Hysterical clone

...И когда я шла вдоль посёлочной дороги, погибая от жажды и палящего солнца, мне встретился храм. Двери открылись. Женщина, приветившая меня, отражала мое лицо и голос. У меня никогда не было сестры-близнеца. Дух-обманщик, — подумала я. Женщина представилась жрицей и отвела меня в храм. Я спросила, собирается ли она пожертвовать меня своей богине. Жрица смеялась. — "Смакуйте людей на путях", я говорю всегда. А разве тебя можно смаковать? Кожа да кости. Она пригласила меня посмотреть ритуал, чтоб я узнала, что она вовсе не убийца. И тогда мы вместе пили сладкие дыни и пели песни на непонятном языке. — Хочешь правду? — Спросила меня жрица. Сок стекал ей на подбородок. Я кивнула. — Моя богиня мертва. Этот храм никому не нужен. Я бездельничаю, потому что не могу уйти отсюда. — Почему ты не можешь уйти? — Спросила я. — Если я уйду, степь сгорит. Это была её выбранная тюрьма, и я не могла спасти её. Я пожала плечами. Мы ели. На вкус она была как обычный человек. Она всегда была только человеком. Это мы думали, что она бог. ...Огненная Степь, Янтарный храм, третий месяц весны третьего года от Смерти Янтаря. После того как младшая жрица (эта мелкая противная Иуда) была изгнанна, храм сильно опустел. Не то чтобы раньше многие люди навещали их, но одиночество стало ощущаться сильнее с уходом единственной компаньонки. Иногда Варлин просто шла по слишком широким и слишком светлым коридорам, прикасаясь рукой к шероховатым стенам, представляя себя на месте своего предателя. Завидуя. Потому что, конечно, Варе должны были достаться подземные коридоры, с их уютной темнотой и духом приключения, с узкими стенами и уверенностью в каждом шаге. Варе должно было в наказание достаться счастье. А Варлин оставалась в храме. Даже богиня покинула этот hotbox, а Варлин должна была остаться и принадлежать месту, которое ненавидела. Стены белые и широкие, в воздухе висел удушающий сладкий дым, кошки свободно гуляли по залам, но ни одна из них не шла на руки к Варлин. Со своими тонкими голосами, огромные рыжие мейн-куны искали всюду свою странную маму, а находили её. Тень человека, пахнующую солью и грязью, с худыми дрожащими руками и впалыми глазами. Разочарование. Даже кошки не хотели видеть её. Варлин позволялось только кормить их, в остальном животные избегали её, и становилось горько, противно от знания, что засыпая в своей кельи в одиночестве Варлин могла вместо этого схватить какую-нибудь из кошек и запереть вместе с собой, чтоб хоть раз ночью согреться чужим теплом. Она бы не стала, но она злилась и ненавидела. Ночью приходили призраки и кошмары, и женщина с золотыми-черными кудрями садилась у кровати, обещая всю мировую любовь. — Ты мертва. — Это не так. Я вернулась еще два года назад. — Это правда? Ты не умирала? — Нет, конечно нет. (Когда Варлин просыпалась, она ещё минуту верила в это) (а потом начинала кричать) Не находилось сил присматривать за храмом. В итоге перестала мыть полы — что проку, если прихожан всё равно нет? — и обновлять свечи. На третий год даже дым благовоний исчез, оставив только вьевшийся в стены приторный запах. Варлин больше не проводила жертвоприношений. Сначала стыдила себя за это, но силы иссякли. Что проку ломать дыни и сыпать янтарь в подарок мертвецу? Это нужно только самой Варлин, а теперь не нужно вовсе. Смотря на кусочки рыжеватой смолы Варлин хотела сама стать янтарём. И только. Потому что в третьем году её покинул даже призрак. (Варлин больше не помнила голоса и лица своей богини, не удивительно что никто больше не мог вытащить это из её памяти — как обшаривать пустую коробку?) Иногда Варлин скучала по своей Иуде. В худшие дни Варя хотя бы писала уродливые стихи и рисовала. Варлин могла ненавидеть свою сменщицу и издеваться над ней, но одиночество заставляло вспоминать, насколько она варится в собственной коже. Как рак в кипятке. — Подойди сюда. — Нет. — За кого ты меня принимаешь? Подойди. — Это ты избила Алека? — Он отказывался подчиниться правилам. Будь умницей и подойди — я только хочу заплести твои волосы. (Варвара не могла подчиниться правилам тоже) (Варлин принимала это за значение фразы "иногда, когда я злюсь, то делаю вещи, которые мне не нравятся") Варлин била свою младшую головой об стену когда она слишком сопротивлялась. Варлин царапала её лицо и сжигала рисунки. Это не было плохо. Это было просто наказание. ...