Как Крассиус Курио «Аргонианскую деву» ставил

- Доброго вечера, мутсера Крассиус Курио, сэр. Я по объявлению... - О, заходи, дружок, заходи смелее. Называй меня «дядюшка Крассиус». - Я... Хорошо, дядюшка. Мне сказали, что вы набираете труппу для постановки пьесы? Возможно, я мог бы пригодиться вам! - О, возможно, пышечка моя, возможно! Но сперва мне следовало бы проверить тебя в деле, узнать, как ты смотришься на сцене. Иначе, ты же понимаешь, если ты оконфузишься перед зрителями, я... просто выгоню тебя из Вивека прочь без единого септима! Клянусь, я так и сделаю! - Позвольте напомнить, мэтр, я же еще не провалился, возможно и выгонять меня не понадобится. Так в чем же будет состоять проверка? Мне нужно попозировать? Прочесть что-либо драматическое? Выучить роль за пару минут? - Нет-нет, ничего такого. Видишь ли, мой дорогой друг, спектакль ожидается весьма зрелищным, и главным зрелищем в нем будешь ты. Да-да, ты! И ты должен блистать! Давай посмотрим, сможешь ли? Мне нужно оценить твои внешние данные. Раздевайся. - Как - раздеваться? - Как, пышечка ты моя? Полностью, конечно, вплоть до колец и амулетов, если таковые у тебя имеются! - ..? - Быстрее, радость моя. Представь, что я зритель, я жду, а занавес все никак не поднимается. Ну же! - О, ну, неплохо. Совсем неплохо, молодой человек. Никакого жира, одни мускулы. Отлично. Тощий слишком, но это поправимо. Пару штрихов там, пару - сям - и получится мой герой! Можете одеваться уже, не стоит бегать нагишом в приличном обществе. Верно? - Так вы меня берете, дядюшка, сэр? - Определенно, дорогуша вы моя! Где же еще я возьму посреди Морровинда актера-неда? Жаль только, что ты не уроженец Сиродила, но загримировать бретона под имперца - пару пустяков. Несколько сложнее показать зрителю данмера, выдавая его за норда или, скажем, каджита. - А моя роль? Могу я с ней ознакомиться - или это пока секрет? - Конечно же можешь, конечно, зайка! Это моя новая пьеса, я назвал ее «Похотливая аргонианская дева». И она произведет фурор, уверяю тебя! Как там тебя звать, кстати? - Марцел, сэр... дядюшка. Прошу прощения, вы сказали «Аргонианская дева»? Здесь, среди этих зануд-данмеров? Мутсера, но нас же закидают гнилым бататом! - Именно здесь и сейчас! Эти зануды и ханжи просто никогда еще не видели ничего столь изящного, но при этом - простого и искрометного в своей гениальности, не побоюсь этого слова! - Ух, я вам верю, мэтр! Верю, конечно. Могу ли я хоть одним глазком взглянуть на этот шедевр? - Можешь, зайка, конечно можешь. Но пока - никому ни слова, не то я выбью этот самый глазок! Так, где же она? Где? А, вот! Держи, наслаждайся. - Мэтр, я нем, как данмерская гробница! Так... Вертихвостка, Крантиус Колто... Понимаю, мэтр, тонко... Ага-ага... О боги... Ха-ха, копье! Уф, мутсера, я бывалый актер и видел всякое, но тут меня бросило в краску! - Именно, пышечка моя, именно! А вообрази, как изумятся зрители! Мой «Танец с трехногим гуаром» уже немного подготовил их, но здесь все куда свежее... и острее. - И злободневнее, мэтр... дядюшка, сэр. Но скажите, кто же будет играть роль служанки? - А вот здесь главная загвоздка. Рабыни мне не подойдут, они слишком покорны для такой роли. А других аргонианок здесь, боюсь, практически нет. Видимо, придется возвращаться к идее с костюмом. Но это же все испортит, абсолютно все! Я просто в отчаянии. - Не переживайте, мэтр, у меня, кажется, есть идея. Не знаю, выгорит ли она, но попытаться определенно стоит! - Пышечка моя, друг мой Марцел, вы меня буквально