Целуя руки

      Вы когда-нибудь видели ангела в обличье человека, сделанного из самой мягкой и нежной глины, а глаза из самого чистого хрусталя цвета океана и бриза морской волны, а улыбка… Нельзя словами описать или картинами, или, может, даже, старинным фильмом на дряхлой кассете, что чувствовала она, когда в очередной раз видела, как ангел улыбалась, держа в руках микрофон, и улыбалась всему миру, обнажая своё хрустальное сердце.       Чего стоит эта улыбка? Всего, что может предложить этот жестокий мир. Но ангел не примет жертвоприношений или кровопролитий на живую землю. Она благосклонна, добра и чиста, как голубое озеро, но так же глубока и мудра, как Афина.       Она слышала, как многие осуждают ангела за рост и, возможно, даже некрасивую внешностью, но они слепы, как новорожденные котята. Стоит лишь прикоснуться и взглянуть, как её божество затмевает всё, что люди обычно зовут искусственной красотой. Она не высока. Ангел лишь смотрит выше других, но никогда не будет смотреть на кого-то свысока. Она это презирает. Она знает, как иногда приходится тяжело другим из-за их отличия. Знает, какое общество гнилое, как яблоко после укуса Евы. Но может презирать в ответ тех, кто этого заслуживает. А таких людей много, что и на пальцах их не сосчитать, если ты не обладаешь полидактилией.       Ангел везде: на обложках журналов, на кастинге фильмов, на интервью, на улице в своём самом прекрасном платье. Её замечают, но тут же забывают: тянут руки, чтобы прикоснуться к чему-то другому. Её считают слишком мужественной и даже называли мужчиной! Ох, если бы люди знали, как это мужество помогает в жизни, они бы лишь завидовали ей и просили поделиться.       Ангел сама рассказывала о том, что впервые почувствовала себя красивой, когда нанесла на губы красную помаду и приняла образ другого человека, чтобы сыграть на камеру ту, что была противоположна когда-то другой, в доспехах и мечом в руке, рассекающей головы, и проливающей фальшивую кровь на землю. Это лишь игра слов и предложений, которые строчка за строчкой остаются в голове. Ангел знала, что это сценарий, но что-то тупо осело в сердце.       Если бы она знала, как прекрасно выглядит в глазах других и как ею восхищаются. Она прекрасна всегда. Ох, если бы ты только знала, моя милая Гвен, как ты прекрасна, может быть, позволила бы мне обнять тебя так крепко, чтобы я никогда не отпустила тебя.       Дженна облокотилась головой на мягкую подушку, которую подложила себе под затылок, чтобы уменьшить неожиданный спазм в области шеи. Несколько часов непрерывных съёмок: второй сезон в самом разгаре, люди ждут крови и мучением, а значит, ей придётся работать вдвойне, чтобы сценарист был доволен поставленной сценкой и игрой самой актрисы. Очередной сдавленный выдох, за ним стон и отчаянье, сжатый в кулаке на коленке кусочек лоскутного платья.       Девушка хочет спать очень сильно — глаза закрываются, сон уже рядом, но ещё не отсняли последнюю сцену, чтобы отпустить всех домой. Дженна уже покинула образ Уэнсдей, смыв весь макияж, и распустив волосы, переодевшись в более удобную одежду. Но мысли так и не отпускали её: то интервью, где она назвала Гвендолин Кристи своей женой, всё не давало ей должного покоя. Она помнила запах этих сладких духов, это нежное прикосновение, когда блондинка держала её ладонь в своей и водила большим палецем по костяшке. Брюнетка облокотилась, но так и не нашла плечо, которое мечтала снова увидеть рядом с собой.       Имя ангела — Гвен. Гвени. Гвендолин. Гвендолин Кристи.       Их так много, что Дженна может часами произносить их вслух, надеясь, что кто-то откликнется. Она не отрицала, что чувствовала что-то, что люди называли симпатией. Но это было больше, чем симпатия, но меньше, чем любовь. Это сводило с ума: долго, больно, мрачно и безвыходно. Девушка встала с дивана, схватив бумажный стаканчик с кофе и допив всё до дна. Она так много раз избегала этого разговора, что в этот раз уже бессмысленно было бежать. Сколько бы ниточки не виться, а конец всё равно найдётся.       