Красный

— Это “улыбка императора”!  Голос звучит громко и отчетливо, разносится по ночи с весельем, которое кажется неуместным. Воздух в твоих лёгких прерывается, твоё сердце подпрыгивает, а хватка на рукояти Биченя ослабевает. Ты смотришь и пожираешь глазами мальчика, сидящего на стене; он едва различим в дерзком силуэте, поцелованном лунным светом, с двумя кувшинами вина в руках, которых здесь быть не должно; но это не то, что ты видишь.. по крайней мере, не всё.   Подросток хихикает, словно почувствовав ваше удивление, и вы пошатываетесь, крыши, по которым вы патрулировали бесконечное количество раз, внезапно становятся шаткими под вашими ногами, ненадежными только из-за этого… Эти… Это же..? Его серые глаза смеются над тобой, яркие и озорные; и ты изо всех сил пытаешься найти слова, которые приготовил, чтобы произнести..  Красный.  — Если я поделюсь с тобой, ты сделаешь вид что меня тут никогда не было? (Нет.) Его голос красный.                                             Не только голос Вэй Ина ярко выражен. У дяди строгий серый цвет, в то время как у брата бледно-жёлтый, который никогда не перестает успокаивать небесно-голубой. Отец приносит черноту своей медленной, усталой речью, но это ещё не стерло нежно-розовый цвет, которым ты дорожишь, как редким драгоценным камнем, колыбельную, которую мама пела раз в месяц. Но красный..  Никто не был красным.  Ничто не было красным.  Это мёд, которым ты истекаешь, когда шипы роз цвета нарциссов пронзают твою кожу, киноварная метка клана Цзинь, похожая на угасающее солнце в твоих порочных глазах. Брат находит это забавным — когда ты был младше, он обычно снимал этикетки с бутылочек с чернилами и восхищался тем, как ты рисуешь, просил тебя угадать, кто играет на гуцинь, основываясь на оттенке зелёного, который ты слышал.  Он всё ещё иногда так делает.  Ты идёшь к нему, потому что он понимает, потому что ему достаточно одного взгляда и нескольких слов, чтобы понять, дядиных наставлений было недостаточно, и потому что он не смеётся, когда ты вваливаешься в его комнату, когда он готовится лечь спать, бледный, дрожащий и изо всех сил пытающийся объяснить, что только что произошло. — Молодой господин Вэй – первый ученик Юньмэн Цзян, — отвечает он на вопрос в твоих глазах. — Он в некотором роде знаменит своей беззаботностью.  — Он звучит красным, — повторяешь ты, испытывая облегчение от того, что тебя слушает брат, а не дядя. Вы уже давно вышли из того возраста, когда можно утверждать, что слышите цвета. — Он же.. это ведь..  — Настойчивость? — угадывает брат.  Возможно, это подходящее слово. Вы не уверены. Всё, что ты знаешь, это то, что голос Вэй Ин заставляет твое сердце хотеть вырваться из грудной клетки.                                            Вэй Ин много говорит, его монолог наполняет всю библиотеку красным, красным, красным. Обычно яркий и громкий, более спокойный и близкий к оранжевому в те редкие моменты, когда он разговаривает сам с собой, переписывая правила Ордена, или рисует что-то, чтобы подарить вам, а потом смеётся. Мир становится слишком красным, когда он смеётся. Вы заставляете его замолчать, но его возмущенный гул почти так же ошеломляет, как и его нескончаемый монолог.                                            Он вам не нравится.  Ты никогда этого не делал; как ты мог даже допускать простую мысль об этом, когда Вэй Ин с тех пор, как вы познакомились, был ничем иным, как бесстыдником, неуважительным к принципам и правилам твоей семьи? У вас нет никаких причин даже терпеть его, кроме того, что он ваш гость. И всё же, после того как он уходит, в Облачных Глубинах становится тихо и уныло, отголоски вермиллиона всё ещё звучат в твоей памяти.                                            Вэй Ин просит тебя спеть песню, дрожащий, раненый и не совсем проснувшийся, и ты не можешь отказать.  Возможно, вы научили своё тело не проявлять слабости, но с тех пор, как ваш дом превратился в пепел, вы чувствуете холод. Отца, скорее всего, уже не будет к тому времени, когда прибудет помощь, и только Небеса знают, всё ли в порядке с братом.. если он вообще жив. Ты едва можешь стоять на своей сломанной ноге, а пламя, усиливающее зловоние мёртвого зверя в пещере, отражает ад, который ты больше не можешь видеть в ночных кошмарах. Когда песня заканчивается, ты притягиваешь Вэй Ина ближе, приглушаешь рыдания в его всё ещё мокрых волосах. Ни один урок не подготовил тебя к этому, ни одно из более чем трёх тысяч правил, которым научил тебя дядя, не пригодилось, когда все не там, где должно быть. Лан Ань не писал по этому поводу, и единственные, кого осталось спросить, либо умерли, либо пропали без вести. — Шш. Шшш. — Горящие ладони похлопывают тебя по рукам, но это не прикосновение побуждает к прыжку, который ты с трудом сдерживаешь, когда Вэй Ин хватает тебя за запястье, стуча зубами. — Не плачь, Лань Чжань. Шшш. Он всё ещё спит. Он спит, раненый и больной, и его неуклюжие слова согревают тебя там, где огонь и самодисциплина терпят неудачу.                                            