Глаза и уши

На ночлег они остановились недалеко от реки. Отряд был небольшим, и они не собирались задерживаться надолго, а заросли вокруг хотя бы немного скрывали от тех, кто мог увидеть их сверху. К тому же место выбирал Цзян Чэн, а ему нравилось находиться рядом с водой — она всегда успокаивала, напоминая о доме. Дом они вернули, оставили там немногих уцелевших слуг и часть адептов из тех, кому посчастливилось оказаться вне Пристани Лотоса во время нападения Вэней; тех, кто присоединился к ордену позднее, Цзян Чэн взял с собой. Не то чтобы пока желающих было много, но Вэй Усянь был уверен, что их еще прибавится. Обещал восстановление ордена Юньмэн Цзян и преумножение его славы. Вэй Усянь вообще много чего обещал, но на этот раз Цзян Чэн был с ним согласен. Поэтому они с новыми адептами отправлялись в путь — возвращать принадлежавшее Юньмэн Цзян и дальше. Цзян Чэн хотел мести. О ней вода тоже напоминала, и ему это нравилось. Пока адепты в лагере раскрывали походные шатры и готовили еду, Цзян Чэн пошел к реке. Вэй Усянь был уже там — сидел на нависшей над водой толстой ветке, опустив ноги в воду, и как будто ждал его, точно знал, что придет. Цзян Чэн снял сапоги и поставил их рядом с обувью Вэй Усяня; немного подумав, положил на песок Саньду, чтобы случайно не утопить. Меча Вэй Усяня нигде видно не было, скорее всего, опять где-то бросил. Цзян Чэн уже привычно подавил короткую вспышку раздражения и, ничего не говоря, устроился на ветке рядом с Вэй Усянем. Тот так же молча предложил ему глиняный кувшин, и Цзян Чэн не отказался. Вино приятно согрело горло и желудок, вода охлаждала босые ноги, и он чувствовал, как постепенно отпускает усталость. Отряд у них был маленьким, но это если считать только живых. Мертвых было гораздо больше, целая армия. Но они, по требованию Цзян Чэна, держались отдельно, так чтобы лишний раз не попадаться на глаза адептам, и даже ветер не доносил трупную вонь. По вечерам Вэй Усянь устраивал их неподалеку и потом возвращался в лагерь, но Цзян Чэну все равно мерещилось, что он чует слабый могильный запах, будто пропитавший его одежду. — Если нас заметят, то из-за твоих мертвяков, — проворчал он, когда отдохнул достаточно, чтобы захотелось разговаривать. Вэй Усянь тут же оживился, развернулся к нему вполоборота. — Не заметят, они спрячутся. — Да ну? Второй глоток показался не таким приятным, как первый: вино явно было дешевым. Но и такое сойдет. — Ну да: закопаются обратно, как редиска. Цзян Чэн представил и подавился. Откашливаясь, передал сосуд обратно Вэй Усяню. — Серьезно? — Нет, конечно. Они просто лежат на земле и под кустами их не видно. Цзян Чэн представил, как удивится разведывательный отряд Вэней или случайный путник, наступив в кустах на лютого мертвеца, и поежился. — Зачем ты их всех вообще за собой тащишь. — А что мне, каждый раз новых копать? — Вэй Усянь фыркнул, отхлебнул из сосуда и передал Цзян Чэну. — Ты же не помогаешь и людей давать не хочешь. — Хватило бы и половины. Цзян Чэн видел мертвецов в бою, на самом деле и трети было более чем достаточно. — А произвести впечатление? Всегда он был таким, а после того, как вернулся спустя три месяца, стал еще хуже: армии лютых мертвецов, эти черные одежды, едва собранные красной лентой волосы. Ему шло. И он был прав: говорили о Юньмэн Цзян теперь чаще, чем о каком-либо из орденов, и желавших присоединиться становилось больше. — Да какое тут впечатление, когда от тебя мертвяками до сих пор несет? Аж искупать хочется. — Цзян Чэн дождался, пока Вэй Усянь начнет пить, и мстительно тряхнул ветку, но тот удержался. А дождавшись, когда под ними перестанет качаться, снова отхлебнул из кувшина. — Думаешь, от