Достоинства и недостатки

Быть держателем архива, — значит, учиться новому каждый день. Это не сдувать пыль с книг, но протирать ее, как только вентиляторы компьютеров начинают хрипеть, это держать перед глазами огромные куски текста, но совсем бесконечные — в голове, это быть беспристрастным, но не отстраненным, смелым, но не самоуверенным, сильным, но не жестоким. Все откуда-то вытекает и куда-то течет. Дань Хэн действительно учился, и делал это неплохо. Это ведь и называлось освоением, в конце концов. Так работала система и так была создана иерархия. По этим законам движутся звезды и люди поднимаются наверх. Дань Хэн установил свой порядок и поддерживал его, каждый день смазывая винтики и шпунтики. В его молодых и, как он считал, не испорченных излишним любопытством руках это действительно работало — до какого-то момента: пока ходячий стелларон не пришел, не смахнул куда-то вниз пчелиное гнездо вместе со своей королевой и не пробил брешь в том, что функционировало идеально. Скорее всего, сам того не подозревая. Ходячее разрушение в человеческой оболочке. Патлы а-ля спасайся кто может и лыба хулиганская. Руки наглые, лезут везде. Стучат пальцами по кнопкам и лампочкам. Это было что-то нахальное, смелее выразиться — неприемлемое. Другое, пошлое. Словом, Дань Хэн не успел оглянуться, как влюбился. В отношения они с Келусом вступили не сразу. Намеренно — не скрывали, но Дань Хэн просил не распространяться. Пасовал. Здесь он тоже учился. И плюсов было много. Во-первых, Келус был красивый. Во-вторых, надежный. С ним было спокойно и хорошо. Дань Хэн понимал Келуса, по одной только искорке в глазах знал, что он хочет, и старался не размазывать кашу по тарелке — и давать, давать, давать. Кому-то же надо было. Дань Хэн был из тех, кто плед тихо поправит, заранее откроет нужную папку на компьютере, а когда поймет, что Келус вертел это все и приходит побыть рядом, — просто решит, какой они посмотрят фильм. Зная, что, на самом деле, и это неважно. Главное — вместе и рука к руке: и на миссиях, и на размазанном в углу комнаты матрасе. В-третьих, Келус не задавал лишних вопросов. Пару раз попытался, но к границам отнесся с уважением. Топтался, как жеребенок, по комнате и щупал каждый гербарий, изучал Дань Хэна через его работу, но на определенные темы держал язык за зубами. На данном этапе это устраивало их обоих — Дань Хэн даже переспросил на всякий случай. Один раз. Дань Хэн уже умел: делиться по вечерам личным пространством, не краснеть, когда целуется, почти не терять контроль, когда они ласкаются перед сном (Келус в последнее время оставался через ночь). Однако Дань Хэн все еще не умел: говорить о потребностях; делить кровать и мириться с тем, что воздуха ему по ночам в два раза меньше, а от тесноты и жара чужого тела ощущение, что по тебе едет экспресс; находить чертово время. Не, не так. Находить. Чертово. Время. Как назло этим мыслям, стук пронзил условную тишину архива. Келус просочился в комнату. Даже ответа не дождался — только игриво и бессовестно улыбнулся. Дань Хэн закусил щеку и надавил на лицо подушкой. Химеко пару дней назад настойчиво попросила его сформировать отчет по архивной фауне. Подробный такой, с характеристиками каждого вида, и чтоб ясно было, чем какая-нибудь оляпка печальная от кривоклювой отличаются. По полочкам, с плюсами и минусами. Выслала на имейл перекособоченный шаблон и на прощание угрожающе помешала кофе. Дань Хэн только послушно кивнул, а Келус, узнав, сказал между ними, что Химеко гомофобка, а потом — что обе эти оляпки печальные. Оттого что кривоклювые. Дань Хэн даже хмыкнул. Конечно, это была неправда, ни то ни другое. Время за этой писаниной растянулось на столетие. Дань Хэн старался уделять внимание одновременно всему: и оляпок сравнить, и шаблон отверстать, и мальчику своему время выделить — но по итогу как будто оставался у разбитого корыта. И это раздражало. Что что-то — не в его контроле. Вчера даже вежливо попросил Келуса из архива, если ничего срочного, и закрыл дверь, даже не посмотрев, обиделся