Тропами Вихря

      Всякий раз рука толкает дверь, бьёт её, когда не поддаётся, дёргает за ручку, чтобы в итоге отворить проход в ту же самую бездну, но изменённую. В зависимости от человека. Вчера она видела спасение утопающего, сегодня — побег от Индианы Джонса по диким джунглям, а завтра, вероятно, будет строить пирамиды под главенством Амона-Ра.       Блуждание по чужим снам походит на бессонницу. Роуз не приносит это никакого наслаждения.       Найди свой путь — эхом отдаётся в голове наставление. Она пытается это сделать. И путь находится. Но не тот, который так ожидался. Родной дом, счастливые родители с братом, знойное солнце летом и снег зимой. Бесконечные гармония и покой.       Бесконечные.       Бесконечный.       Перед глазами в конечном итоге всегда возникает его чёрное пальто. Его. Всякий раз закликанного материализовавшегося клише из творений начинающих писателей. Морфея. Владыка снов стоит непременно не лицом и чего-то выжидает, сцепив руки за спиной. Роуз подходит ближе — то ли от любопытства, то ли от того, что хочет требовать ответов, то ли просто потому что ей вдруг так захотелось.       Он наконец-то замечает её. Смотрит оценивающе, наверняка думая о том же. Не понимая, почему именно его мир служит конечной точкой.       — Что приводит тебя сюда, Роуз? Что ты ищешь? — спрашивает Морфей всякий раз, будто бы от вопроса к вопросу что-то начнёт меняться.       Его голос, кажется, тоже состоит из песка. Он перемешивается своими песчинками с мягким изгибом его рта.       Они так и не поняли природу Вихря до конца. Откуда же может прийти ответ?       — Хотела бы и я знать. — Роуз неясно пожимает плечами, продолжая изучать его лицо. Спокойные, словно дрёма, ледяные ясные глаза. Слегка поджатые губы. Он не может их не поджимать — слишком уж много думает, прежде чем сказать что-либо.       Его глаза опускаются вниз и чуть прикрываются.       Потом снова открываются и смотрят на неё.       — Можешь оставаться здесь столько, сколько длится твой сон.       Это дарит большие возможности попробовать многое и многое. Роуз радует разнообразие Царства. Порой она оказывается к тронном зале, когда Владыка беседует со своими подчинёнными, порой — в бесконечной библиотеке, и тогда ночь скрашивается миллионами историй, из которых — кроме окружающей реальности, без которой никак, — можно черпать вдохновение, порой в саду, среди невиданных цветов которого можно потеряться надолго.       Чёрное пальто всегда находится где-то поблизости. То ли из интереса, то ли из-за опасений насчёт Вихря — Роуз пока не совсем понимает. Обычно Морфей не скрывает беспокойства. В такие моменты его лицо превращается в одно ледяное целое, от которого простому смертному лучше укрыться. Сейчас же это бледное лицо ясно, словно за окном спальни в реальном мире не ночь, а день.       Он стал многое показывать своей новой спутнице — всё равно ведь притянется и найдёт. Если, конечно, это не опасно, а ещё понятно для человеческого ума. И если он не занят, а занят он почти всегда. Мир снов ещё требует работы после долгого отсутствия своего хозяина. Как он сказал, некоторые вещи не решились простой восстанавливающей магической манипуляцией. Но иногда у Морфея появляется возможность и даже, как оказалось, желание побыть рядом с Роуз. В такие моменты она видит его не таким отрешенным, каким он выглядит при выполнении особо важных дел. Иногда из-под плотного панциря показывается свет. Он согревает и убаюкивает. Она часто думает об этом свете перед сном.       О предложениях обсудить прочитанную ей книгу из будущего — Морфей помнит их все. Его способность знать всё и обо всём порой слишком поражает.       О насыщенных глубокими репликами и долгими паузами разговорах — их бездонность сливается с убранством Царства и поистине начинает казаться самым что ни на есть настоящим сном. Отчасти так и есть. Только вот всё происходит взаправду.       