тебя лучше? — Вэй Усянь передал сосуд с остатками вина и тут же потянулся обеими руками к его одежде. Отмахиваясь от него, Цзян Чэн допил последнее и тоже ухватил его за ворот. Теперь ветка качалась и скрипела совсем подозрительно, правильно сделал, что оставил Саньду на берегу. И снова мысль о собственном мече напомнила о другом. — И меч никогда не носишь! — все-таки не удержался Цзян Чэн, пусть и не собирался больше ему напоминать, надоело. — Я его зря для тебя три месяца, что ли, таскал? Ветка все-таки не выдержала, жалобно хрустнув, обломилась, и вода накрыла с головой. Ненадолго, правда: здесь у берега было неглубоко, ноги сразу нашли илистое мягкое дно. Рядом вынырнул Вэй Усянь, потяжелевшие от воды пряди облепили плечи и лицо, он засмеялся негромко, будто этого и добивался, но спор не продолжал. Цзян Чэну тоже больше не хотелось спорить. Он поймал Вэй Усяня за мокрые волосы, притянул ближе, прижался к улыбавшимся губам так торопливо, что стукнулся с ним зубами. Вэй Усянь отвечал, гладил спину ладонями, и вода больше не казалась холодной. Не разрывая поцелуя, они нырнули, отплыли подальше от берега, где ноги уже не касались дна. Загребущие руки Вэй Усяня уже вовсю лапали задницу, стиснули крепче, когда Цзян Чэн просунул ладонь между его бедер, лаская сквозь одежду. Они оба были готовы продолжать, и, пожалуй, река была подходящим для этого местом: темно и далеко от лагеря, здесь их точно никто не услышит и не увидит. Цзян Чэн снова дернул Вэй Усяня под воду, завозился с колышущимися вокруг них слоями одежды, пытаясь пробраться к телу. А вынырнув снова, вдруг понял, что на берегу уже совсем не темно и не тихо. Горели огни, раздевались и забегали в воду адепты. До Вэй Усяня, кажется, дошло быстрее: неохотно отцепился от него, облапав напоследок, и поплыл к берегу. Ничего не оставалось, как последовать за ним. — А, глава Цзян, вы тоже здесь? Мы решили искупаться, раз уж река близко, — сообщил адепт едва ли старше них с Вэй Усянем — из недавно принятых, Цзян Чэн даже не помнил, как его зовут, но теперь собирался запомнить. И он явно не замечал хмурого вида Цзяна Чэна, иначе бы так не радовался встрече. — И оставили лагерь без присмотра? — Так мы же не все, половина там осталась. Потом поменяемся. Надежды, что они скоро уйдут, тоже не оправдались. Цзян Чэн выбрался из воды, выжимая подол ханьфу. Видимо, на берегу света было достаточно, чтобы адепт сумел разглядеть выражение его лица, так что, хоть и смотрел удивленно, не стал спрашивать про неснятую верхнюю одежду. — Вот вы оставили вещи на берегу, а вдруг кто нападет, пока вы купаетесь? — Вэй Усянь потыкал в сторону скинутой одежды снова оказавшейся в руках флейтой. И куда ее только прятал, пока был в воде. — Так… неудобно же в мокром потом. И я караулю. Не слушая их, Цзян Чэн отряхнул ноги и обулся. Взял меч. — А кому сейчас удобно? Берите пример со своего главы. — Вэй Усянь все не унимался. Похоже, тоже злился от того, что их прервали. — И оружие наверняка в лагере и рукавах оставили? Вот если вынырнут страшные гули, что делать будете? Съедят вас всех. Молодой адепт явно нервничал, переступая с ноги на ногу, будто не знал, бежать к воде звать остальных обратно или остаться сторожить одежду. Цзян Чэну надоело. — Не слушай его. Купайтесь, как собирались. Мы будем в лагере. По крайней мере, пока они заняты, оставался шанс, что никто не побеспокоит их в шатре. Цзян Чэн был настроен получить сегодня свое удовольствие. Теперь, без прикосновений и поцелуев, мокрая одежда ощущалась именно так, как должна была: неприятно липла и комкалась, студила тело. Так что он шагал быстро не столько из-за нетерпения уединиться с Вэй