ли. — Я это… проведать зашел. Келус цепко схватил подушку, бросил рядом и улегся. В нос ударил запах его одеколона — обычного и невитиеватого, как таблица два на два. Дань Хэн закрыл глаза и принюхался: пахло более терпко и ядовито, чем обычно. Значит, Келус правда переживал. Будто согласившись с этой мыслью, на щеку Дань Хэна аккуратно легла ладонь. Он чуть кивнул головой навстречу и прикрыл глаза. Келус провел пальцем до подбородка. Под ложечкой засосало. — Скажешь что-нибудь? — Работаю, — ответил Дань Хэн и бросил короткий взгляд. — Утютю. Келус проворчал и достал телефон. Лента под его пальцами проносилась, как бешеная — возмутительно быстро. Дань Хэн глянул украдкой: даже не лайкает ничего, и от этого стало как-то неприятно, волнительно и прохладно. Келус встретился с ним глазами и активнее заклацал пальцами по телефону. Уже жалуется кому-то, наверное. Дань Хэн тяжело выдохнул. Пустой отчет, смотревший с экрана ноутбука, выдохнул еще тяжелее. Иногда Дань Хэн просто ненавидел учиться. Особенно когда ты выбираешь и ищешь. Какая вам инопланетная фауна — здесь и своей было с головой, успевай только записывать да следить внимательно. — Мне жаль, — сказал Дань Хэн, — в следующий раз я уделю тебе на час больше. — А? — Келус уставился на него и рассмеялся. — Я же шучу, эй! Дань Хэн грустно прыснул и изучил свои ногти: осматривал их форму и ровную поверхность пластинок, изгибы и аккуратные, необкусанные валики, думал о том, что, будучи в одиночестве, знал, как распределять себя. А на двоих — совсем не мог. Когда работаешь с кем-то, кто не ты, становилось тяжело даже от бытовухи и прочего барахла. Его прошлое принадлежало только ему, но не будущее, которое, возможно, придется делить, как лоскут ночного покрывала. Размышлять и анализировать было как-то триггерно. Даже кошмары и те привычнее были. А Келусу — хоть бы хны. Он у них импровизатор и фантазер, а ни фантазии, ни гибкости у Дань Хэна не было. — Эй, не теряй меня, — продолжал Келус, и Дань Хэн поймал себя на том, что все это время слышал его, как через подушку, — ты меня слушаешь вообще? Дань Хэн помотал головой. Келус засмеялся громче, протараторил что-то на своем языке и поцеловал. Дань Хэн смягчил взгляд. Ему нравились губы Келуса, добрые такие и теплые. Он коротко поцеловал в ответ. — Я постараюсь найти побольше времени. — Да плевать, — ответил Келус, — я не понимаю, что завал, что ли? Не пропадай просто больше, напиши раз в день, что окей — и окей. Можешь и это не писать. Просто не уходи в себя. Со мной не надо графики составлять. Договорились? — Просто моя рабо… — Мы договорились? Келус смотрел — и видно было, как старается: не надавить и не перегнуть. Взгляд его был настойчивый, но теплый. Согревающий и обволакивающий, как мед. Странный он был, конечно, человек. Даже без расписания живет. На самом деле, Келус как будто и ответа не ждал — только выпрашивал что-то глазами и руку на плечо положил. Дань Хэн облегченно вздохнул и поцеловал — чуть глубже. Договорились. — Может, все же закроем сегодня дверь? — шепот Келуса согрел губы. Дань Хэн хмыкнул. — Завтра, — пообещал он. — Останешься, пока пишу? Я… соскучился. Келус кивнул. Иногда он действительно приходил просто позависать, и Дань Хэн все еще привыкал, но — не возражал. Может, это его такая особая тренировка. В любом случае глазу стало намного спокойнее, когда Келус был в архиве: ковырялся в телефоне, голову чесал, бросал улыбку в ответ, когда взглядами пересекались. Многому надо было учиться. В конце концов, это тоже было частью системы. Без ввода не будет вывода, без недостатков — достоинств. Какой-то целый мир, где все друг друга страхует и поддерживает. Где можно разок не посмотреть на ночь фильм, чтоб разобраться в себе; принести шоколадку, чтоб убедиться, что все хорошо; поцеловать, когда не просят, чтоб обозначить присутствие; положить голову на плечо, чтоб быстрее работалось; пойти на уступки и запереть дверь сегодня, чтоб от хорошего секса прийти в себя и понять, что оляпки и правда друг от друга ничем не отличаются.