Дженна покинула комнату, заперев её на ключ и убрав себе в карман. По дороге к гримёрной Гвендолин она встретила Кэтрин, которая устало облокачивалась на стул и жадно пила воду. Да, последняя сцена выжала из бедняжки все силы. Девушка не смогла пройти мимо: подбежав к специальному терминалу, она вытащила бутылку с ледяной водой и тут же направилась обратно к Джонс: брюнетка тяжело дышала, а лицо было покрыто красноватыми пятнышками, как и ключицы. В студии было слишком жарко, все это понимали.       — Держите, — любезно предложила Дженна, открывая бутылку воды и протягивая женщине. — Должно помочь, — когда женщина забрала бутылку, то девушке хотелось перевести дух перед разговором с Кристи. — Платье слишком плотное, так ли, Кэтрин Джонс?       — Ты права, дорогая, — брюнетка издала тихий смешок, доставая из сумочки, которая висела на стульчике, пачку сухих салфеток и промокнула лоб, впитывая излишки воды. — А ты куда такая серьезная направляешься? Хочешь перед уходом заглянуть к Эмме? — Кэтрин подмигнула, положив ладонь на бедро Дженны, слегка придвинула к себе молодую особу. — Если да, то не переживай: дам тебе пару советов, как правильно целоваться с девушками. Этот опыт я за плечами имею.       — Я направлялась к Гвендолин Кристи, — тут же ответила Дженна, но уходить не стала: поглаживания Кэтрин её немного успокаивали. — Хотела обсудить с ней завтрашнюю сцену, чтобы не терять время перед съемками и во время перерыва. Вы же читали сценарий? — девушка хотела перевести тему, но знала, что Джонс читает её, как открытую книгу.       — Она замужем, Дженна, — спокойно проговорила Кэтрин без капли осуждения. — Но если ты хочешь, то скажи ей, что чувствуешь. Она человек понимающий, не оттолкнёт, если ты этого остерегаешься, — а потом заговорила так тихо, что могла услышать только девушка. — Поверь мне, такая женщина, как Гвен — одна на миллион.       — Вы лишь подливаете керосин в костёр, Кэтрин Джонс, — горько улыбнулась брюнетка, но унывать особо не стала: она и сама прекрасно знала, что ей ничего не светит. Лишь маленький свет, да и то, шанс на него мизерный. — Я знаю, что она замужем, что муж её очень любит и ценит, и она его в ответ так же страстно и сильно, но мне нужно… — она прозвучало так жалобно, что она на мгновение почувствовала себя ребёнком. — Я схожу с ума, поймите. Если так дело продолжится, я просто не смогу продолжать съёмки… Меня выматывает то, что чувства, которые я не выпускаю, внутри так и копятся и скоро лопнут, как воздушный шар.       — Всё в порядке, детка. Это нормально. Я ни в коем случае не собираюсь тебя осуждать. Твоя жизнь — твое дело, — Кэтрин поднялась со стула и обняла девушку, практически укачивая её в своих объятиях, как ребёнка. — А теперь иди, пока она не покинула площадку, — женщина оставила поцелуй на макушке чёрных волос — на удачу.       Дженна тут же покинула площадку, направляясь в дальний угол здания, где сидела Гвендолин. Для неё до сих пор было загадкой, почему блондинка выбрала именно этот участок, а не ближе ко всем остальным? Возможно, хотела уединения, но теперь девушка намерена узнать об этом сама лично.       Когда белая дверь оказалась в метре от неё, то девушка собрала в себе всё мужество, крепко сжав кулаки, шагнула вперёд и постучала. Женский голос за дверью крикнул: «Входите!». Дженна так и сделала. Глубоко вздохнув, она перешагнула порог и застыла: Гвендолин уже сняла макияж, принимаясь за шпильки в волосах. Через зеркало она могла видеть, как была напряжена, но в это время очень концентрирована Дженна Ортега: её зрачки расширились, а дыхание стало слишком порывистым, словно начальный приступ астмы.       — Добрый вечер, Дженна, — ласково произнесла Кристи, медленно вытаскивая шпильки из волос. — Не думала, что ты решишь нанести мне вечерний визит. Пришла на счёт завтрашней сцены? — она заметила, как девушка медленно кивнула, не отрывая взгляда от зеркала. — Тогда заходи внутрь. Мне надо разобраться с волосами и я вся во внимание.       — Я могу вам помочь? — предложила Дженна, шагая вперед и оказавшись за спиной блондинки, положив ладони ей на плечи. — С волосами: вытащить эти надоедливые шпильки. Наверное, голова от них жутко болит? — её ладони незаметно опустились на ладони Гвендолин, когда она с уверенностью проговорила. — Я помогу вам.       — Хорошо, Дженна, но только аккуратно и с чувством, — попросила она, расслабившись в кресле: впервые за несколько дней. — Сказать честно, мои волосы и так настрадались от постоянного использования лака: стали сухие и ломкие, — жаловалась женщина, взяв в руки ватный диск и убрав им остатки туши под глазом. — Терпеть не могу, когда чувствую себя недостаточно… — молчание укушенное губой. — Просто недостаточно.       Но Дженна молчала, медленно вытаскивая из мягких волос чёрные шпильки и незаметно наклонившись вперёд, глубоко вдохнула: насыщенный аромат яблок и роз. Она могла сейчас боготворить Гвендолин, целовать её в губы или целовать обнаженное тело. Но она никогда не сделает этого. Никогда не дотронется, если ей не скажут. Никогда не скажет лишнее слово, а будет лишь слушать и слушать упиваясь каждым словом. Она любила её: нежно. Даже обычные касания и она чувствовала себя живой, освобождённой от этих съёмок. Это так, жизнь за гранью, а она здесь и сейчас, рядом с ней, помогая облегчить боль и просто насладиться компанией.       Гвендолин молча наблюдала за каждым движением девушки, понимая, что в них что-то поменялось. Что-то такое, что нельзя заметить с первого раза, а надо долго вглядываться, чтобы уловить перемену. Но женщине это удалось. Она в мгновение всё осознала, как только их взгляды пересеклись в отражении зеркала.       — Извините, наверное, этого не должно было произойти, — тихо произнесла Дженна, опасаясь какой-либо гневной реакции. — Мне жаль, Гвендолин Кристи, что наше общение развернулось совсем иначе, — продолжала девушка, наконец, положив последнюю шпильку на место. — Наверное, мне не стоило вот так просто врываться к вам, когда вы уставшая после съёмок.       — Я заметила это ещё на интервью, — призналась женщина, поворачиваясь к ней на вращающимся стуле. — Когда ты назвала меня своей женой. Сначала, правда, сочла это за простую шутку, но потом Кэтрин мне рассказала, что ты смотришь на меня не так, как смотрят другие.       — Значит, она изначально всё знала? — проговорила девушка, закрывая лицо руками. Не слёз, не всхлипов, лишь простое разочарование в самой себе. — Чёрт, я так и знала, что эта женщина не так проста, как кажется! — громко выругалась Дженна. — А я ещё матерью своей называть её должна… Подлость! Проклятье!       — Тише, тише, Дженни, всё хорошо, я не злюсь на тебя, — блондинка протянула руки вперёд и кивнула головой. — Давай, возьми меня за руки, — нежно приказала Гвендолин и девушка протянула их. — А теперь скажи, что ты чувствуешь.       — У нас сеанс психотерапии? — брюнетка подавила слёзы, когда просто сжала ладонь женщины сильнее. — Мне больно и хорошо одновременно, я люблю вас, вы мне нравитесь, как человек, как личность, как актриса… Вы же ангел по натуре, а я их любила ещё с детства. И мне сложно держать себя в руках, когда вы рядом: хочется прикоснуться, обнять, поцеловать, сделать то, что о чём я мечтаю, но я никогда не думала о сексе с вами, для меня это гадость! Вы достойны намного лучшего, чем быть, — она на мгновение остановилась, пыталась подобрать слова. — Чем быть рядом со мной. Я знаю, что вы любите своего мужа и он вас тоже обожает, но раз вы хотели это услышать, то я не буду держать это в себе, Гвендолин Кристи.       Мой ангел.       — Ты права, Дженна: я люблю своего мужа, как и он меня, но я знаю, что это тяжело любить кого-то, кто не сможет полюбить тебя в ответ. Я не смогу любить тебя так, как ты этого хочешь, но я буду рядом, чтобы ты не чувствовала себя покинутой. Я знаю, это сложно и тяжело, но со временем станет лучше. Присмотрись лучше к Эмме. Она девочка умная, восхитительная, да и сцен у вас больше всего. Я не пытаюсь найти себе замену, но тебе нужно общение, Дженна. Это поможет, я в этом уверена, — когда Гвендолин закончила, то в комнате померкло молчание.       Потом неожиданно девушка взяла её ладонь и поднесла к губам, оставляя невесомый поцелуй: её кожа пахла мёдом.       — Спасибо, что выслушали, — ответила Дженна, и покинула комнату, оставляя после себя белую розу².