спасаете! Просите что угодно, но достаньте мне Вертихвостку! - Я приложу все силы, Дядюшка. * * * - Ч-што тебе надо здесь снова, гладкошкурый? - аргонианин был явно не в восторге, увидав худого бретона в своей лавке. - Хочеш-шь снова уводить у меня покупателей? Будь оч-чень осторож-жен, я не потерплю такого больш-ше! У меня... - Да ладно тебе, Миун, старая ты ящерица, расшипелся! Я здесь только для того, чтобы предложить тебе немного заработать. Считай это... компенсацией за ранее причиненные неудобства, хе-хе. - Заработать? Как-кхим образом? - Абсолютно законным, друг Миун. Ну, может быть, чуточку непривычным. - Я не занимаюс-сь контрабандой, человек! Если ты об этом - исч-чезни из моей лавки! - Вовсе нет. Видишь ли, я знаю одного влиятельного господина - и ему нужны двое. Парень вроде меня - и почтенный аргонианин, такой как ты. Слово «искусство» тебе что-нибудь говорит? Нужно быть ближе к людям, друг Миун. И да, зови меня Марцел. - Мое имя - Миун-гей, человек! Не прос-сто «Миун»! - О, кхм, как скажешь. Марцел, зови меня Марцел.       Быть ближе к людям, которых он практически и не понимал, Миун-Гею не хотелось. Но почти то же самое ему говорила и Цразами - каджитка, что свела его с Братством. Она уверяла, что лишь этот «маленький недостаток» и портит впечатление о нем в «Их» глазах. А на сотрудничество с «Ними» у аргонианина были большие планы. Провести всю жизнь, зачаровывая тряпки для всяких проходимцев? Нет уж, увольте. Тех, кому он вынужден был улыбаться, скаля зубы, он мысленно представлял себе распростертыми на алтаре, так становилось немного легче. А тут и хорошая практика, да еще и плата. А септимы Миун-Гей любил, словно закоренелый имперец.       Правда сценарий пьесы, в которой он должен был отыграть небольшую роль, немного озадачил аргонианина. - Прос-сти, гладкошкурый... Мар-рцел, я боюс-сь, что ничего не выйдет. Здес-сь прямо с-сказано - служанка. С-самка. Зрители явно не обрадуютс-ся, увидав с-самца. - Брось, Миун, кхм... гей! Для здешних вы все на одно лицо. Вспомни, когда сам впервые приехал в Морровинд, небось не сразу понял, как отличить мужчину от женщины?       О да, Миун-Гей тогда порядком намучился... «Высокие, с шерстью у пасти - мужчины, маленькие, без шерсти - женщины» - повторял он как молитву. А эта проклятая привычка местных кутать свои лица от пепла! Эти особенности фигуры, которые скрадывала свободная одежда, а убедиться почему-то считалось недопустимым! Отсутствие рогов и хвостов! Приходилось обращаться к собеседнику в среднем роде: «Оно что-то хочет? Что оно спрашивает?», притворяясь, что плохо знает язык. Да, настрадался он тогда изрядно... - Вер-рно, друг Мар-рцел. Хорош-шо, мои рога не с-смутят мес-стных. Но почему имперец хвалит здес-сь ноги и хвос-ст самки... то есть служанки? - Он убеждается, что она - действительно сильна и способна выполнять работу быстро и в срок. - А копье? В чем смысл заострять внимание на полировке оруж-жия? - Понимаешь ли, друг Миун-Гей, данмеры - весьма консервативный народ, строго относящийся к слугам. Здесь те считаются чем-то вроде... имущества, неодушевленной вещи. Но вот тут сюжет акцентирует внимание на умениях, руках, ногах и силе мускулов служанки... твоих руках, Миун! Данмеры, если можно так выразиться, впервые увидят своих слуг созданиями из плоти... да, плоти и крови, живыми существами, а не бездушными исполнителями чужой воли! И в этом им поможешь ты, Миун! Ты откроешься этому народу и он устремится к тебе навстречу. Да, именно так! И именно твое тело, освобожденное от условностей одежд, спасет их!       