета, а получил это. Выгорели, здесь же много света. У них были глаза, честное слово. — А когда здесь появляешься ты? — Так вот же я, — Хэвлок указал на очередной белый сверток из которого торчала сморщенная физиономия, похожая скорее на мелкого злобного старичка. Сэм прыснул: этот художник явно не очень понимал, как следует изображать настолько маленьких детей. Ребёнка держала на руках женщина с измождённым надменным лицом. В ее чёрные волосы, в которых виднелась удивительно ранняя седина, были вплетены лазурные цветы. В пышном синем платье, туго затянутая в корсет, она сидела в кресле с резной спинкой и смотрела в сторону, как будто избегала прямого взгляда. За ее спиной стоял мужчина в расшитом золотом дублете, — такой же горделивый и равнодушный на грани надменности, как и супруга, — а еще два отпрыска жались к юбке, крепко вцепившись тонкими пальчиками в складки ткани. На следующей картине Сэм недосчитался одного из старших детей. Его это не удивило. Дети мёрли как мухи что у богачей, что у бедняков (хотя бы Смерть не делал скидку на количество золота в кошельке), но все же, наблюдая за тем, как из года в год уменьшается количество людей на семейном портрете, а в волосах матери прибавляется седины, Сэм чувствовал, как у него сжимается сердце. В груди Сэма ёкнуло, когда на очередном портрете он увидел одного только Хэвлока — тот, вряд ли старше десяти-одиннадцати лет, в чёрном камзоле стоял на фоне тяжёлой багровой портьеры. В руках он держал лазурный цветок — такие вплетала в волосы его мать — а на поясе висели ножны с кинжалом, какие на других портретах носил его отец, и выглядел Хэвлок поблёкшим, растерянным. Яркими оставались только глаза, смотревшие со всё тем же холодным высокомерием, как полагается парадному портрету. — Холера? — сочувственно спросил Сэм. — Политика, — Хэвлок отмахнулся, всем видом показывая, что жалеть его не нужно. В дальнем конце залы портретов не было вовсе. — Это место — для тебя? — уточнил Сэм. Пустые стены вызывали у него смутную тревогу, как дорога, ведущая в никуда, в пустоту, в которой возможно всё, что угодно. — Точнее, — для твоей семьи? — Если бы она была, да, — согласился Хэвлок. — Однако, как видишь, судьба распорядилась иначе. — А что, тебя не пытались, ну, женить? — О, попытались бы обязательно, если бы было кому. Но я последний из Ветинари и, думаю, с матримониальными планами я прекрасно разберусь и самостоятельно. Нет планов — нет и проблем, не так ли? Сэм кивнул, сделав вид, что ему всё понятно. А портреты всё смотрели на них со стен. Теперь Сэму мерещилось в их взглядах гневное осуждение, как будто он, оборванец, забирал у них последнего представителя рода, как будто именно из-за него дальний конец коридора никогда не украсят портреты. Тайком от Хэвлока Сэм показал поколениям Ветинари фигу. *** Господская ванная была сплошь облицована камнем, и когда Хэвлок зажёг лампы, заправленные настолько чистым жиром, что они даже не коптили, свет их отразился от полированных плит. Нижняя треть стен была вымощена черным, остальное — серым с вкраплением белого. В свете ламп Сэму показалось даже, что в глубине черных плит сверкают голубоватые искры, похожие на крохотные разряды молний. Каменной же была и собственно ванна, высеченная из огромной глыбы. К ней от стены шли трубы, заканчивающиеся парой кранов. В Анк-Морпорке хвастаться тем, что тебе в жизни повезло больше, чем ближнему твоему, было чем-то вроде популярного хобби, и Сэм вполне мог бы решить, что именно этим занимается сейчас Хэвлок, но… но всё же во всей этой роскоши ему виделось не желание показать, насколько лучше живется Хэвлоку с его кладовыми, портретными галереями и мраморными ваннами. Скорее он хотел, чтобы Сэму было хорошо во всех возможных смыслах, и