Помутнение

Ты возвращаешься домой. Солнце сверкает и отражается в водной глади Невы. Тепло и на душе очень хорошо. Ты недавно устроился работать в типографию благодаря очень хорошему знакомому, да и на должность хорошую. Самое хорошее — владелец пусть маленькой, но перспективной типографии, старый дедушка без родственников, да и больной чахоткой. Ты перед ним до конца будешь крутиться, вертеться, а он тебя куда-нибудь ещё лучше пристроит. Настроение — лучше не бывает. Возникает желание походить по улице до самого вечера, но нужно было торопиться домой — без тебя там никак. Чтоб не совсем лишаться радости, идёшь в кондитерскую и покупаешь там что-то сладкое. Ты, если честно, просто соглашаешься с молодой продавщицей, т.к. слишком опьянён своим хорошим настроением. Дома, наверное, поймёшь, что набрал какой-то дряни со своей первой зарплаты в типографии, но это неважно. Наконец-то, зашёл в свою квартирку, раскладываешь купленное и делаешь то, что надо было сделать сразу по приходу: — Родя! — кричишь так, что в соседнем дворе доносится, но зато наверняка услышит — Иди смотри, что принёс! Но что-то он не идёт. Впрочем, как обычно. Ты раньше злился немного, но теперь просто смирился. Понятно, что не виноват он. Ты идёшь в комнату, где под одеялом, укутанный с головой, лежит твой приятель — Родион Раскольников. Наверное, он сегодня и не вставал. Пару лет назад за это ты бы кровать ему перевернул — пусть не ленится, а то работаешь, пашешь как ишак, а он — лежит. Теперь уже не можешь позволить такого. Родя совсем плох. Существует где-то у себя в мирке, да и каком-то странном и страшном. На самом деле, много всего произошло, что привело к такому исходу. Сначала семья померла, потом старуху якобы зарубил, а потом какая-то Сонечка задавилась лошадью. Старуха на Родиона оказала огромное влияние. Никого он не убивал, хотя был странненький. Была у него теория, которой был одержим, но осознал, насколько глупо это всё, перестал даже заикаться о ней. Да только однажды пошёл долг отдавать к старухе, а обратно вернулся — скрытным стал, будто сделал что-то, опять про теорию начал. Потом пришли допрашивать и тогда-то Родя и лишился ума. Ты ведь даже сам поверил, что старуху убил он, да и друг верил уже. А потом оказалось, что Родион старуху застал уже мертвой, что пахнуть начало уже за несколько дней до появления Раскольникова, а он с месяц там не появлялся. в общем, оказалось, что не мог он никак старуху убить. Ты уже не помнишь как это доказали, ведь был занят Родей, который замкнулся совсем. Уже не меньше двух лет прошло, все и думать перестали про старуху, а Родя думает, что поймать хотят. Ты к нему садишься на кровать, опускаешь одеяло с лица, а мужчина закрывает его обратно: — Не подходи, вдруг и тебя заберут. Опять бредит. Когда бред у него начинается, совсем тяжело, но ты не отступаешь: — Родя, подъём! Идём, всякого накупил. А то, вон, плесенью уже покрылся, но мы тебя сейчас отчистим, не переживай! Но Родион никак не отреагировал. Ты бредёшь на кухню и завариваешь дешёвый чай, кладешь на тарелку какую-то из купленных булок и тащишь другу. Родион опять отпирается и несёт бред: — А если отправишь? Ты же тоже меня сдать хочешь? Решили, что не даюсь так, так самосуд устроите?! — он вжался в стенку и закрылся руками. Ты аккуратно расцепляешь их и подносишь чашку другу к губам, чтобы напоить. Мужчина пытается избежать этого, но жажда взяла своё и он тревожно, но пьёт сладкий чай. — Видишь? Не отравился! — Ты хлопаешь Раскольникова по плечу, но так, что бы он не принял это за акт избиения, — Поешь, попьешь и пойдем тебя отмывать. Ты сколько вон не брился? — Да ты и сам, погляжу, не очень-то за этим следишь... — У меня-то борода, а ты ж всегда брился. Жаловался, что обрастаешь быстро, — ты медленно пытаешься увести Родиона в ванную, заговорив и усыпив внимание. И действительно — пока вы спросили, путь до ванной был преодолен. Родя что-то ворчит, но ты уже намываешь ему лицо и сбриваешь некрасивую растительность на лице. Может, получится даже голову ему помыть, пока там кто-то не завелся. Вообще, лучше было бы обрить налысо, но было смутное предчувствие, что твой друг этого не оценит. Стоило только намочить ему волосы, сразу началась борьба, которую ты проиграл из-за страха навредить и без того слабому человеку. Ты ведёшь его обратно в комнату, достаешь чистое одеяло и укутываешь Родю. Тот начинает плакать. Это ты проходил. Обняв друга, слушаешь то, что уже наизусть выучил: — Зачем же я... Зачем же я... — Раскольников всхлипывает, никак не может закончить мысль, — Я ведь не старуху убил... Я себя... Ты прижимаешь его к себе, в попытках успокоить: — Никого ты не убил, Родя.. Помешательство у тебя... — Помешательство... Ещё какое... Зачем же я эту теорию... Не знаешь зачем, но задаёшь вопрос. Прекрасно известна тебе эта теория, но всё равно спрашиваешь: — Что за теория, Родя? Родион смотрит на тебя в ужасе: — Я не помню... Вот так вот. Теорию, на которой он помешался, он не помнит. — Это ничего, Родя, ты не переживай... Он резко вцепился тебе в плечи: — Когда меня поймают, когда доберутся до меня, ты помоги матери и Дуне... Я тебя прошу — ты помоги... — Всё хорошо будет. Ты не волнуйся... Ты гладишь друга по спине, а тот засыпает. Да, пусть спит. Сон для него лучше, чем помутнение. Сколько ещё продлятся его муки? Что с ним делать? Отдать к другим душевнобольным? Так, его же быстро не станет... Оставить так? А вдруг ему станет хуже? Ты совсем не жалуешься на жизнь, ведь способен наслаждаться ей, но что насчёт Роди? Эти вопросы ты задаёшь себе всё чаще и чаще, но так и не нашел на них ответа, да и вряд ли найдешь.