Неспортивный жест

Свисток звучит, словно спасательный глоток воздуха, и Джикия наконец выдыхает, чуть съезжая в кресле на скамейке. Но отдохнуть сильно не дают: Максименко поднимает его пинком в ногу, изъявляя желание вытащить на поле. Капитан устало смотрит на него, будто моля сейчас его не трогать. — Давай. Ты в конце концов капитан этого стада. Пошли к болельщикам. Они нас сегодня точно расцелуют,— Саша хмыкает и за руку тянет Джикию с места, повернувшись к полю. Там же его уже под руку подбирает Зоба, что улыбается так, будто сейчас лицо треснет от счастья. — Вот тебе и дерби в этот раз вышло,— Рома хлопает трибунам, что радостно и победно машут атрибутикой им перед лицом. — Ага… С Соболем надо поговорить сейчас, — тон Георгия остаётся усталым, но не похожим, что он как-то расстроен произошедшей ситуацией. — Ему эмоции подуспокоить надо. Ладно, сделал бы на трене, или в компании друзей, но тут матч. Камеры ничего не прощают просто так, — Зобнин кивает и отходит к Литвинову, в последний раз дав наставление, — Ты сейчас только повлиять и можешь. И всегда только ты мог. Не спускай ситуацию с оборота. Джикия медленно кивает головой, закусывая губу в задумчивости. Поговорить надо, да. Но есть ли настроение и силы? По-хорошему, Соболю надо бы прописать пиздюлей: словесных или напихать физически, Георгий ещё пока раздумывал. Зобнин прав. Камеры мало что прощают, когда ты личность, которой достаточно совершить один неправильный поступок за всю жизнь, и его буду мусолить по всей стране не переставая как минимум недели две-три. Но они не первые, они и не последние, что попадали в такой пиздец. Впрочем, Джи вообще не удивлен, что Саша опять выкинул такое на поле. Разговоры уже ползут как жуки на листьях, и слова про уважение к детям и женщинам почему-то смешат. Очень странно говорить об этом в то время, когда эти самые дети матерятся не хуже них, а интернет, где и не такого наберёшься, становится их лучшим другом практически с самого рождения. Стоит лишь обернуться, и вы сможете найти трехлетнего со своим (личным!) телефоном в руках, и он там уже не мультики смотрит, а во всю шпарит игрушки про убийство. Но сейчас Джи старается не думать. Фанаты их клуба явно остались довольны жестом Саши и только больше улюлюкают про то, что так и надо этому коню… Черт. Надо найти Рошу, или хотя бы кэпа армейцев и извиниться. По логике вещей, это должен был сделать Соболев, но Джи знает его не первый год, и поэтому лучше сделать самому, а уже потом точно вставить ему за такие выходки. На середине поля находится Игорь: — Сложная игра была сегодня,— пожимает руку. Джикия желает зайти издалека, но с треском проваливает это задание. — Мне кажется, что Соболев так не думает,— Акинфеев хмыкает, качая головой, — Не поделишься, что это вообще было? — Я действительно не знаю, нахуя он это сделал,— Джикия стыдливо чешет затылок, словно он стоит перед матерью, а не перед другом. — По-моему, он четко показывал, на чей хуй он посылал Рошу. Что произошло, уже не предотвратить. Поговори с ним. Вам такое потом в сборной не нужно,— Акинфеев смотрит на своих сокомандников, отмечая отсутствие некоторых, — А я со своим поговорю. Тоже дурак нашелся. Повелся на провокацию как маленький. Удачи, бывайте, — вздыхает Игорь в прощании опять пожимая руку, уходя медленно, направляясь в раздевалку. Георгий опять вздыхает. Не будет ему покоя с этим двухметровым балбесом. В голове попробуй ещё, разберись, черт ногу сломает прямо перед входом. «Бесит. Я ему миллион раз говорил и столько же просил быть сдержанным на поле»: он кривит губы, хрустя шеей. Джикия по пути в раздевалку собирает оставшихся ребят по полю, загоняя в подтрибунку. Соболев, сидя на своем месте, не выглядит ни капельки виноватым, лишь грустным, постоянно трогая сломанный палец. Георгий прожигает его серьезным взглядом прямо с порога раздевалки, и тишина вокруг воцаряется мгновенно, стоит ему лишь сесть на свое место. Абаскаль благодарит всех долго и упорно, обращаясь к каждому, кто выходил сегодня на поле, сначала по отдельности, а уже потом опять всю команду. Напоследок они делают очередную фотку, где Джи прячется, продолжая пилить взглядом оголённую спину нападающего. Парни стараются сохранять спокойствие, тихо беседуя друг с другом, постоянно бросая взволнованные и заинтересованные взгляды на капитана команды и провинившегося нападающего. Те