сейчас намеревался его добить: подойдя к ванне, он выкрутил оба крана. Сначала из толщи стен раздалось урчание, затем трубы затряслись, чихнули пару раз, и из кранов хлынула вода, до того горячая, что от нее поднимался пар. — Я же говорил: инженер аж из Клатча, — Хэвлок улыбнулся, очевидно очень довольный молчаливым изумлением Сэма. — Забирайся, — Сэм перевёл взгляд с ванны на Хэвлока и попятился. — Ты что, рехнулся, столько горячей воды переводить? Не-не, в одиночку я не согласен. В следующий же момент тонкий халат Хэвлока упал на пол, как будто Хэвлок дожидался лишь этих слов. Да, он слукавил бы, сказав, что не ощущает ровным счетом никакого смятения, обнажаясь вот так, нарочито театрально, но после всего случившегося он уже не рассматривал возможность того, что Сэм откажет ему в столь невинной малости как совместное купание. Тот и в самом деле не нашёл больше возражений и, резво избавившись от мятой рубахи и штанов, первым залез в ванну. Когда-то Хэвлок посчитал бы, что это самое меньшее — глупо, а по-совести — и вовсе невозможно. Конечно, с ним же никогда не может случиться такого. Однако сейчас, устраиваясь поудобнее, кладя голову на плечо Сэма и чувствуя, как от горячей воды по всему телу разливается томная слабость, он думал лишь о том, что ему должно быть просто повезло. Дотянувшись до невысокого столика возле ванны, Хэвлок взял с него пузырек и капнул в воду немного густой жидкости. Вода в ванне окрасилась в бледно-лиловый цвет, а по комнате разлился приятный запах, которому Сэм затруднялся дать определение, — и цветы, и скошенная трава, и необъяснимая сладость. Но в сумме это пахло действительно приятно, хотя запах самого Хэвлока, без всех этих притираний и духов, Сэму нравился не меньше. Даже запах пота, когда тот, умаявшись бессонной ночью, лежал сейчас в объятиях Сэма. Это приятно дополняло воспоминания о том, как старателен и хорош Хэвлок был накануне — вчера, немного переведя дух под одеялом после первого захода, он забрался на Сэма верхом и наотрез отказался слезать, пока не был полностью удовлетворен и не убедился, что Сэм доволен не менее него. — Ну, вы, богатеи, конечно, хорошо устроились… — тихо и скорее по привычке проворчал Сэм, набирая в горсть воду и выливая ее себе на лицо. Хэвлок только улыбнулся. Выглядел он как человек, давно привыкший к таким излишествам, как уйма горячей душистой воды. — Меня не отпускает мысль, что мы вчера слишком уж мало беседовали… — начал он. Сэм довольно ухмыльнулся. Неудивительно, что на ночные беседы не нашлось времени: сложно разговаривать, если то и дело прерываться на поцелуи и объятия. — О чём же ты хочешь поговорить сейчас? — Например, — Хэвлок поднял обе руки, чтобы запустить пальцы в короткие волосы Сэма, уже чуть влажные от пара, — я всё время рассказывал о поездке, но ты почти не говорил о том, как ты жил тут, весь этот год. Сэм пожал плечами, рассеянно поглаживая шею Хэвлока. — Мне казалось, я всё вчера рассказал. Ничего примечательного. Работал. Получил повышение. Чуть не женился. Хэвлок невольно напрягся и следующие слова прозвучали чуть холоднее, чем надо бы. — Последнего ты не упоминал. — Запамятовал. То были глупости. Да и не вышло ничего, так зачем об этом говорить? Голос его был столь беспечен, словно его нисколько не тревожила собственная несостоявшаяся свадьба, однако у Хэвлока кольнуло под сердцем от ощущения своей вины. А вдруг Сэму на самом деле хочется обычной, нормальной семьи? Такой, как полагается, чтобы лет в сорок пять, нянчась с внуками, с уверенностью сказать, что он прожил хорошую жизнь. В то время как Хэвлок мог лишь ввергнуть его в ненормальность, подменив возможное идиллическое будущее этими тайными встречами. — А меня чуть не покусал вампир! — объявил он с такой