under the mask

Се Лянь хорошо помнил, что руки у Цзюнь У шершавые. Он предполагал это, когда Владыка скользил ладонями по золотому поясу только вознёсшегося молодого бога, и убедился в своих догадках, когда Цзюнь У пригласил его в свои покои и впервые поцеловал. Се Лянь помнил, как тогда оцепенел. Сжал пальцами ткани дорогих одежд, напряг живот и вдруг подумал, что хочет убежать. Запереться в своей детской комнате, спрятаться с головой под одеяло и сжать нежную руку матери, тихонько расспрашивающей, что случилось. Обычно Се Лянь делился с ней всем, что только могло ранить маленького принца. Выговорившись, он всегда чувствовал себя лучше. — Сяньлэ, — горячее дыхание коснулось носа, — ты дрожишь. Се Лянь сглотнул и невольно сгорбился. Расскажи он матери об этом, стало бы ему легче? — В-владыка... — ему от чего-то было страшно смотреть в глаза ласково улыбающегося мужчины, одной рукой притянувшего его к себе за талию. — Что Вы делаете? На ухо тихо хмыкнули. Лопатки дёрнулись от мурашек. — Ничего такого, что навредило бы твоему пути, — Цзюнь У нежно поцеловал его в щёку, прошёлся носом по скуле. — Только то, что поможет тебе врасти корнями в небесную столицу. У Се Ляня в голове было пусто. Он всё ещё сжимал пальцами нижнюю часть накидки, чувствуя, каким большим и твёрдым было прижимающееся к нему тело. — Я... — он запнулся, когда сухие горячие губы опустились на шею, но не смогли исследовать её полностью из-за высокого воротника. — Я не понимаю... Се Лянь этого никому не говорил, но он жутко пугался всего, чего не понимал. — Тут нечего понимать, Сяньлэ, — Цзюнь У наконец поймал его взгляд своим и улыбнулся так, что у Се Ляня подкосились ноги. — Я вижу, как ты на меня смотришь, как улыбаешься мне, — длинные, сильные пальцы пробрались под пояс и помассировали поясницу. — Нет смысла тянуть, не так ли? Раз мы оба этого желаем, я предлагаю тебе стать моим фаворитом. Что скажешь, мой дорогой Сяньлэ? Се Ляню не нужно было объяснять, что это значило. В конце концов, он был наследным принцем и, если бы не его желание стать совершенствующимся, у него был бы целый гарем, фавориты и, возможно, жена. А стать фаворитом Небесного Владыки было... практически невозможно. Больше, чем невозможно, на самом деле. Се Лянь ни разу до этого не слышал, чтобы у Цзюнь У были любимчики или те, с кем он делил постель и кому благоволил. И быть первым, кем заинтересовался Император... Волнующе. По-прежнему страшно, но, как уверял Се Лянь сам себя, даря ожидающему ответа Цзюнь У кроткую улыбку и кивок, это всё от непривычки. В конце концов, его впервые обнимали так, гладили и просили открыть рот, чтобы в тот же миг скользнуть языком внутрь. Это мокро, очень жарко и странно, но Се Лянь не сопротивлялся, когда его утащили на императорскую кровать и посадили на колени, продолжив целовать. Владыка не объявлял о том, что принц Сяньлэ, ещё совсем зелёный бог войны, стал его фаворитом, но весь небесный двор понял об этом без слов. Се Лянь всюду следовал за ним, стоял рядом в Большом военном зале на собраниях, брал из арсенала любое угодное душе оружие и смотрел на Императора с благоговением. С таким же, как и прежде, но ворот он стал запахивать выше. Му Цин, скрывая беспокойство, ехидно спросил: — А как же твой обет безбрачия? Пальцы на руках цепляющего серёжки Се Ляня дрогнули — он не поднимал взгляд на друга, смотря в пол. — Я не нарушил его полностью, так что все мои силы на месте. Нет причин беспокоиться. Му Цин сжал спрятанные за спиной кулаки. — Скажи честно: он тебя принуждает? — Молчание. — Шантажирует? Се Лянь наконец обернулся. Длинные изумрудные серьги и встроенные в корону свисающие агаты шелохнулись вместе с ним — Цзюнь У особенно нравилось, когда его фаворит посещал его в таком виде. Он обожал медленно снимать каждую драгоценность и шептать, что все они были лишь стекляшками на фоне Сяньлэ. — Му