Усянем, сколько от желания поскорее переодеться. А уже потом все остальное. — Не беспокоить, — бросил он стоявшим оказавшимся возле шатра адептам и зашел внутрь. Вэй Усянь проскользнул следом. В шатре было ненамного теплее, но хотя бы от ветра он спасал. Задвинув полог, Цзян Чэн принялся раздеваться, краем глаза наблюдая, как то же самое делает Вэй Усянь. Когда он только вернулся, выглядел тощим, будто все три месяца питался только инедией, теперь уже стало получше. Но все равно он был жилистый и твердый на ощупь, а когда он вдруг прижался к нему со спины — еще и ледяной из-за недавнего купания. Вэй Усянь всегда был болтливым и шумным, первое время даже в Пристани Лотоса приходилось иногда зажимать ему рот ладонью, чтобы никто не услышал. Но сейчас он вел себя тихо. Пальцы сжали затвердевшие от холода соски, и Цзян Чэн длинно выдохнул, почувствовал, как возбуждение вернулось. Руки Вэй Усяня тут же соскользнули ниже, теперь он не только прижимался грудью к лопаткам, но и притирался бедрами, и Цзян Чэн решил, пусть сегодня он, раз у него так хорошо получается. Цзян Чэн как раз подумывал опуститься на узкую походную кровать, устроиться поудобнее — и больше уже не думать, когда снаружи донеслись крики и топот, заставляя напрячься и уже непроизвольно, по старой привычке, отскочить от Вэй Усяня, схватить одеяло, чтобы прикрыться. — Глава Цзян! — Из-за полога высунулся тот адепт, что караулил вещи на берегу, и, кажется, Цзян Чэн уже начинал его ненавидеть. — Там гули! Цзян Чэн чуть не спросил: «И что?», и только потом вспомнил: слишком недавно все они вступили в Юньмэн Цзян, чтобы гули стали чем-то обыденным — скорее работой для старших учеников, чем целью серьезной ночной охоты. — Сейчас переоденусь и пойдем. Адепт убрался из шатра, и Цзян Чэн выругался. — Всему учить надо, скажи? — На этот раз Вэй Усянь к смене планов отнесся спокойнее, уже натягивал сухие штаны и весело скалился. — Это ты их напугал! Захотелось отправить к реке Вэй Усяня, пусть бы сам с ними и разбирался; но толку, если вечер уже все равно был испорчен, так хоть будет на кого выплеснуть злость. Цзыдянь на пальце нетерпеливо искрил, словно ему тоже хотелось поскорее добраться до гулей, раз уж раздражающего адепта нельзя трогать. Когда Цзян Чэн наконец завязал пояс, Вэй Усянь уже ждал. Оделся, правда, кое-как, и едва подсохшие волосы торчали во все стороны. Какое бы впечатление он ни собирался производить на кого-то там, сейчас с этим явно не складывалось. Но Цзян Чэн бы его все равно охотно завалил, будь у них время. — Может, еще успеем, когда вернемся? — задумчиво протянул Вэй Усянь. Цзян Чэн оглядел скомканные одеяла и разбросанную мокрую одежду. — Нет. Если они прервут нас третий раз, я точно кого-нибудь убью. А у нас людей мало. — Ничего, я подниму. — Флейта снова появилась в пальцах Вэй Усяня, крутанулась. Лучше бы меч так старательно носил с собой. — А мертвецов у нас и так слишком много. Так что нет. Пойдем. И они пошли разбираться с гулями. *** За прошедшее время Цзян Чэн многому научился. В том числе тому, что если вдруг выпадает возможность ночевать в отдельном шатре, нужно обязательно этим воспользоваться, не думая об адептах снаружи и шумном Вэй Усяне. И точно не тянуть долго: зачем раздеваться, если можно задрать подол и сделать все как можно быстрее? Так, по крайней мере, был шанс успеть достигнуть сияющего пика раньше, чем кому-нибудь что-то понадобится. Впрочем, после того, как Цзян Чэн пару раз припугнул вторгшихся в его шатер без предупреждения, его старались лишний раз не беспокоить и стало вполне сносно. Уже вторую неделю они постепенно захватывали Цзянлин, продвигаясь все дальше. Вэй Усянь