Варя должна была понимать, что она делает это не со зла. Варлин любила свою младшую. Любовь не отменяет злости, а непослушного ребёнка приходится воспитывать. Варлин считала себя милосерднее, чем Эн. Последовательнее. Варе повезло, что её воспитывала Варлин — она никогда не забирала её очки и не заставляла есть плохую еду (она заставляла свою сменщицу просто голодать). Иногда было сложно отличить даже себя от Эн. Но в такие моменты Варлин кусала себя за руку. Она не была плохой. Она пыталась спасти младшую жрицу. Так же как она пыталась спасти Янтарь. (Янтарь всё равно умерла) ....Без Вари она даже не могла ни на ком срываться. ....так забавно, что Василь решила разделить себя, надеясь, что вместе они смогут справиться с проблемами, которые она не осиливала одна, но вместо этого каждая верная копия занялась смакованием собственных проблем. В детстве они не понимали, почему в фильмах клоны всегда противостоят друг другу — это нелогично, энергозатратно, зачем убивать кого-то, кто буквально и есть ты? Звучало как склонность к самоубийству и избыточная самоненависть. Затем они выросли и стали обвинять друг друга во всём. Кто избивает брата? Варлин. Кто убил маму? Варя. Кто игнорирует попытки окружающих помочь? Будур. И кто думает, что они в порядке и нет никаких проблем? Сия. Они были коллекцией холеристического стремления к контролю, паранойи, агрессии, черт нарцистизма и эгоизма, умноженные на четыре и разделённые в своей воле. Лебедь, рак, щука и кто-нибудь ещё. "Я сделаю это позже, это проблема Василь из Будущего". Что ж, Будущее Пришло Чтоб Укусить Тебя За Задницу. — Почему ты всегда оставляешь это на меня?! — А почему я должна что-то делать?! У меня нет сил! — Так откуда они должны найтись у меня?! У меня нет ни сил, ни времени! (Теперь они понимали, почему Вельц назвала Время самым страшным из чудовищ. Теперь они понимали и ненавидели это) — Лучше бы я никогда не создавала тебя. — И я тебя. — Ты только всё портишь. Не лезь в мою жизнь. — Проваливай. (Лучше бы я никогда не рождалась) Вот почему они решили, что каждая будет заниматься собственной территорией. Невмешательство было самым безопасным планом — если они всё ещё могли любить друг друга, они должны были доказывать это себе, не влезая и не усугубляя свои проблемы попытками помочь. Будур в Новомарии с Дарьей — их любимица, их солнышко-солнышко-солнышко; Варя в коридорах — по крайней мере, её это успокаивало; Великий Варястелин в янтарном храме, а Сия... Сия путешествовала. И занималась реальностью. Из них чертверых только у неё были силы общаться с людьми и спасать себя, и она избегала соблазна погрузиться в косноязычность. Варлин завидовала Сие, но понимала — никто другой бы не справился с её ролью. Только Сия могла быть в реальности, с Лоа. Лоа заставляла панику и злость и страх спрятаться глубоко в темноте мечты, а Варлин олицетворяла всё этого. Лоа не танцевала с розовыми сказками Будур, как мама, но с ней Огненная степь прекращала гореть, и Варлин никогда не просила о большем. Эта награда выше. Как будто теперь они правда нашли своего бога. Как будто их сердце могло успокоиться. Как место для отдыха. Поэтому Варлин доверяла Сие её паломничество. Но это означало, что никто не мог навестить её. И Варлин тоже не могла покинуть храм, это была её святая обязанность плакальщицы — когда она находилась в степи, то знала, что никто другой не станет пытаться заменить её. Им всем было грустно из-за смерти Янтаря, но Варястелин не могла позволить никому больше переживать это так сильно, как себе. Она боялась, что боль сожжёт её изнутри, и не хотела, чтоб на её месте был кто-то другой. Будур была слишком милым ребёнком. И ей было меньше семи лет. Варлин могла таскать их среднюю сестру за волосы, но Будур никогда-никогда-никогда не сделала ничего плохого, и они пообещали, что младшая копия не узнает, что её (богиня) мертва. Или что она рискует вырасти в таких чудовищ как Варлин и Варя. Нет, их солнышко-солнышко-солнышко должна была оставаться в Новомарие. Где Дарья могла присмотреть за ней для них. (В конце-концов именно так создавалась Варя — из осознания, что их богиня не всемогуща) (из попытки исправить это или спасти её) (разрушение через попытку освобождения) (отличать плохое от хорошего сложнее, когда тебе страшно, но Варлин, даже зная это, не собиралась прощать Варю) ...