Цин, — голос принца был настолько отстранённым, что Му Цин вздрогнул, — это не твоё дело. Мои отношения с Влыдокой — это только мои отношения с ним. Му Цин упрямо сжал зубы. — Да ты хоть знаешь, что о тебе говорят другие? Се Лянь, конечно же, знал. Он прекрасно слышал брошенные в спину «шлюха» и «императорская подстилка», чувствовал презрительные взгляды и тихонько выдыхал, когда зубы Цзюнь У впивались в его шею, пока твёрдый ствол скользил между плотно сжатых бёдер, заставляя Се Ляня читать сутры настойчивее. Даже ложась под Владыку, он продолжал соблюдать обет безбрачия и удовлетворял только чужие потребности. — Я не против, лишь бы моему Сяньлэ всё нравилось, — проворковал Цзюнь У, осторожно прочёсывая чужие спутанные локоны гребнем. Обнажённый Се Лянь, сидящий у Императора между ног, устало промычал в ответ. Цзюнь У поцеловал его за ухом, добавив: — Но если милый Сяньлэ потеряет свои силы, он всё ещё останется богом и сможет брать силы у меня, — цепочка поцелуев продолжилась на плече, Се Лянь поясницей ощутил нарастающую твёрдость и жар. — А если что — создать новый фундамент с другим путём, я всегда буду рядом, чтобы помочь. Что думаешь об этом? Се Лянь не ответил. Лишь покладисто улыбнулся, развернувшись в объятиях, и призывно приоткрыл распухшие губы. Цзюнь У усмехнулся, поняв, что ему снова не ответят, но пошёл на поводу и с жадностью поцеловал. Медленно опускаясь спиной на смятые простыни и разводя дрожащие колени, Се Лянь чувствовал лишь одно. Страх. Страх, который даже спустя месяцы не прошёл, а лишь усилился, подпитываемый хриплыми стонами на ухо и ощущением чужого засыхающего семени между ног. Цзюнь У его не заставлял и не шантажировал, как предполагал Му Цин. Цзюнь У просто не оставил ему выбора. Это чувствовалось во властной хватке на тонкой талии, в том, как пальцы медленно накручивали шоколадные пряди на фаланги, как пекло место поцелуев и как спазмически сжималось горло, когда Владыка толкался в глотку особенно глубоко. Се Лянь знал, что если бы он не согласился на всё это, то Император ему ничего не сделал. По крайней мере, не сразу. И он очень не хотел думать о том, что стало бы с его жизнью и жизнью его друзей, которые каждый раз провожали его удручёнными взглядами. Се Лянь не мог позволить себе остаться без божественных сил в случае, когда ему нужно будет дать отпор. Но вопреки внутренней дрожи и опасениям, руки Владыки всегда были нежными, подарки самыми редкими, а поцелуи — всё-таки заставляющими терять голову и постыдно твердеть. И в момент, когда Се Лянь наконец перестал вздрагивать от неожиданных объятий и поглаживаний чуть выше колен, в Сяньлэ начались проблемы. А потом — первое изгнание. — Ай-яй-яй, — холодные руки с белоснежными рукавами сомкнулись на талии, — бедный, несчастный мой Сяньлэ. Ты-то думал, что раз позволишь Владыке трогать себя, где ему вздумается, то он всегда останется на твоей стороне, не так ли? Выгородит тебя, даже если предупреждал, что не стоит лезть в дела смертных настолько открыто. Но что в итоге? Самолично изгнал тебя, нацепил канги и заставил валяться в грязи. Разве на это ты рассчитывал, позволяя делать с собой все эти вещи? Се Лянь дрожал. Он чувствовал, как Бай Усянь, появившийся непонятно откуда, прижимался к его спине, и это было так похоже на то, как его обнимал Цзюнь У, что дрожь становилась сильнее. Принц схватился за голову, надеясь, что если он вырвет себе пару клочков волос, то монстр за его спиной исчезнет. — Уйди. — Я никогда не покину тебя, Сяньлэ, — доверительно шепнуло Бедствие, уткнувшись нижней частью жесткой маски в напрягшееся плечо. — Я не такой, как этот Цзюнь У, — одна рука скользнула вверх, забираясь под сбитый ворот грязного ханьфу, туда, где сердце разрывалось от страха и боли. — Я могу дать тебе больше, могу заставить чувствовать себя так хорошо, как он никогда бы не смог. Се Лянь