снова раскапывал могилы, пополняя их армию мертвецов, и теперь Цзян Чэн даже не спорил: мертвецы были полезны, помогали сохранять жизни их новых адептов и ничего от него не хотели, так что Цзян Чэна устраивало, если они выполнят большую часть работы. Возможно, он просто успел к ним привыкнуть. Даже новичкам, регулярно присоединявшимся к Юньмэн Цзян, быстро становилось понятно, что мертвяки им нужны, и они переставали шарахаться и зажимать нос, когда те дружным строем шествовали мимо них. Но были и задания, которые было нельзя поручить мертвецам. Если в стычках с отрядами Вэней от них была польза, то в тайных вылазках — никакой. Пробираясь с отрядом из десятка адептов по еще не занятым территориям, они не разжигали костер и не ставили шатров. К таким условиям Цзян Чэн тоже привык, и мешало ему только одно: если шатер хотя бы создавал ощущение уединения, здесь они всегда были на виду. Не было ничего в том, чтобы спать, устроившись поближе друг к другу, укрываясь двумя одеялами, чтобы согреться — многие спали именно так. Но он был уверен, что никто из них не лез к соседу в штаны и не терся о бедро чем-то подозрительно твердым. — Что ты творишь? Перестань, — сердито зашептал Цзян Чэн. — Не говори, что не хочешь. Я же чувствую. — Конечно хочу, но не при всех же! — Они все равно спят. Вэй Усянь замолчал, и в тишине Цзян Чэн не слышал других голосов, только негромкое похрапывание. Заметив, что он немного расслабился и сопротивляется уже не так активно, Вэй Усянь закопошился настойчивее, и Цзян Чэн поймал его за руки, развернул к себе спиной. Сам начал приставать, вот пусть тогда у него наутро ноет зад и зудит внутри. Вэй Усянь был не против: стоило потянуть вверх одежду, пробираясь к штанам, заворчал одобрительно, пристроился удобнее. В чужих штанах рядом с горячей голой кожей рукам сразу стало жарко, да и тело согревало уже не только одеяло, но и предвкушение удовольствия. Все было хорошо. Кроме небольшой, но существенной помехи. — Ну? Чего ты застыл, продолжай! — зашептал Вэй Усянь, подался назад и пошарил позади себя рукой, будто собирался поймать и направить куда нужно. — Наверняка кто-нибудь не спит! — Кто? Все спят! Сам послушай! Они помолчали. Тишина с примесью храпа казалась убедительной и надежной. Но Цзян Чэн был уверен: только казалась. — Не могу я так. Все время ощущение, что кто-нибудь не спит и все слышит и видит. Цзян Чэн чуть отодвинулся, показывая, что продолжать не собирается. Ну и чтобы меньше был соблазн: сложно было удержаться, когда всего-то и оставалось, что вставить. — Тогда давай я тебя! Мне вот ничего не мешает и не кажется. — Вэй Усянь не собирался сдаваться так просто: развернулся одним рывком, навалился, обнимая покрепче. — Нет! — Ну хотя бы помочь друг другу руками! — Говорю же, нет! Цзян Чэну удалось отцепить от себя Вэй Усяня, и тот с разочарованным стоном наконец улегся спокойно. — В следующий раз будем ночевать среди моих мертвяков, они даже если услышат, никому не расскажут. — Иди ты со своими мертвяками! Цзян Чэн прислушался: тишина вокруг стала еще подозрительнее, храпа больше слышно не было. Конечно, переговаривались они шепотом, но, кажется, если бы он все-таки сразу дал Вэй Усяню то, чего тот добивался, шума было бы меньше. И самому было бы приятнее. Цзян Чэн вздохнул. — А я говорил, — будто в ответ на его мысли отозвался Вэй Усянь. — Ладно, давай уже спать. Вэй Усянь продолжал ворчать и ерзать, пока поправлял штаны и устраивался, но потом почти сразу заснул. А Цзян Чэн еще долго лежал и думал. Утро было серым и пасмурным, и настроение у невыспавшегося Цзян Чэна было не лучше. Немного утешало только то, что никто из адептов на них не косился, так