Почти один.

Длинные волосы выпустили из слишком аккуратного пучка, в следующую секунду они будто растеклись по плечам, доставая до середины груди. Они чёрные как самое тёмное ночное небо без единой звезды или облака, но такие мягкие. Хотелось бесконечно трогать и перебирать их. Чино обожал это делать. Рука сама потянулась к ним, пальцы разделяли немного спутанный локон на части. Почти что болезненно худая рука, которая принадлежала Найтмеру, отложила такую же как и его одежда резинку. Черную. Его светлая кожа и яркого, зелёного цвета, иногда будто бы переливаюшегося изумрудным блеском глаза хорошо сочитались с этим цветом. Он знал об этом. У Чино волосы были короче, они заплетены в небольшой, небрежный и растрепанный хвостик. Если его распустить, то волосы едва ли достанут самыми кончиками до плеч. И они другого цвета. Вроде медовые, а может и нет. Он никогда не обращал внимание на то, какого оттенка его волосы. Но он так хотел длиннее, как у его парня. Ему бы не пошло. Он знал об этом. Его руку мягко, в то же время настойчиво перехватили. — Они же быстро пачкаются, помнишь? — Найтмер не по настоящему нежно прикоснулся тонкими губами к теплого цвета коже. Руки пахли кофе. Он любил этот крепкий запах. Чино не осмелился забрать свою руку из плена красивого, будто какой-то принц из мрачной сказки, парня. Руки у него тоже были красивые. Он смотрел только на него. Он любит, когда смотрят только на него. Чино это знает. Он усвоил это и запомнил. Всё лучше, чем остаться в липком, грязном одиночестве, правда? Он верит в это. — Помню. — Он опустил светло карие глаза. Его руку отпустили. Он этого не хотел. Он не хотел. Хотелось почувствовать чьего-то тепла подольше. Хотя-бы еще минуту. Хотя-бы секунду… Найтмер встал с кровати Чино. Выглаженная этим утром рубашка помялась за весь день, а теперь за её край ещё и дёргают. Пожалуйста, только не снова. — Знаешь… — Чино немного панически поднял усталые зрачки на его подбородок. Смотреть в холодные, вечно строгие глаза страшно. А под его глазами мешки. Губы обкусаны почти до крови, от чего они какие угодно, но не бледные. — Отпусти. — Это не просьба. Найтмер вернулся обратно. Они молча сидели. Кошмар даже не смотрел на него. Они уснули в противную, фальшивую обнимку. Его тошнит от этого, но Чино говорит себе, что этот обжигающий холод греет его. Он рядом, все хорошо. Даже одиночество не так напрягает. От кошмаров не выходило уснуть надолго. В какой-то момент Чино не выдержал. После третьего пробуждения от пугающего до дрожи кошмара он тихо заплакал, крепче обнимая Найтмера. Он улыбался и даже не думал скрывать это. Он хотел, чтоб это было видно. Возможно, он даже причастен к этому. Больно ли видеть, как единственный, кто обещал остаться рядом упивается тем, что ты сейчас в самом тёмном, холодном и отвратительном углу? Он шептал такие сладкие речи утешения, что хотелось заткнуть себе уши или углохнуть, лишь бы слышать этого. — Ну-же, Чино, я ведь так люблю тебя. — Грязная ложь. — Спокойно. — Пустые слова — Я не оставлю тебя, милый. — Слова, что оставляют горечь на языке и желание соскребать кожу на себе. Настолько он въелся в его тело и душу. — Все будет хорошо. — Все будет ужасно, ему захочется покончить с этим. Он об этом как следует позаботиться. Он любит его страх. Чино знает это и прижимается ближе, уверяя себя, что так и надо. Его обнимают в ответ худые, ледяные руки. Холодный поцелуй в макушку. Поцелуй был без единого чувства, а объятие пустым и слишком холодным. С ним холоднее чем без. Его тошнит от ощущения удушья. Как ему жаль, что он все ещё дышит. Приходится вдыхать этот отравленый ими же воздух. Ему станет хуже. Он позаботиться об этом. Почти все лучше, чем липкое и грязное одиночество.