взбрыкнулся. — З-заткнись! — дыхания после неудачного спуска с горы было быстрым и шумным, грудь тяжело вздымалась от гнева и отвращения. — Убери от меня свои грязные лапы! Бай Усянь рассмеялся, прижав заметавшегося принца сильнее к себе. — О, о чём подумал этот невинный цветок? Я говорил лишь о том, что могу помочь тебе отомстить. Неужели ты решил, что я захочу закончить то, что с тобой планировал сделать этот Цзюнь У? — и пусть лицо Бедствия было скрыто маской, Се Лянь чувствовал, как его горячее дыхание обжигало мочку уха. — Скажи честно, ты в тайне хотел, чтобы он овладел тобой? Желал, чтобы он тебя трахнул? Се Лянь зажмурился. Ему хотелось кричать и биться, но тело лишь сломлено дрожало. — Закрой свой рот. — А что, разве я ошибся? — хихикнул Бай Усянь, неожиданно убрав руку с талии и скользнув той принцу между ног. — Тогда давай я это исправлю. Если ты пойдёшь со мной, твой фундамент всё равно больше не понадобится. Ты наконец сможешь дать волю своим желаниям и раздвинуть ноги без опасений за свои силы. Холодная рука сжала его в районе паха, и Се Лянь почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. — Убирайся, — тихо, еле шевеля обкусанными губами. — Неужели думаешь, что я не смогу удовлетворить тебя? — притворно удивилось Бедствие. — Могу пообещать, что обиженным не останешься. Ты ведь ни разу не кончал с Цзюнь У, не так ли? — рука сжала сильнее. — Большее упущение с его стороны так ни разу и не испортив тебя до конца. — Я сказал: убирайся! — Се Лянь кое-как оттолкнул его и обнял себя за трясущиеся плечи, отползая к ближайшему дереву. — Мне не нужна твоя помощь ни в чём, просто, блять, сгинь! По голосу было слышно, что Безликий Бай усмехнулся, когда, скрываясь, кинул «это мы ещё посмотрим». Следующие 800 лет для Се Ляня были с попеременными успехами. Он собирал мусор, подвязывал волосы простой лентой, совсем позабыв, как это — ходить со сложными причёсками, украшенными коронами и цветами, и дрожал от бессилия, когда во снах эти причёски ему распускали чужие руки. Холодные. Он не говорил об этом даже Жое, но все эти годы его преследовали кошмары. В них над ним жестоко надругивались. Не каждую ночь, но довольно часто. В этих кошмарах всегда была белая маска, наполовину смеющаяся, наполовину плачущая. Она нависала над ним, сжимала не слушающиеся безвольные руки над головой и шептала «Сяньлэ», пока между ног бога всё горело болью и отвращением. Лицо заливало слезами, и обычно Се Лянь просыпался с ними на ресницах, пытаясь успокоить колотящееся от страха сердце. — Ну-ну, чего ты так боишься? — ласково спрашивало чудовище под маской, до боли стискивая чужие рёбра и закидывая сведённую судорогой ногу себе на плечо. — Тебе ведь так же хорошо, как и мне, правда? Нет, глотая рыдание, думал Се Лянь, нет, нет, нет! Это больно, это больно! Иногда во сне у него получалось контролировать своё тело и отталкивать Бедствие, но несмотря на все усилия его всё равно вжимали в кровать/пол/стол/стену/землю и брали сзади, ещё сильнее заставляя рыдать от унижения. А порой Се Ляню и вовсе удавалось столкнуть с насильника маску, пока тот вбивался в него размашистыми толчками. Он особенно не любил и боялся этих кошмаров. Потому что под маской всегда было одно и то же лицо. Лицо Небесного Владыки, с ласковой улыбкой спрашивающего, как он себя чувствует, разорванный им, испитый им и сломленный — тоже им. — Гэгэ, ты во сне кричал, — с беспокойством во взгляде поделился Саньлан — сбежавший из дома юноша, которому Се Лянь позволил остаться в своём полуразвалившемся храме на ночь. Подметавший пол Се Лянь на секунду напрягся, а затем, натянуто улыбнувшись, поспешил успокоить: — Ох, такое случается, когда я вижу плохие сны. А ещё когда в итоге узнаёт, что Безликий Бай и Цзюнь У это всё же один человек и хочет содрать с себя кожу, забившись в истерике в руках почти обезумевшего от ярости Хуа Чэна.