О запахе терпкого чая, к которому никогда не находится сахара — парадоксально для мира, где можно просто помечтать и представить. Морфей всякий раз усмехается и предлагает заедать горечь сладкими ягодами.       Ей хочется побыть с ним дольше, чем пару минут. А можно ли мечтать об этом?       — Что-то не так, Роуз? — интересуется он.       — Ничего. — Роуз каждый раз жмёт плечами. Она не может сказать, как приятно её имя обращается в пыль. Смотрит в глаза и тихо радуется, что бог снов не способен читать мысли. Возможно, он и видит людей насквозь, но преимущественно через их сны. А сны Роуз весьма неоднозначны, ведь она — Вихрь, и она впервые в своей жизни радуется этому.       Пока не известно, что бы было, если бы она оказалась рядом с Морфеем, когда тому потребовалось бы отправиться куда-то за пределы своего царства. Возможно, она бы просто там не оказалась — сны туда уже не дойдут.       Зато стёртые границы могут легко привести к кошмарам.       Обычно Роуз убегает через очередную дверь, но однажды случается так, что все проходы вокруг исчезают. От искажения пространства слегка ведёт голову, а взявшаяся из ниоткуда тьма, что почувствовала шаг на своей территории, медленно приближается со всех сторон. Взгляд бегает по всему, за что можно зацепиться. Никого рядом нет, а это значит, что зритель сна нематериален. Не повезло. В обычных снах это зачастую радует, но кошмары при этом превращаются в страшное болото.       «Думай, думай, думай», — бьётся в голове, стукаясь о череп. Во сне даже мысли приобретают материальность.       Тьма обретает черты густого елового леса. Иголки больно колются через одежду. Роуз видит перед собой пустоту. Эта чаща будто бы бесконечна. Среди мохнатых веток загораются огоньки. С шумным треском они начинают приближаться. Тело отказывается шевелиться — ещё одна дурацкая особенность кошмаров. Тебя будто привязывают к кровати, широко раскрывают глаза и заставляют смотреть. Сердце разгоняется.       Не успевает она попытаться — конечно же, лишь попытаться — зажмуриться, как картинка сменяется привычным взору тронным залом.       — Ты опять забрела не туда. — Несмотря на то, что она выдернула его из дел, Морфей по-прежнему спокоен. Он рассматривает поверхностно, не пытаясь дойти до самой души. По-человечески завязывает диалог.       Оказавшись за ним как за каменной стеной, быть может, не физически, но фигурально, она понимает всё. Это то жмущее чувство в груди, которое не появлялось очень давно, было занавешено страхом.       Он будто заводит её назад и заслоняет собой. В реальности же он просто изменяет формы вокруг. Чем только не шутит романтика.       Роуз резко просыпается, будучи не в силах выдержать напор сердечного ритма. Грудная клетка то и дело ощущает сильные удары, преувеличенные сном. Терпеть в какой-то момент стало просто невозможно. В комнате темно. И не потому, что шторы слишком плотные, а потому что её угораздило проснуться посреди ночи. Следует укутаться в одеяло и вновь прижаться щекой к примятой стороне подушки.       Но как же она заснёт, если снова может попасть туда? Да куда угодно, где сердце окончательно выпрыгнет из груди.       — Перемещаться по чужим снам опасно, — звучит наперекор желаниям. Его неповторимый голос звучит из тьмы — доказательство того, что это всё никогда не было бредом. Возможно, Роуз увидит только лёгкое свечение зрачков, если откроет глаза. Но она не хочет этого делать. Она хочет спать. И, какое совпадение, именно Сон к ней и пришёл.       — Тогда как я могу не делать этого? — Не работающий на полную мощность мозг ну никак не может придумать что-то получше.       — Мне неизвестно. — Ожидаемый краткий ответ с толикой загадки. Вопрос, который задала Роуз, можно считать риторическим.       — Чудесно. — Она слишком хочет спать для того, чтобы вести диалог в этом мире.       И то ли ей кажется, то ли он действительно касается её головы через плотное одеяло. Не то шелест, не то шёпот. Слов она разобрать не может. Всё это уже не важно — она проваливается в сон. В его царство.       