Крики чаек

«Среди моей возни твой лик опять возник - Настоящий шедевр на фоне мазни» Когда Паша замечает её в толпе на нем уже нет рубашки, а струйки пота стекают по телу, пропитывая брюки. Половина концерта позади. Дым машина мешает дышать, свет софитов слепит, но он всё равно узнаёт её. Каждый раз, выступая в родном городе, он с надеждой и опаской искал знакомые черты лица. Столько лет искал и не находил. Расстраивался. Писал грустные песни. Пил. Валил всё на пресловутую ностальгию. Жил дальше. Завел семью. Он бы хотел забыть о девушке, когда-то живущей в этом городе, но такое не забывается. Нет у нас в мозгу такой функции: «Удалить счастливые воспоминания. Безвозвратно? Да». В этот раз она почему-то пришла. Совершенно спокойно сидит на балконе, потягивает коктейль, снимает видео, чтобы потом выложить в сеть, что была на концерте до ужаса популярных музыкантов. А ведь возможно, что где-то в её фотоальбоме, напечатанными, хранятся фотографии из их юности. Снимки сделанные на закате, на крыше, в лесу на шашлыках, на пляже, на выпускном… Фотографии останавливают моменты, а шоу должно продолжаться. Концерт идет. Пальцы стучат по клавишам заученный мотив, но речь подводит и он перестает петь. Ещё взгляд не неё. Ещё один. Он забывает движения, отстает от темпа группы. Сейчас она выглядит так, как будто никогда не касалась его кожи, не делила с ним мысли о будущем, не была частью его души. Как будто это не она, сдерживая слезы, говорила: «езжай, мой хороший, покоряй сцену, но обязательно возвращайся. Я буду ждать тебя здесь». Между песнями он наконец сбегает от себя в гримёрку и кричит. Он кричит так, словно крик способен обернуть время в прошлое или хотя бы снять груз тоски, вины и сожаления. Словно этим криком он может докричаться до неё и сказать: — Я здесь и я так скучал. Я так сильно скучал по тебе. Но его крик тонет в крике толпы. Он выпивает стакан портвейна и возвращается на сцену. Концерт заканчивается, но она не становится ближе. Когда он смотрит на неё она, наверное, улыбается чуть иначе, ему не видно. Но он точно знает, что это она. Он верит. Перекрасила волосы, сменила стиль одежды, но это она — его девочка, которую он по юности звал «заучкой». И она будет здесь, на расстоянии взгляда, ещё пару минут, а потом уйдет. Эта мысль показалась невыносимой и после завершения концерта, перед выходом на бис, он попросил у группы исполнить свою песню. Он не идеально помнил аккорды. Не владел голосом. Но всё же вышел на сцену. Сел за пианино. Сказал, что сыграет для одного всё ещё очень дорогого человека. Нажал на клавиши. Зал замер всего на секунду, а потом отреагировал как обычно — криками и аплодисментами. Кто-то пошутил, что песня для Юры. А Паша посмотрел на свою первую любовь и закрыл глаза. Его первая стоящая песня. Песня, которую он написал для неё. Песня, которая хранила в каждой строчке ценное воспоминание. Он играл, стараясь дотянуться до её души сквозь десятилетие. Словно песни что-то способны изменить… Когда он открыл глаза — её уже не было. Место на балконе опустело, как и его сердце. *** «Мы найдемся, как на концерте, - Дело просто в моей ленце. Я подумываю о смерти – Смерть икает на том конце» Когда на неё с афиши посмотрело прошлое, она почувствовала, что старая рана болит и никак не заживает. Увидеть Пашу вживую показалось возможностью прижечь эту рану раз и навсегда. И она купила билет на концерт. И она пошла, сдерживая дрожь в коленках. Села за столик на балконе. Заказала алкоголь. Вспомнила, что он никогда не давал ей пить, заботился о здоровье, а сам напивался до беспамятства. Когда на сцену начали выходить музыканты, одна часть её была готова уйти, сбежать, спрятаться, но другая осталась и наконец-то увидела его. Всё такого же дурашливого, талантливого и красивого. Она дала себе слово просто быть. Не думать ни о чем. Не сбегать. Смотреть на него. Слушать музыку. Просто прожить эти пару часов и посмотреть, что будет. Она думала, что он её не заметит или не узнает, что он забыл о ней. Да, наверняка, он забыл о ней. Она так думала, но хотела, чтобы он… Хотела всё ещё что-то для него значить. И вот он посмотрел один раз, второй, третий… И тогда, не смотря на плохое зрение, она поняла — он узнал её. Она верила в это. Сердце опустилось в пятки. Казалось весь воздух пропал из помещения, и музыка перестала играть. Шоу продолжалось, а она погружалась всё глубже и глубже на дно ностальгии. А оттуда она не видела ничего, кроме него. Вот первая татуировка на руке, которую он делал при ней, безумно сомневался, а теперь весь в татуировках. Вот линии пресса, по которым она любила проводить ноготочками, ему было щекотно, и он смеялся, а потом он заваливал её на спину. Сжимал её ребра пальцами, которыми сейчас играет по клавишам. Нависал над ней и целовал. Вот эти губы, но сейчас между ними невыносимо большое, неправильное расстояние. Он прыгает, танцует, дурачится, как и прежде. Когда он снова смотрит на балкон и улыбается, её сердце щемит от боли. Его улыбка, в те далекие годы, была для неё спасением, его объятия — самой надежной защитой. А потом она