После того, как её план принять у себя огненных кошек провалился, Варлин застала себя на том, что поёт и пишет стихи. "Может ты права (может я права), Может мы должны разойтись; трава Из пожаров в августовской степи Поднимается (чтобы опять уйти)." Один раз ей даже приснилось, что она на встрече поэтов. Она спела там одну свою песню. — Я зову это "Good things about mountaineering and something else about other fathers / mountaineering and something else about other fathers", — сказал в ответ другой певец. Его песня была глупой, злой и шутливой. Про то, что отсутствующие родители хуже, чем риск умереть в горах. Хорошие вещи об альпинизме и некоторые вещи об отцах. Варлин решила, что украдёт эту его идею. (то, что он говорил с ней во сне, а не наяву, не делало парня менее настоящим) Она садилась у подножья статуи Дьявола и начинала петь, до тех пор, пока лицо в камне не теряло свои черты. Три месяца. И стихи. И письма. Она записывала истории о том, как убивает всех остальных клонов, а затем убивает себя, и это была бессмысленная и не приносящая ни капли удовольствия чернуха, но она не могла написать ничего другого. ....Они пришли без предупреждения, все трое. Сия, конечно, привела их, будто знала, что при виде младшей её сердце обольётся кровью. Конечно, Варлин открыла им. Пришлось. Сия отвела Варлин за локоть подальше от младших Василь. — Варя пришла к Будур и стала придумывать страшные истории. Сказала, что ты придёшь в Новомарию, украдешь принцессу и убьешь всех нас по очереди, чтоб каждая видела труп предыдущей, — Варлин не любила слышать эти интонации в голосе Сии. Как будто она не могла решить, принимать это за шутку или правду. Иногда Варлин хотела так сделать. Иногда Варлин создавала миры, где так и пиоисходило. — Какой милый бред, правда? — Да, очень мило. Они обе знали правду. Они обе знали как работает правда для выдумщиков. — А потом она добавила, что когда ты отойдешь от шока, то воскресишь нас, а затем убьешь саму себя. Варлин попросила Сию заткнуться или проваливать. Было мило, что ей хотелось поиграть в игру "я забочусь о своём психическом здоровье", но Варлин не соглашалась. После того, как её план принять у себя огненных кошек провалился, Варлин чувствовала, что должна выйти из степи и найти Будур. Она боялась этих мыслей. И теперь Сия привела их принцессу сама. Как будто Варлин не снилось, как она душит этого ребёнка, как вытаскивает зубы из её рта и хоронит заживо в степи. Как будто бы она не свихнулась вкрай, неспособная отличать друзей от врагов. — Я знаю, что тебе тяжело, но мы тут, чтоб помочь, — прошептала Сия. (она изображала себя Лоа, и Варлин за это хотела раскрошить её лицо кулаками) — Ты не убьёшь её. Все будет нормально. (Варлин проглотила желание сказать, что у неё в убийствах опыта больше, чем хотелось бы) — Что тебе нужно. — Побудь с ней. Она очень скучала, хотела увидеть тебя. Ей одиноко без мамы. (как будто Варлин не было одиноко) — Я её не успокою. (четыре человека с одним лицом по очереди убивали друг друга) — Но ты выслушаешь её. И придумаешь ей игру. Давай, я же не оставляю её тебе под опеку. (у нас общая общая общая кожа) (она заперта здесь со мной) (если что-то и поддерживало в них жизнь, то это мечта-и-надежда принцессы, и все они наследовали эту наивность, и все не могли разобраться — Будур была спрятанными внутренностями музыкальной шкатулки, почти забытая, всегда присутствующая) Варлин подошла к Будур. Они сели вместе на пол, по-турецки. Конечно же, младшая подслушивала разговор. — Я не хочу играть. Расскажи мне, почему твоя степь горит. Какую историю мне для тебя придумать? Варлин могла представить это как преследование волшебных зверей которые окажутся духами-обманщиками. Огненная степь и огненные кошки. Тут есть внутренняя логика, соответствие. — Однажды к принцессе волшебной страны пришла беда. Огонь подступал к её землям, и небо белело от дыма. (Это то, с чего она всегда начинала эти истории — знакомое) — И тогда к ней пришла кошка. Это была большая кошка, как пантера или гепард. Она рычала и прогоняла огонь. Она мурлыкала, и принцесса засыпала. Кошке нужна была помощь, и принцесса помогала ей. Варлин покосилась на Сию. Это была больше её история. Имела ли она право пересказывать? — Но Сия проигнорировала её. — Принцессе нравилось думать, что ни одна из них не нуждается в другой, что они сами по себе звери. А потом кошка познакомила её с ещё одним волшебным зверем. (Она любит змей и кошек. Должна ли я представить её так?) —....