Странно якобы просыпаться и видеть перед собой всю тот же человеческий мир, но понимать при этом, что ты уже спишь. Где же долгожданный отдых? Стоит встать с кровати, подойти к двери и толкнуть её, как облик Морфея снова появляется перед глазами. Не прямо перед её собственными, а где-то на другом конце зала, но взгляд так и цепляется.       — Но я готов помогать тебе, пока не узнаю. — Слышится так, будто он стоит где-то рядом. Природа существа, которое человеку никогда не понять. Спокойный голос подбрасывает дров в костёр надежды. Роуз старается сохранять открыто-каменное выражение лица, пробегаясь глазами по его позе, в которой он сидит на лестнице, ведущей к трону. Это так поражает — монарх сидит не на нём, а на простой лестнице. Простота и уверенность.       Сердце больше не стучит. Она может продолжать путь — до рассвета ещё далеко.       Чёрт. И это слово всплывает вдруг в голове не потому, что она не хочет здесь быть. Чертовски хочет — в том и дело.       Сегодня Морфей очень занят, и Роуз не остаётся ничего, кроме как удалиться из тронного зала и не мешать его аудиенции. Один из слуг Сна продолжает монотонно докладывать, будто никого, кроме него и монарха, здесь нет.       Длинный холодно-белоснежный мраморный коридор плавно перетекает в лабиринт из книжных шкафов. Здесь пахнет пылью, пахнет свежей и истлевшей от времени бумагой, деревом полок и солнечным светом. Кажется, общаясь с Бесконечным, Роуз понабралась от него всяких высоких фраз. Это её ничуть не пугает. Видя сон — или Сон — каждую ночь, привыкаешь.       Никогда не знаешь, куда приведет тропа тебя на этот раз, у какой полки остановится взгляд. Сегодня он цепляется за поблёскивающую в лучах позолоченную обложку. Это какое-то фэнтези из будущего. Если не смотреть на год выпуска, сойдет за современное. Как говорится, «а что-то вечно». Кажется, корень этого слова слишком уж врос в разум.       — Могут ли Бесконечные любить? — спрашивает Роуз у Люсьен однажды. Это происходит всё в той же библиотеке. Плотные стены лабиринта скрывают их от посторонних глаз и ушей.       Рот Люсьен приоткрывается, потом плотно сжимается.       — Морфей любил, — хмыкает она и отвлекается на какие-то важные бумаги. Хочет оттолкнуть сказанное подальше.       Ответ звучит только про него. Всё вышло слишком очевидно. Может быть, и стоит закончить на этом, однако характер Роуз ей это не позволяет.       — Откуда вы знаете?       — Я знаю столько же, сколько знает вся эта библиотека. — Одно из заострённых ушей дёргается.       Девичий ум. Даже если бог — или нечто большее, чем бог, — и может любить, то не такую, как она. Не нужно погружаться в это. Роль Морфея — это формировать людские мечты. Что ж, её мечта превзошла все ожидания.       Влюбиться в сон. В Сон. Хорошо, что он не сможет этого увидеть. Он ведь в мире грёз только один.       — Ты сегодня напряжена больше, чем обычно, — спокойно замечает Морфей, когда они прогуливаются по бесконечной дороге несколько ночей спустя.       Интересно, как тогда выглядят «обычно»? Впрочем, Роуз догадывается. Догадывается о том, что, потонув в поисках брата, перестала замечать своё беспокойство. То отныне усиливается ещё и воспоминаниями о вопросе, по глупости заданном Люсьен. Значит, она не сказала. Или сказала, а Морфей просто делает вид, что ничего не знает, чтобы выстроить диалог плавно.       Но ведь именно сегодня у него вдруг появилось чуть больше свободного времени, чем две минуты.       Губы в лишь растягиваются в полоску. Спокойный взгляд голубых глаз опускается на них, по-прежнему ожидая ответа, после чего так же плавно поднимается наверх.       — Всё о том же, — кратко произносит Роуз. В самом деле — о том же. В этих словах нет и капли лжи. И слух Бесконечных это тоже подтвердит.       Их разговор даже с привычными долгими паузами понемногу начинает разливаться дальше, а тот, что произошёл с Люсьен, на его фоне забывается.       «Морфей любил». Долго ли ещё придётся об этом думать? Одна эта фраза остаётся в мыслях, застревает неподъёмным валуном отчаяния и надежды одновременно.       Дни тянутся и тянутся, а ночи пролетают, как один миг. Знакомые ощущения. Примерно так она себя чувствовала, когда была влюблена в одноклассника. Долгие перемены, мимолётные занятия. И выпускной, за которым пропасть. И над этой всей пропастью высится Он, сравнимый с Эверестом. Роуз не из робкого десятка, однако она просто не видит смысла признаваться ему. Она, во-первых, человек, а во-вторых — Вихрь. Катастрофа. Головная боль Царства Снов, ставшая странным компаньоном его Владыки. И ключ. К надежде.       Надежда — её слуги Морфея упоминали, когда рассказывали про вызволение легендарного шлема из Преисподней. Прямо из острых когтей Люцифера, с которым Роуз теперь находилась через одно жуткое рукопожатие. Если честно, её поражает, как просто открывается ей эта история, связанная с делами, которые простых смертных не касаются. Видимо, они стали довольно близки за ночи, которым уже давно потерян счёт.       Вихрь распахнул двери Надежды. Он вобрал в себя тепло её заинтересованных глаз, кроткой улыбки, за которой стоит целый мир.       Вихрь притягивает не только сны. Вслух Роуз этого не произносит. Она твердит это лишь ответным взглядом, когда в их диалоге устанавливается привычная долгая пауза. У немногословных людей есть свой особый негласный язык.       Может, что-то и есть в том, что их встречи стали на несколько минут подлиннее.       Улыбка Морфея приобретает всё новые и новые краски. Если раньше она была снисходительна и почти что прозрачна, то теперь стала более уверенной и живой. Всё такая же редкая, но заметная и цепляющая. Закрытый, но любящий людей всем своим бездонным сердцем, сотканным из длинных теней.       Будет сложно, если Роуз сломает эту дружбу своим признанием. Почему-то ей так кажется. Наверное, не следует перекладывать человеческие отношения на эти. Морфей не осуждает людей, какими бы ни были их грёзы. Он может только перенаправить, если чьи-либо помыслы несут с собой разрушение. Влюблённый Вихрь — это разрушительная сила?       Сила, в один день приводящая всё и вся в ту самую бездну, которая когда-то давно появилась лишь на миг, а теперь превратилась в ужасную воронку, засасывающую всех друзей Роуз. Ружьё наконец выстрелило. Она уже и забыла о том, что раньше беспокоилась за каждый свой шаг. Между прочим, не так уж и плохо это было. Но со временем Вихрь стал её частью, его вес уменьшился, а давление, заполонившее всё тело, ушло и вовсе. Непредсказуемая природа. Известно в ней лишь одно — разрушительный итог.       Ветер бьёт по ушам, смешивается с криками, тонущими внутри. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Никогда ещё сон не был таким страшным. Даже самый тёмный лес с самыми кровожадными монстрами не сравнится с этой бездной. От этого уже не спрячешься за чьей-то спиной.       Однако картина перед глазами всё же меняется. Успокаивается, слегка холодит кожу. Уши обволакивает тишиной.       Морфей стоит прямо перед ней. Своим привычным каменным голосом объясняет то, что уже понятно — ситуация достигла своего пика. Говорит, что умирать не страшно. И что за смертью всегда есть что-то ещё.       Мягко касается пальцами её плеча. Через плотную ткань джинсовки это не ощущается.       — Я не хочу отбирать у тебя жизнь.       Тот беглый кошмар в тёмных очках говорил, что Морфей может её убить. Ещё тогда это не заставило поменять мнение на его счёт. И смешение криков вокруг прекрасно даёт понять, почему. Как говорится, отдать смерть за любимых людей — не худшая смерть. Она, наверное, готова принять свою судьбу. Она всегда понимала, что безмятежное времяпрепровождение во владениях Сна должно иметь свой конец. Плохо быть пессимистом, но в её жизни уже столько всего закончилось, чтобы не пришёл конец и этому.       