***
Лина была просто в шоке, когда Марьяна поставила ей единицу. Эту гребанную единицу. Надеялась, что Марьяна поставит ей хотя бы три. Но не единицу. Для неё это было непонятно. Ожидала от Марьяны большего. Видимо, та обиделась. С Романовой стоит поговорить. Но та не станет этого делать. Явно не хочет этого. Романова показывает это даже всем своим видом и взглядом. А взгляд холодный, словно айсберг в океане. А Лине очень хочется увидеть теплоту в её глазах. Иногда Марьяна даже не обращает внимание на Джебисашвили, и становится обидно. Лина делает всё, чтобы заполучить внимание этой женщины. Но ничего не получается. И Лина поняла, что ей давно плевать. Но так думает только Лина. Каждый думает по своему. И каждый думает неправильно. Что Лина, что Марьяна. Они обе ошибаются и обе гордые. И, к сожалению, эта гордость погубит их. Если кто-нибудь из них сделает первый шаг, это будет седьмое чудо света. Лина думает, что Марьяне на неё плевать, а Марьяна думает, что Лина не любит её и не хочет этого делать. Но Марьяна и не будет никого заставлять любить ее. Не хочет, ну и не надо. Нет ничего сложного.***
Сегодня у экстрасенсов выходной. Каждый занимается любым делом. Кто-то отправился на прогулку, кто-то по магазинам или просто отдыхают, набираясь сил. Марьяна была в своем номере одна, размышляла о той самой, с которой не будет будущего. Но очень хотелось бы. Даже покатилась одиночная слёзы, но Марьяна быстро убрала ее указательным пальцем. Если кто-то зайдет, не отвертишься. Поэтому лучше не рисковать. В номер кто-то стучится. Марьяна протигиает усталое; «открыто» приподнимается с кровати и ждёт, когда зайдет человек, который стучал. В номер заходит Джебисашвили, и Марьяна прибывает немного в шоке. Потому что не ожидала увидеть её здесь. Интересно, зачем она здесь? В голове нет никаких мыслей. Нужно просто спросить и всё. — Чего тебе, Джебисашвили? Тут нет Череватого и Шепсов, — усмехнулась Романова, — ты, наверное, комнатой ошиблась. — Ничего я не ошиблась, — хриплым голосом отвечает Лина, — мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно. — Ну, давай, — подходит к Джебисашвили, но держит дистанциию, — начинай. Марьяна и сама очень много раз поговорить со своей любовью, но не было подходящих моментов. Или Марьяне просто было страшно. Скорее всего, ей было просто странно. Она всегда боялась выразить к кому-то свои чувства. Редко влюблялась. И когда по-настоящему влюбилась, то испугалась что ее отвергнут. А веди Лина и может так сделать. Отрицать бесполезно. — Я заметила, что между нами происходит какая-то путаница, — произносит, смотря в глаза, — мы будто стали врагами. Мне становится больно от каждого твоего действия и холода. Марьяна покусывает губы, доходит до металлического вкуса. Внимательно слушает то, что говорит Джебисашвили. — И что ты хочешь этим сказать? — специально хмурит брови, пытаясь не выдавать себя. — Я хочу добиться от тебя тепла, но ничего не выходит. Марьяна, я устала бороться. Романова сглатывает слюну, во рту неприятный привкус металла. Но это не самое худшее ощущение, которое она испытала. То есть, получается, что Лина тоже любит Марьяну, и делает такие гадости. Только Марьяна заставила Лину чувствовать себя не нужной. Будто совсем ей не нужна. Но это не так. — Ты первая это начала. Я просто продолжила этот холод, — резко говорит, — если честно, я сама уже устала. Правда, устала. Романова решила показать настоящие чувства Джебисашвили. Уж слишком долго она скрывала это всё от неё. Теперь пора раскрыть все карты, хоть и не сильно хочется. Но Лина должна обо всем знать. Джебисашвили начинает понимать, что это всё было сделано специально. С целью позлить. И как же она раньше до этого не догадалась. Очень странно. Наверное, сразу всё было понятно по поведению Марьяны. Она скрывала все свои чувства от Лины, и не только от неё. Ото всех. Никому не показывала их. И может, Джебисашвили будет единственным человеком, который узнает всё. — И почему же ты поставила мне единицу, Марьяша? — заводит прядь волос за ухо, улыбаясь. — Да потому что люблю тебя, дуру, — фыркает, — и мне было до жути обидно, что ты тоже поставила мне низкую оценку. — Ах, вот оно что, — усмехается блондинка, — теперь ясно всё. — Да! — начинает кричать Романова, — мне обидно что ты ставишь Шепсам по десятке, а мне эту тройку. Вот я и решила тебе отомстить. — Я всё поняла. Ты ревнуешь меня, — Лина улыбается, — даже не так, ты хочешь чтобы я была только твоей? — Да, именно этого я и хочу! — прижимает ее к стене, завлекая в поцелуй. Он такой долгожданный, грубый и одновременно нежный. Руки Лины тянутся к талии брюнетки, прижимает ее к себе ближе. Марьяна перебирает волосы Джебисашвили. Они шелковистые и мягкие. Как же она желала дотронуться до них. И это желание исполнилось. — Ты только моя, запомни. Моя, и ничья больше, — отрывается от поцелуя, серьезно смотря в глаза Лины. — Я запомнила, — она вновь тянется к ее губам, страстно кусая их до крови.