что, возможно, они действительно ничего не слышали, или не поняли, что именно происходило у них под боком. Цзян Чэн потыкал лежавшего рядом Вэй Усяня, но тот только пробормотал что-то невнятное и спрятался с головой под одеяло. Тоже привычно, Цзян Чэн давно знал, как с этим справляться. Стоило забрать одеяло, и Вэй Усянь сел, ежась от холодного воздуха, зевнул во весь рот. — Пойдем, — сказал Цзян Чэн. — Раньше закончим, раньше вернемся к шатру. Вэй Усянь понимающе кивнул. Неглубокое ущелье, к которому они вышли днем, мало чем отличалось от тех, что они видели в прошлые дни. Места в Цзянлине были красивые, но не очень разнообразные, даже деревни с рисовыми полями походили друг на друга. Во время короткого привала днем Вэй Усянь отозвал его в сторону, собираясь что-то сообщить. Выглядел он достаточно серьезным, так что первые подозрения закрались в голову Цзян Чэна только когда они зашли в небольшой лесок неподалеку и пошли вглубь. Для разговоров расстояние от стоянки было уже более чем достаточное — никаких посторонних глаз и ушей. — Все, говори, что хотел сказать. — Цзян Чэн остановился, уперся рукой в ствол ближайшего дерева. И был слегка разочарован, когда Вэй Усянь не предложил сразу перейти к более приятным вещам. — Я не чувствую вокруг мертвецов. Совсем. Его способность ощущать такие вещи немного пугала, но в целом тоже часто выручала, а самому Вэй Усяню вроде бы не мешала. — Думаешь, это засада? — Цзян Чэн оглянулся. Наверное, он бы даже не удивился, если бы обнаружил под ближайшим кустом Вэней, в последнее время в неподходящий момент всегда кто-нибудь появлялся, — но никого не было. — Нет. Думаю, мы зашли в настолько глухие места, что здесь нет и никогда не было ни деревень, ни кладбищ. — Вэй Усянь развел руками и наконец широко усмехнулся. — А то, что никто не умер поблизости, — так не всем же холмам быть такими, как Луаньцзан. Цзян Чэн представлял себе Луаньцзан в основном по сказкам и слухам, а Вэй Усянь знал, что там на самом деле; Цзян Чэн верил, что тот там провел почти три месяца, потому что видел, каким он был, когда вернулся. Но стоило спросить, и он тоже рассказывал про Луаньцзан сказки. Каждый раз разные. — А вдруг все-таки засада? А ты опять оставил меч в лагере! — Это раздражало и беспокоило Цзян Чэна с самого начала вылазки и на этот раз он щедро делился с Вэй Усянем своим мнением на этот счет. — И чем тебе поможет теперь твоя дудка, если на нас нападут? — Не нападут, не будь занудой. Вэй Усянь сложил руки на груди, но всем видом выражал полное отсутствие раскаяния, даже как будто веселился. — Это я зануда? На себя посмотри: завел так далеко в лес, только чтобы сказать, что мы забрели в глухие места и Вэней здесь не найдем! И все? Кто вообще так далеко отходит ради этого? — Не хотел никого расстраивать. Эти адепты же надеялись показать себя с лучшей стороны, чтобы было о чем потом рассказывать девчонкам, а так даже никого не встретят. — С каких пор тебя беспокоят такие вещи? Все, поговорил, пойдем обратно. Можно было и самому предложить, вряд ли бы Вэй Усянь отказал, но Цзян Чэн злился и не собирался этого скрывать. — Стой. — Вэй Усянь сдался раньше. — Ну, конечно, я тебя позвал не только для этого. Иди сюда. Он обошел Цзян Чэна, преградив ему путь, руки коснулись где надо и как нравилось больше всего, и, даже несмотря на то, что он был таким придурком, Цзян Чэн его любил и хотел. Привал был коротким, а в лес они отошли уже довольно давно, так что стоило поторопиться — это они оба понимали. После совсем короткого поцелуя Вэй Усянь тут же отстранился. — Давай так? — Он уперся руками в ближайшее достаточно крепкое на вид дерево, приглашающе прогнулся, и