это была виверна. Дракон из гор, — это имеет смысл, с отшельником в её Тени, — ядовитый, как змея. И у неё был кот по кличке... ....Волчонок. И тогда Варлин оставалось только улыбаться, думая о том, как она любит их троих. — Они общались, и однажды виверна сказала, что принцесса их друг. Или это было не так. Или это сказала пантера. Она больше не помнила! Она даже не помнила, с чего она решила, что они друзья! К чёрту всё, просто расскажи эту сказку. — Принцесса была очарована ими. Она шла по их следам, Как будто ты преследуешь в лесу оленя, забредаешь очень глубоко, идешь несколько дней, не знаешь уже обратной дороги, выслеживаешь оленя, и уже тогда понимаешь что Это Сущестао Никогда Не было Оленем, и что теперь Ему Невыгодно Позволять тебе Следовать за Ним. Они Никогда Не Верили Что Мы Достойны. — Они не злые, понимаешь? Самое худшее в том, что они не злые, и ты их любишь. И ты останшься одна. Далеко-далеко. И даже не можешь злиться на них. Просто это существа с другой логикой и ценностями. И ты им не нужна. Будур только кивнула в ответ. Варлин думала что может почувствовать вопросы, гудящие в её голове. Когда они были меньше, то наказывали себя, запирая в комнате. Через два дня голод заставлял их с позором прекратить заключение. Янтарь не понимала этого — думала, что они злятся на неё, или не хотят её видеть, истерят. И что если они вышли из комнаты, то прекратили дуться. Но соль в том, что они никогда не переставали, потому что никогда не могли придумать способ заслужить её прощенье. Янтарь не начинала говорить с ними первая. Янтарь курила, читая книжку. Они понимали это как наказание, как изгнание из её сердца. И тогда они запирали себя, или уходили, прятались, потому что они заслужили этого, они заслужили не быть рядом с ней, они заслужили быть брошенными ею. И когда голод заставлял их обернуться, они ненавидили себя за то, что опять не решились уйти навсегда, освободив Янтарь от своего присутствия. Конец истории про зверей успокоил Будур. Они избавились от тебя и жили долго и счастливо. Почему Сия решила, что она справится? Она только всё испортила. Этот язык сказал слишком много слов. Они чувствовали колющую боль в груди, в спине и под сердцем. Они чувствовали что не могут дышать, не повредив свои внутренности невидимыми спицами, воткнутыми в их тело. Они прикасались к зелёному-желтому-коричнемому, и ничто не прикасалось к ним в ответ. — Ну что, есть новости? — Варлин улыбнулась слева на право, наконец обратив всё внимание на другую гостью. Сия могла казаться компетентной взрослой с Будур, но на расстоянии от подопечной она едва ли не запрыгала на носках. — Я столько видела! Ты не понимаешь!!! У нас будет новый бог, новый бог! Её зовут Лоа!!! (Варлин уже знала о Лоа, но слушать всё рввно было потрясающе. Они разделяли общие эмоции, это было восхитительно — так много любви-почтения-насмешки-страха-почтения-любви, что Варлин понимала, почему Сия всегда хватает себя за плечи — им нужно сдержать всё это яростное и трепещущее) — И какова реальность? — А-а-а! Ты не понимаешь!!! Никто не понимает!!! — Сия улыбалась и хлопала в ладоши. Варлин поднесла чай, но та только отставила кружку подальше, чтоб не сбить руками при рассказе. Варлин всё равно не смогла бы её успокоить. В такие моменты она предпологала биополярное расстройство больше, чем что-то психотическое. Она слышала голоса Будур и Вари с кухни. Они кричали, и кричали громко — наверное, ловили кошек. Варлин раньше никогда не думала что так много криков может её успокоить, но с рассказом и зацикленными жестами Сии они превращались в один сплошной бессвязный поток живых и чувствующих мыслей. Она закрывала глаза, и видела, как Двадцать Два года Огня проходят, оставляя на ней свои следы. В такие моменты она больше не считала себя и их одним человеком, она чувствовала себя принадлежащей чему-то большему, как будто она могла отдать десять и получить одиннадцать. Как будто она могла отдать двадцать два. И получить жизнь.