Пристань Лотоса исчезает, и Вэй Ин вместе с ней.  Цзян Яньли в безопасности с семьей своей матери, и вскоре появляется Цзян Ваньинь, жаждущий мести, но такой же неосведомлённый о местонахождении Вэй Ина, как и все остальные. — Мы должны были встретиться в чайхане в городке недалеко от Илина, — говорит он. Его голос светится фиолетовым, с которым вы сравниваете Цзыдянь, не совсем веря в беспокойство в вашем вопросе. — Но никто не пришёл.                                             Ты слышишь его монотонный голос, и метель в его словах заставляет тебя вздрогнуть. Вы наблюдаете за его спокойными, неторопливыми движениями в просторных одеждах.. или это Вэй Ин похудел и потерял осанку, за те месяцы когда никто не смог его найти? Он напоминает кота, играющего с перепуганным Вэнь Чао, наслаждаясь каждой частичкой ужаса, который одно его присутствие пробуждает во втором сыне Вэнь Жоханя.  Ты смотришь в его тусклые глаза и приходишь в ярость от его выбора, но в ужас от его голоса, потому что тебе никогда не приходило в голову, что красный может быть таким холодным цветом.                                             Война заканчивается, и вы становитесь героем, живой легендой даже среди своих сверстников. Вэй Ин так же знаменит.. но там, где уважение, которое вы заслуживаете, происходит из восхищения, его происходит из страха. Он приносит тишину, куда бы ни пошел, и возбуждает ропот вслед за собой, яркий смех сменяется тихим высокомерием. Малейшее неудобство истощает его терпение, настроение меняется от приветливого до угрожающего за считанные минуты. Это пугает вас так же сильно, как ваша настойчивость раздражает его.. но вы никогда не можете найти золотую середину, чтобы предостеречь его от безнравственности его поступков. И всё же ты продолжаешь тянуться ко мне, изо всех сил пытаясь найти слова, способные пробить непроницаемую багровую стену.                                             Ночь.  Требуется одна-единственная ночь, чтобы всё изменить, превратить каждую похвалу в злобные комментарии, которые едва могут скрыть липкую, неприятную алчность Цзинь Гуаншаня.  Несколько часов в Илине, и вы находите его, и он не столько вежлив, сколько устал, изолированный в пропахшей кровью пещере на вершине проклятой горы. Усталый и унылый, и ты отдал бы всё, чтобы услышать весёлый смех, который раньше окрашивал в алый цвет Облачные Глубины, искренние улыбки, которые достигали глаз, ставших усталыми.  Самое худшее – это знать, что до тех пор, пока он тебе не позволит, ты не сможешь ему помочь.                                             Вы ранены и измучены, и, возможно, именно поэтому вы не прислушиваетесь к той части своего разума, которая повторяет каждое правило, которое вы нарушаете. Ты летишь сквозь ночь, темнее чёрного, с безумцем на руках, и чем дальше ты от Цишаня, тем крепче прижимаешь его к себе, больше боясь уронить его, чем самому разбиться насмерть.  Само существование Вэй Ина является богохульством для мира самосовершенствующихся. Возможно, и твоего тоже. Тебе всё равно.  Ты находишь заброшенную пещеру, чтобы спрятаться в ней и залечить раны, которые ты знаешь, как залечить, пробиваешься сквозь разъедающую его тьму, чтобы заговорить..  спросить, умолять о разрешении помочь кому-то, на кого, возможно, уже нет никакой надежды. Потому что теперь его руки холодны, а голос – всего лишь грубый шёпот, и всё, что он приносит, – это отчаяние, и нет слов, способных вернуть тот оттенок красного, по которому ты тоскуешь. Вэй Ина больше нет, и всё, что осталось, – это безумная оболочка. — Вэй Ин, — зовёшь ты снова и снова, пока твой голос не срывается, — позволь мне взять тебя с собой в Гусу. Пожалуйста. Вэй Ин не понимает. Он, вероятно, даже не слышит ничего из-за ада, бушующего в его голове. Вэй Ин всего лишь говорит тебе проваливать, и ты задаешься вопросом, так ли это выглядит – истекать кровью.                                             Расплавленное золото просачивается сквозь бинты и мантии, когда вы тащитесь к Могильным Курганам, задыхаясь от тишины, поглощающей его эхом осады. Ты зовешь его по имени, пока не потеряешь голос, ищешь его сквозь слёзы и изнеможение. Не остается ни тела, ни души.  Все, что вы находите, – это лихорадочный малыш, спрятавшийся в дупле дерева, его рыдания напоминают летнее солнце, когда он цепляется за вас и зовет людей, которые не могут ответить. Вэй Ин ушёл, а вместе с ним и самый красивый цвет, который вы когда-либо слышали.                                             Жёлтый цвет А-Юаня становится всё ярче, тёплый бальзам для печали, душащей твою замёрзшую душу. Он добрый ребёнок, умный и проницательный, вот почему вы никогда не говорите ему об этом — чтобы он не узнал цвет, который вам так хочется услышать, тот, который перестал существовать месяцы, годы назад.  Вы цепляетесь за его оттенок, поскольку точный тембр его голоса ускользает, как вода; но даже он в конце концов начинает исчезать, съедаемый бесцветным отсутствием. О, Лань Чжань, Лань Ванцзи, Хангуан-Цзюнь.. сколько времени вам потребуется, чтобы забыть, как звучит красный цвет?