Цзян Чэн охотно облапал его бедра и задницу. Идея и правда была неплохая. И одежда не помнется. Он как раз задрал, закинув на спину, подол многослойных черных одежд Вэй Усяня и стягивал с него штаны, когда им помешали. — Глава Цзян! — голос доносился издалека и его владельца видно не было, но судя по треску кустарника, он стремительно несся к ним. — Вы здесь, глава Цзян? Цзян Чэн торопливо натянул штаны на Вэй Усяня, радуясь, что не успел еще добраться до своих, опустил обратно подол и отступил несколько шагов назад, чтобы их положение не выглядело двусмысленным. А заметив, что Вэй Усянь, будто нарочно, не сдвинулся с места, дотянулся и с силой хлопнул его по заду, чтобы принял приличную позу. Возмущенный взгляд тут же отскочившего Вэй Усяня хотя бы немного улучшил настроение. — Что случилось? — Поймали Вэня! Сказали вас позвать, чтобы разобраться, зачем он здесь! — Выбравшись из густого подлеска, Ли Дашань, присоединившийся к Юньмэн Цзян совсем недавно и взятый в отряд для проверки его в деле, дышал тяжело, будто бежал от самого лагеря и выбирал самые непроходимые заросли. В руке он держал вытащенный из ножен духовный меч и явно гордился порученным ему делом. Цзян Чэн махнул Вэй Усяню, привлекая его внимание к мечу Ли Дашаня — оружие не особо высокого класса, но у бродячего до недавних пор заклинателя иного быть и не могло, а обеспечить новыми мечами всех новых адептов он все равно сейчас не мог. — Видишь, как должен выглядеть хороший адепт и заклинатель? Вэй Усянь только закатил глаза. Приняв слова Цзян Чэна скорее за комплимент себе, чем укор Вэй Усяню, Ли Дашань польщенно раскраснелся. Цзян Чэн кивнул ему, чтобы продолжал. — Они вышли из леса, как раз собирались взлететь, но мы не дали. Наверное, не ожидали кого-то здесь встретить. Одного поймали, но второй убежал обратно, куда-то в вашу сторону. Значит, посторонние глаза и уши в кустах все-таки могли быть. Почувствовав недовольство хозяина, Цзыдянь заискрил, вытягиваясь в кнут. Вэй Усянь чувствовал, где находятся мертвецы, а Цзян Чэн всегда находил людей, которые его раздражали. Заклинатель в бело-красных одеждах и правда обнаружился под кустом, из-под длинных веток которого неплохо просматривалось дерево, у которого они с Вэй Усянем собирались заняться всяким непотребством наедине; а судя по тому, какими круглыми глазами он таращился на них, переводя взгляд с одного на другого, видел он и правда слишком многое. — Ну что, поиграем в доброго светлого заклинателя и злого темного заклинателя? — громко спросил Вэй Усянь. Цзян Чэн шумно щелкнул Цзыдянем в воздухе — чтобы пленник сразу понял, кто из них двоих добрый. И, кажется, вэньский пес готовился уже сейчас упасть в обморок от ужаса. Слава о них с Вэй Усянем ходила та еще, иногда хватало одного их вида, чтобы пленники начинали рассказывать все, что знали. Судя по дорогой одежде, попавшийся им Вэнь был знатного рода, второй, возможно, тоже не из простых, да еще и встреча в таком глухом месте. Похоже, повезло. Цзян Чэн надеялся, что сможет от них получить много интересной информации, и тогда они вернутся обратно в главный лагерь — к шатрам и хоть какому-то уединению. Цзян Чэн оглянулся на Вэй Усяня. Судя по особо гнусной ухмылке, тот думал примерно о том же. Вэнь сдавленно икнул и все-таки потерял сознание. *** В Ланъя проблем с шатрами не было: большими, с дополнительно вшитыми в плотную ткань утепляющими и глушащими звуки заклинаниями и довольно широкими походными кроватями — похоже, в Ланьлин Цзинь умели путешествовать с комфортом. Не то что воевать. Потому что если бы умели, помощь Юньмэн Цзян здесь бы не понадобилась. Адепты ордена Цзинь, поначалу демонстративно