лишь продолжают играть в молчанку: Георгий показательно шумно собирает сумку, а Соболев все ещё тискает сустав пальца, стараясь отсрочить разговор. — Я уже извинился перед публикой. Чего ещё надо? — наконец, Соболев сдается, и когда они остаются одни (благослови бог понимающих всë парней, думает Джи), и закатывает глаза, — Я уже сказал тебе: он это заслужил. Георгий поджимает губы. Неприятные чувства от такого поступка осадком укладываются глубоко в груди, и он начинает злиться ещё больше, резко застёгивая сумку. — Я не стану втирать тебе про уважение к сопернику или зрителям, как и все остальные. Мне больше обидно за то, что ты в важный момент не смог найти в себе силы и быть умнее. Подставил всю команду. В раздевалке воцаряется полная тишина, даже тяжёлое дыхание капитана больше не слышно. Пару мгновений Саша тупит взгляд в задумчивости. Георгий думает, что и в этот раз ему не достучаться до него, поэтому устало проводит рукой по лицу: — Как обмозгуешь — позвони. Я на трубке,— он подбирает с места сумку и закидывает на плечо, уже собираясь разворачиваться к выходу. — Я устал,— тихо проговаривает это недоразумение, опустив голову и вытянув свой и так волевой подбородок, — Я три дня не могу нормально спать. Вчера я чуть не нагрубил отцу, что тоже, как и остальные, указывает мне на мое поведение. Но мне уже не десять, или даже пятнадцать, чтобы общество решало за меня. В конце концов, я не аристократ, чтобы культурно завуалировать посыл нахуй. Ожидание людей того, что ты, как супермен, должен совершить что-то невероятное, убивает, знаешь? Тебе ли не знать. Саша сам берется за сумку, надевая на голову кепку с эмблемой клуба: — Я не могу быть всегда мешком, который собирает мусор. Я человек, имеющий свойства чувствовать и накапливать эмоции, в независимости от их посыла. Что сказать дальше или чем ответить на такой монолог, не знает ни один из них. — Футбол не только физическая игра. Психика нехило ломается под давлением соперников, союзников, тренеров,— Джикия осторожно ставит сумку обратно на свое место, медленно подходя к Саше, отводя взгляд в сторону, продолжая, — Эмоции — это как добро и зло: что-то может стать нашим спасением, а что-то — погубить. Мы с тобой с самого знакомства учились контролировать их, помнишь? Соболев запоздало угукает, уже прямо смотря на капитана. — Сдвиги есть, но не все сразу. Это как доза у зависимых: никто не гарантирует, что не случится срыва. Осуждения пройдут через пару-тройку дней, а вот мысли о своем поступке исчезнут не скоро, твоя головешка давно дала это понять,— он стучит по лбу Соболева костяшкой согнутого пальца, — Не слушай людей, что говорят про отговорки в виде усталости — это такой же показатель, как ты например играл вот с переломом. Одни принимают как своего рода героический поступок, а другие — лишь попытку сделать себя невиновным. — Я, правда, искренне сожалею, что эмоции взяли вверх. — Извиняться надо не перед мной, — качает головой Джи, собираясь отойти, но Саша цепляет его за запястье, честно и виновато заглядывая в глаза капитана. — Перед тобой я виноват всегда. И именно твое прощение снимает с меня груз своего заслуженного проеба. В первую очередь, я виноват перед тобой. За то, что не сдерживаю данных несколько лет назад обещаний. — Мы люди Саша, и чтобы мы не сделали — всë будет проглочено обществом по-своему. К сожалению, оно забывает, что тоже не идеально, и все их эти совершенные словечки о культуре и сознательности лишь фальшь. Сегодня ты сделал что-нибудь такое, что по их невероятно чистому мнению не является нормальным, а завтра кто-нибудь другой уже будет поводом обсуждения. Наша единственная проблема — мы публичные люди. От нас требуются больше ответственности и все такое, — голос Джикии делается скрипучим, как у ведущих надоедливых программ про звездный гламур. — И даже сейчас не бросишь? — Саша тихо смеётся, устало запрокидывая голову назад, подбирая и сумку капитана в свои руки. — Куда я могу сбежать? Ты как пиявка, сосущая мои не только физические ресурсы, но и моральные,— он качает головой, приобнимая Соболева за плечо, — Как палец? Давай сумки сюда, — капитан забирает с плеча Саши огромные спортивные сумки, заглядывая в глаза. — Болит. Но не отрубили, и на том спасибо, — нападающий ведет освободившимся плечом, — Поехали домой… — Поехали. Как бы мы не оплошали сегодня, отдых мы явно выстрадали.