Роуз всматривается в его льдистые глаза. Пусть невесомое, но всё же прикосновение, рождает желание дотронуться в ответ. Но рука не поднимается.       Он всегда трепетно относился к своим обязанностям. Защищать Царство Снов — одна из них.       — Мне было приятно проводить время с тобой.       Биение сердца учащается. Всё. Вот и всё.       — Это взаимно.       Она закрывает глаза и только после этого понимает, что всё-таки положила руку на шершавый рукав его пальто. Хватка тотчас ослабевает, но ладонь не отстраняется. Пальцы осторожно складываются обратно вокруг худощавого предплечья. Роуз чувствует прикосновение к голове, и ту в следующие секунды сводит. Глаза зажмуриваются, а пальцы-таки сжимаются. Ей плевать, что сейчас она напористо касается того, чего, может быть, нельзя касаться. Это ведь последние секунды её жизни.       — Стойте! — Это звучит, как во сне. Ах да.       Эпизод с Юнити запоминается едва-едва — всё происходит слишком стремительно. Кажется, только-только Роуз закрывала глаза и ощущала, как её мир начинает распадаться на части под воздействием магии Бесконечного. В тот момент было немного страшно, но пережитый ужас застрял перед глазами, требуя что-то с ним сделать. И она делала. Точнее, он делал. Она просто хотела, чтобы больше никто не пострадал. Морфей ведь сказал, что пока можно всё исправить.       А сейчас же трепещущее сердце вместе с тяжким грузом вынимается — вырывается — из груди. Кажется, лёгкие впервые за столько лег наполняются воздухом целиком. Красный кристалл трудно удержать — он направляется в лишь одну сторону. Но чем дальше он становится от Роуз и ближе к рукам Юнити, тем больше его тяга к Морфею ослабевает. Он возвращается туда, где должен был быть изначально. Где блеск голубых глаз его не колышет.       Этот самый блеск, в свою очередь, приобретает иной вид. Когда Люсьен и Юнити удаляются, Роуз понимает, — даже, скорее, не понимает, а ощущает — что этот момент перевернул всё. Глаза Морфея раскрываются чуть сильнее обычного, затем снова прикрываются.       — Теперь я всё понял. — Его взгляд смягчается. Губы слегка растягиваются.       А потом Роуз просыпается. Резко приподнимается на одном локте и хочет осмотреться, но щурится. Голова, побывшая под магическим давлением раскалывается. Из-за этого солнечный свет, кажется, прорезает глаза до черепа. И вообще лучше бы лечь обратно и подождать, пока эта дикая боль хоть немного не стихнет. Сердце всё ещё стучит так, будто его никто и не вынимал.       Клишированный конец истории, причиняющий дискомфорт. Конец приятного сна.       И начало яви. Какой?..       Лечь обратно не даёт внезапное осознание, что, прежде чем ослепнуть, она увидела рядом нечто непривычно тёмное для светлого интерьера своей комнаты. Роуз прикрывает глаза от солнца и вновь открывает их.       …пока непонятно.       На её кровати сидит Морфей. Свет играет с его бледным лицом, придавая коже тёплые живые оттенки. Небесные глаза блестят, как тающий лёд.       — Мне очень жаль, что пришлось сделать тебе больно.       Он подсаживается поближе. Роуз опускает взгляд — солнце делает больно даже через блеск глаз напротив. Чуть хмурясь, она наблюдает за тем, как осторожная рука медленно приподнимается и мягко касается её виска, немного упираясь началом ладони в щёку. Холодная, успокаивающая. Боль в это же мгновение проходит. Вместе с ней и исчезает его касание. Точнее, пробует отстраниться, но Роуз не может позволить ей это сделать.       — Ещё немного, — просит она, кладя обе своих руки поверх и наслаждаясь холодом. Касаясь этого холода в какой-то раз — эти разы можно пересчитать по пальцам. — Вы позволите?       Роуз приоткрывает глаза и встречается ими с глазами Морфея. Тот, изогнув губы, кратко кивает.       Пальцы одной руки мягко обхватывают запястье, ложатся туда, где по заметным под бледной кожей венам струится космос. Его ладонь по-прежнему напряжена. Даже несмотря на то, что всё уже позади. Закончилось, не успев толком и начаться.