кривившиеся и ужасавшиеся лютым мертвецам и выкапывавшему их из могил Вэй Усяню, быстро оценили их полезность и уже сами были готовы проводить к ближайшему могильнику и выделить помощников уважаемому заклинателю и герою Юньмэна. Проблем с шатрами не было, и все равно что-нибудь обязательно мешало. Цзян Чэн уже почти был готов поверить в проклятье, насланное кем-то из убитых ими Вэней, если бы не отсутствие хоть каких-то еще признаков проклятия, кроме невезения в одном-единственном деле. Цзян Чэну то и дело приходилось бывать на каких-то собраниях с главами мелких кланов, где в основном заправлял Цзинь Гуаншань, и иногда прилетал Лань Сичэнь и передавал новости, которые получал от кого-то в Цишань Вэнь. А Вэй Усянь помимо раскапывания могил ссорился с Цзинь Цзысюанем, развлекал шицзе, тоже прибывшую в Ланъя, чтобы помогать по хозяйству, и пил — иногда со своими мертвецами и темными тварями, и тогда адепты ордена Ланьлин Цзинь снова начинали ужасаться. В такие моменты Цзян Чэн даже гордился своими людьми: набранные за все время войны адепты освоились и уже не удивлялись ни озерным гулям, ни мертвецам, ни Вэй Усяню. Все еще случались стычки с небольшими отрядами Вэней и более серьезные бои, но все уже чувствовали, что война скоро закончится. — Брось, если я его буду носить с собой и с кем-нибудь поссорюсь, мне придется с ним сражаться и, скорее всего, я его убью. Тебе оно надо? — Вэй Усянь продолжал оставлять меч где попало и не брал с собой даже на официальные собрания, чем позорил орден. В целом даже к этому Цзян Чэн понемногу начал привыкать, но иногда, когда был не в настроении, припоминал ему это. — Вдруг этим кем-то окажется Цзинь Цзысюань? — Отвяжись ты уже от него! Временами казалось, что Вэй Усянь до сих пор не сумел простить те оскорбительные слова о сестре, из-за которых и расстроилась в свое время их помолвка. — Не хочу. — Вэй Усянь раскинулся на своей постели, с удовольствием потянулся, и Цзян Чэн задумался, хочется ли ему спорить дальше, или чего-то другого. Другого хотелось всегда, иногда хватало случайного взгляда на Вэй Усяня, чтобы охватило желание и нетерпение. Кажется, никогда еще не хотел его так сильно. Цзян Чэн даже не сомневался: во всем было виновато воздержание. Кровать была предусмотрительно спрятана за ширмой, и от входа в шатер ее видно не было. Цзян Чэн сел рядом с Вэй Усянем, положил руку ему на грудь и только потом вспомнил, что именно там под одеждой находилось клеймо, оставленное Вэнями. Клеймо Цзян Чэну не нравилось. Он сдвинул руку ниже. Потом еще ниже. Времени было достаточно: сегодня Цзян Чэну не надо было спешить на собрание кланов, Вэй Усянь не раскапывал могилы, а пили они вместе. Цзян Чэн прижался к его губам, просунул язык в рот, чувствуя вкус вина. Вэй Усянь погладил его бедро, тоже провел ладонью, следуя к той же цели, что Цзян Чэн. Руки раздвигали верхнюю одежду, забирались в нижние штаны — ощупывали, ласкали, мяли. — А-Чэн, ты здесь? Правая рука все еще оставалась в штанах Вэй Усяня, но левой Цзян Чэн привычно зажал ему рот, хотя тот и сам явно все понял: таращился на него и всем видом показывал, что молчит. Стараясь не шуметь, они торопливо одевались, и Цзян Чэн надеялся, что сестра не сразу догадается проверить за ширмой. Приведя себя в порядок, он на всякий случай взглянул на Вэй Усяня, а заметив распахнутый ворот, схватился за него, собираясь поправить. — А-Сянь? Ты тоже здесь? Как хорошо. — Заглянувшая за ширму сестра улыбнулась, потом вдруг оглядела их и чуть помрачнела. Смотрела она слишком внимательно, и Цзян Чэну показалось, что она догадалась обо всем. Она бы не стала никому рассказывать, конечно, но все равно было