О да, он, Миун-Гей, слуга своего великого господина, откроется этому народу, что поспособствует и другой его великой миссии! Как знать, может затем они, слуги Меррунза, смогут даже выйти из тени? - Я с-согласен, друг Марцел! Ос-ставь мне роль, я выучу ее с-сегодня же. И передай доброму гос-сподину мою благодарность! * * *       После того выступления прошел уже день, а до того пролетело два месяца напряженной работы. Наряды, репетиции, шлифовка каждого движения, бесконечные уговоры мэтра Крассиуса... Но самым трудным было убеждать упрямца Миуна - сохраняя при том постную и благостную мину на своем лице, когда почти неудержимо хотелось расхохотаться. Зато теперь Марцел мог смеяться вволю - и он смеялся весь вечер. И это было так приятно, скамп побери!       Актер из Миуна был словно из деревянного манекена - посредственный. Он ходил, говорил и делал то, что требовалось, но без души. Марцелу приходилось изворачиваться и импровизировать вовсю, чтобы скрыть это от мэтра и не провалить всю затею. Иногда каменное выражение морды аргонианина было даже к месту и Крассиус порой катался по полу со смеха - и было пыткой не присоединиться к нему в этом. Но нет, нельзя было все испортить! И вот - вечер представления. Он, Марцел, в роли сибарита Крантиуса Колто, одетый лишь в тончайшие шелка, только подчеркивающие красоту его тела, зажимает в углу служанку-Миуна, начиная практически развращать ее (его?). Под каменным взглядом последнего, так и не понявшего сути отыгрываемой им же картины, это было безумно смешно! Ему, по крайней мере. А зрители? Они сперва выглядели ошеломленными, шокированными, но по ходу представления таяли, словно отогревались душой. Послышались даже смешки. Крассиус Курио в первом ряду цвел, будто роза весной. А Миун все так же равнодушно-старательно отыгрывал свою роль, что на фоне мастерства Марцела казалось великолепным тоже, зрителям нравилось.       И вот - самый гвоздь представления - шутка о копье. И даже сейчас тупица-аргонианин ничего не понял... по крайней мере сразу. Уже потом, когда опустился занавес, оставляя несчастную «служанку» в объятиях ловеласа, отделяя их от бешено ревущего зала, Миун вдруг спохватился, его змеиные глаза широко раскрылись. Оттолкнув от себя бретона, он застыл в недоумении, а затем вдруг истошно завизжал. И этот визг зрители восприняли как финальную ноту представления, разразившись новой овацией. И Марцел не стал ждать, когда аргонианин придет в себя, а сбежал к мэтру, раскланиваясь с публикой вместе с ним. О да, он тоже заслужил эту минутку славы! Зрители были в восторге, картина получилась острой, какой им еще не доводилось видеть. И то, что строптивая рабыня была «наказана», только добавляло пьесе прелести в их глазах. * * *       Мэтр щедро расплатился с Марцелом, выдав тому не только гонорар, но и блестящие рекомендации в Морнхолдский театр, искренне сожалея, что тот ну никак не может остаться. Бретон ликовал, его жизнь бурлила яркими красками. А Миун-Гей? Аргонианин вернулся в свою лавку, униженный и опозоренный. Даже хищная красавица Цразами не смогла сдержать презрительную гримасу в беседе с ним. Она говорила, что ее хозяева несколько «разочарованы», но возможно это пройдет со временем...       Миун не верил таким попыткам утешить его. Свою истинную рекомендацию он слышал теперь каждый день от проходящих мимо вывески у его двери жителей, кривящих свои глупые плоские лица:       «Миун-Гей, зачарователь. Миун ге-ей?»