осталась одна. Оголенная до кончиков нервов на холодном жизненном ветру. И нарастила свою броню, чтобы больше не нуждаться и не любить. Не любить так сильно, как она любила его. Но броня не работает, когда родной голос говорит: «для одного всё ещё очень дорогого человека», когда звучат ноты, казалось бы, позабытой песни, впитавшейся подкожно. Она вспомнила вечер, когда он, сбиваясь, пел ей в своей маленькой комнате, один на один… Песня, после которой они впервые поцеловались. И ей казалось, что не было этих десяти лет и не было того тура, из которого он вернулся другим человеком. Ей казалось, что перед ней тот самый мальчик, которого она самозабвенно любит… Любит? Её лопатки коснулись дна. Совершенно нечем дышать. Тело, спасаясь, подняло её с места и вытащило на улицу. Невыносимо. Она добрела до безлюдной набережной, села на скамейку, обняла себя руками и заплакала. Счастливое прошлое никогда не возвращается. Оно навсегда замирает в нас болью, с которой мы вынуждены жить. *** «Мне бы только не ляпнуть в шутку — Удержаться и промолчать, Не сказав никому, как жутко И смешно по тебе скучать» Девушка смотрит на то, как темная вода волнами накатывает на берег. Боль утихла. Почти вернулась в исходную точку. Не смотря на пережитые болезненные ощущения, она не жалеет, что пришла. Она, едва ощутимо, радуется тому, что когда-то их история была. Такая красивая, искренняя и светлая. Она старается радоваться, ведь так правильно. Такие правила игры: «Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было» Но на деле никак не улыбается. Чайки парят близко к воде, кричат. Чайки разлетаются, когда звонит её телефон. Неизвестный номер. Хотя в таких ситуациях абонент предсказуем. И можно не отвечать. И лучше не отвечать. Но она смотрит на воду, вода уносит все сомнения, и девушка отвечает на звонок. Она говорит: — Привет. — Привет. Ты не сменила номер… — его голос звучит приглушенно, с хрипотцой. Сейчас только для неё. — А ты его не удалил. — Не смог. — Уйти смог, а номер удалить нет. — срабатывают защитные механизмы. — … — в трубке тишина. А у неё чайки кричат. Только чайки пытаются докричаться друг до друга. — Зачем звонишь? — Как тебе концерт? — Профессионально, молодец. — Я… Я был рад увидеть тебя. Не ожидал. — Угу. — … — Ну, пока. — говорит она, не выдержав тишины. Говорит, впиваясь ногтями в ладонь. Понимая, что возможно, после этого она никогда не выйдет с ним на связь. — Нет, подожди. — Что? — на глаза вновь накатывают слезы, от надежды, которая заставляет душевную рану кровоточить сильнее. — Ты где? Уже далеко ушла? — Паша, не надо. — Я хочу увидеть тебя. Так не честно, в конце концов. — его голос не звучит зло, нотки вины сливаются с нотками сильного желания встретиться. — Я перед тобой два часа выступал, а ты была невозможно далеко, до конца даже не был уверен ты ли… — И все равно спел её. Ту самую песню. Ту песню, против которой бессильна броня. Раньше он всегда её напевал, когда его девочка обижалась. И это всегда срабатывало. Это бы сработало и в переломный момент. После тура, в котором он словил звездную болезнь. После тура, в котором стало понятно, что их дороги, и их ценности, становятся совершенно разными. После тура… Если бы он вернулся и спел ей эту песню, то она бы его приняла. Они бы вместе нашли силы бороться за общее счастье. Но он не спел. Он вернулся другим. Её мальчик не вернулся. А она ждала. И дождалась, через десять лет. — Надеялся растопить твоё сердечко. — он виновато хмыкнул. — Ты все такой же дурак. — А ты все такая же заучка? — Нет, теперь я профессор. — Так и где вы, профессор? — Это не важно. — Нет. Это самое важное сейчас. Всё так же любишь смотреть на воду, да? Наступает тишина, сквозь которую она слышит, что крики чаек дублируются в телефоне. Она смотрит по сторонам. От клуба, вдалеке, расходятся люди, кипит жизнь. И лишь один силуэт уверенно приближается к тихой набережной, прижимая телефон к уху. — Паша, не надо. Ты просто устал. Ты просто хочешь почувствовать юношескую лёгкость, но не получится. — её тело дрожит и голос дрожит. И она бы сбежала, если б могла. — Мы уже не подростки. Мы не те люди, которые целовались на школьной дискотеке. Ты больше не парень, выступающий на улице, в попытках накопить на новые кеды, а я не та девочка, которая бегала на твои репетиции, рисовала плакаты и верила в успех. Я… Не та, Паша… Я… Мы… — она вжимается в перила. Он слушает её, но не отвечает, подходя ближе. Она хочет, чтобы он остановился. Хочет, чтобы её слова остановили его. Но её голос звучит иначе. Предатель. Её голос зовет его всё ближе и ближе. И он слышит это. И больше ничего. — Мы навсегда останемся первыми, но на этом все. Жизнь идёт дальше. Паша, жизнь идёт дальше. — говорит она уже не в трубку телефона, а смотря в глаза. Он опускает телефон и делает последний шаг навстречу. Он обнимает свою девочку так крепко, как только может. Она отвечает тем же. И в эту секунду её рана затягивается. Она ощущает жизнь. Она на своем месте. Всё так, как и должно быть. Она улыбается. И сливаясь с криком чаек он произносит: — Я так сильно скучал по тебе.