неловко. — Опять подрались… — Она вздохнула. — Я принесла вам обед. Хотите супа? Конечно, они хотели — пусть и лучше бы немного позже. Суп был вкусным, как и все, что готовила сестра, но Цзян Чэн видел, что даже Вэй Усянь был не так рад любимому супу, как обычно. В любом случае, сестру они никому не позволяли обижать и сами бы не обидели; она была важнее желания уединиться с Вэй Усянем. Супа было много, и они взяли еще по одной чашке. — А Павлин пусть обходится тем, чем здесь кормят, все равно ничего другого он не заслужил! — Кажется, Вэй Усянь съел бы и третью чашку, если бы считал, что иначе она достанется Цзинь Цзысюаню. Цзян Чэн фыркнул, пытаясь сдержать смех, и чуть не подавился. Сестра как будто смутилась. Все-таки зря Вэй Усянь напомнил про Цзинь Цзысюаня, похоже, она до сих пор его не забыла и расстраивалась. — Спасибо, шицзе, все было очень вкусно! — Да, спасибо! — Цзян Чэн кивнул, возвращая сестре чашку. На сытый желудок снова вспомнилось о незаконченном деле с Вэй Усянем и захотелось ласки. — Я очень рада. — Сестра мягко улыбнулась, и Цзян Чэну опять стало неловко за свои мысли. Она ушла, и Вэй Усянь сразу потащил его обратно за ширму. Теперь, целуя его, Цзян Чэн чувствовал вкус супа. На этот раз они не затягивали: раздевали друг друга быстрее, трогали жадно и торопливо. Им никто не мешал, и все было прекрасно. Цзян Чэн даже успел устроиться на кровати, подсунув под бедра подушку, и ждал продолжения, когда Вэй Усянь вдруг тоскливо вздохнул. — Масло закончилось. Цзян Чэн тихо ругнулся, но с места не сдвинулся. — Мое возьми. — Так твое и закончилось, я с собой не ношу. — А если бы относился хотя бы немного серьезнее к своему мечу, носил бы! — И тогда бы у них сейчас не было проблем. — А если бы кто-то не полировал свой меч по несколько раз в день, у нас бы еще оставалось для более приятных дел! — Молчал бы уже! — Мысленно проклиная и Вэй Усяня, и растраченное масло, Цзян Чэн начал подниматься, но на лопатки легла горячая рука, волосы щекотно скользнули по пояснице. — Не вставай, я сейчас быстро сбегаю и принесу. Я знаю, где взять. Вставать и правда не хотелось. — Ладно. Но быстро. Цзян Чэн лежал на постели почти голый и перевозбужденный и думал. Ведь знал же, что не стоит раздеваться и тратить время, это ничем хорошим не закончится, но тут приспичило. Сестра и солоноватые от бульона губы Вэй Усяня напомнили о доме и захотелось наконец близости долгой и медленной. Без одежды становилось прохладно, и Цзян Чэн забрался под одеяло. Быстро сбегать за маслом у Вэй Усяня получалось подозрительно долго. Но толку в целом верить обещаниям Вэй Усяня, наверняка на что-то отвлекся. Издалека доносился шум спора и женский плач. Цзян Чэн лежал и думал, стоит ли туда идти или все само разрешится. Он прислушался и узнал голос Вэй Усяня, так что, видимо, тот тоже присоединился к спору. Голоса стали громче и теперь было ясно: он опять ругался с Цзинь Цзысюанем. Судя по шуму остальных, возможно, уже перешел от слов к действиям и там вовсю шла драка. Теперь точно пора было вмешаться, отношения с Ланьлин Цзинь и без того были натянутыми. Все-таки, наверное, хорошо, что Вэй Усянь не носил с собой меч. Цзян Чэн собирался без особой спешки — ничего, если Павлин получит пару раз по своему красивому лицу, да и Вэй Усяню не помешает. Взяв наконец Саньду и распахнув полог, Цзян Чэн мысленно пообещал себе, что когда они разберутся с Вэнями и вернутся домой, он запрется с Вэй Усянем в своих покоях в Пристани Лотоса на неделю, и, что бы ни случилось, выходить из комнаты не будет и Вэй Усяня не выпустит. Потому что сил терпеть это все уже не было. До захвата Безночного города оставалось несколько месяцев.