поспешностью, что, должно быть, Сэму стало совершенно очевидно, что он просто хочет сменить тему. Впрочем, даже если Сэм это и заметил, то виду не показал, и немедленно потребовал, чтобы Хэвлок поведал о случившемся в деталях. Тот был лишь рад послушаться. — Точнее, то была вампирша, впрочем, это не меняет сути. Их племя решительно не может устоять, если события начинают напоминать классическую страшную историю: грозовая ночь, путники сбились с пути и просят приюта в замке, который, казалось, раскалывает небо своим зловещим силуэтом… Он вздрогнул и чуть замешкался, когда ладонь Сэма скользнула по его груди, огладила рёбра и опустилась ниже, к промежности. Вести связный разговор стало сложнее. Против затеи Сэма говорили вся вчерашняя усталость и волны расслабленности от горячей ванны, в пользу — то, что после долгой разлуки он, кажется, никак не мог насытиться. Через воду прикосновения ощущались куда мягче и основательно сбивали с толку, мешая рассказывать. Однако Сэму очевидно пришлось по нраву то, как голос Хэвлока прерывался и фразы перемежались тихими стонами — кажется, он даже не особенно вслушивался, уловив лишь общую мысль: кучка выпускников гильдии попали в замок вампирши, которой хватило терпения притворяться человеком, но только до ужина. Когда же подали мясо — голод её взял верх над рассудком. — Ты не представляешь, насколько сложно — ах! — махать кинжалом, если твой противник летает. — И что же ты сделал?.. — только и спросил Сэм, коротко целуя Хэвлока за ухом, а затем чуть прикусывая мочку. В этот момент Хэвлок решил, что пора признать поражение. Переставая притворяться, что он еще может складывать слова в предложения, он полностью отдался на милость рук Сэма, забывая о связных мыслях и историях. Лишь позже, переведя дух, он нашел в себе силы завершить рассказ: — Что я сделал? Лучшее, что умею: заговорил. Оказывается, вампиру можно заболтать зубы и это не менее эффективно, чем осиновый кол. — Опасное это дело — уезжать из города, — заключил после паузы Сэм. — Может, больше не будешь так делать? — М-м, может и не буду, — картинно изобразив смятение, согласился Хэвлок, за что получил лёгкий укус и осторожный долгий поцелуй. — Чем думаешь заняться? А то зачахнешь же от скуки. Хэвлок неопределенно покачал головой. У него не было ответа. Недавно вернувшись, он не успел еще выбрать, чего же он сам ждет от будущего. В кои-то веки перед ним не было никакой цели — он закончил гильдию, совершил Гран Глумеж, словом, сделал всё, что требовалось от юноши его лет из благородного семейства. Это ввергало в лёгкую растерянность. Да, заканчивая гильдию и по-прежнему ощущая в душе отголоски ужаса Славной Революции, он думал о том, что город должен стать иным — должен был быть иным, чтобы Киль остался жив, остался с ним. Но боль потери притупилась, и мысли о необходимости перемен отступили на второй план, сменившись предвкушением встреч и удовольствием от них. Возможно… — Хэвлок со вздохом снова положил затылок на плечо Сэма — ему стоит немного выждать, прежде чем пускаться в рискованные авантюры. Осмотреться, узнать, какие фигуры сейчас стоят на шахматной доске Анк-Морпорка… — Наверное, я продолжу учиться, — объявил он после недолго раздумья. — В гильдии? — Как будто это единственное учебное заведение. Я бы, наверное, получил магистерскую степень. Впрочем, может быть и две. Или пять… — Неугомонный какой. Чуть обернувшись, Хэвлок внимательно посмотрел на Сэма. Тот выглядел довольным и откровенно наслаждающимся ситуацией, и беспокойство, что на какое-то время охватило Хэвлока, отступило. Ведь пока его всё устраивает, пока Сэма всё устраивает — почему бы им и не продолжать? Вытянув шею, Хэвлок аккуратно поцеловал Сэма в щеку. — Так когда у тебя следующий выходной?..