Многоножка

Джаз прекрасно осознавал, что во время испытания у учителей были развязаны руки. Никто не обещал бережного отношения и сдувания пылинок. Взрослые уже не раз доказали, как умело лгут, обманывают и используют наивных детей в своих интересах, спасибо «учителю», что просветил. И Джаз, честное слово, не чувствовал себя обиженным. Смысл обижаться на то, что ты сам оказался недостаточно быстрым и сильным, чтобы избежать ловушки? Или что попал в неё специально, веря, будто выдержишь пытки. Он заранее оценил риски и знал, на что шёл. Наставник Марбас был дьявольски хорош в пытках, а как иначе, если это его специализация? В какой-то мере Джаз был даже восхищён его методичным и строгим подходом. Ни капли лишних эмоций, он прекрасно знал, как использовать все эти жуткие инструменты и не видел причин смягчать наказание лишь потому, что Джазу больно. В этом весь смысл пыток, разве нет? После испытания Джаз даже совершенно спокойно ходил на лекции и слушал учителя так, словно ничего страшного не случилось. Сам по себе Марбас не вызывал у него ни страха, ни отвращения, хотя он и оставил однажды после урока и вполне искренне спросил, не злится ли на него Джаз — видимо, к выжившим полагается проявлять сочувствие. Тогда Джаз заверил, что всё в порядке и в принципе не солгал: физически он был здоров и не трясся от любого громкого звука. Правда был нюанс. Интересно, сколько демоны могут не спать, чтобы не видеть кошмары? Кошмары напали на Джаза спустя две недели после пыток: травмирующий опыт, да, он читал, такое бывает. Сперва Джаз полагал, что ему будет сниться учитель Марбас, кровожадно пилящий его ногу, однако реальность оказалась совершенно иной. Чёткого образа угрозы Джаз не видел, лишь ощущал, что она есть, из-за чего по спине начинали бегать мурашки. В первый свой кошмар он оказался вновь прикованным к кресту. Окровавленные топоры, пилы, щипцы и электрошок… Всё это он уже пережил и почти с гордостью подумал, что выдержит опять, ха, легкотня ведь. А затем услышал тихие щелчки. Самое главное для вора — его руки и чувства. Если ты слышишь дыхание спящих хозяев дома и коварный скрип половиц, то тебя никогда не заметят. Если ты чуешь запах псины, то обойдёшь лежанку на цыпочках. Если твои пальцы чуткие и пластичные, то ничего не строит обнаружить крошечные зазубринки на сейфе или почувствовать едва заметные натёртости на кнопках, чтобы подобрать верную комбинацию цифр. Глухой, слепой и безрукий вор — значит мёртвый вор. Да даже без одного из органов восприятия жить будет куда тяжелее, чем со всеми. Игольчатая многоножка могла лишить Джаза жизни. Всё, что он умел — это воровать. И если он постепенно потеряет связь с пальцами, если ослепнет или оглохнет, то родители попросту вышвырнут его на улицу как бесполезную сломанную вещь, которая больше не приносит пользы. Брат-то понятно, он никогда не считал Джаза кем-то стоящим, так что и помогать бы не стал. Куда бы тогда Джаз пошёл? Смог бы идти вообще или ему было бы уготовано ползти, пока не откажут ноги и какой-нибудь добрый демон добил бы его из жалости. Многоножка оплела шею, её жёсткий хитиновый панцирь царапал кожу. Джаз чувствовал это во сне так же ярко, как и наяву. Только во много раз ярче и острее, и если тогда голос учителя отвлекал от липкого страха, а терпеть заставляла чёткая цель, то сейчас ужас буквально разорвал на клочки остатки воли. Электрический разряд пронзил тело, отчего на коже проступили ожоги и лопнули сосуды, разливаясь гематомами. Джаз стиснул зубы, чтобы не орать, но это было бесполезно — многоножка била его током, пока он не прекратил дёргаться, бессильно повиснув в путах. Игла пронзила кожу и начала проталкиваться глубже. Нервы рвались, словно нити, Джаз чувствовал каждый дюйм, который проходила игла, чтобы добраться до основания крыльев. Он согласился бы на что угодно: пусть его и дальше пытают водой, бьют электричеством, пусть сломают ноги или вырвут зубы, но…не так же! Когда игла достигла цели, Джаз заорал, а затем содрогнулся: желудок спазмами выталкивал из себя сок. Хорошо, что он ничего не ел с вечера, иначе захлебнулся бы собственной рвотой. Боль накатывала волнами, одна за другой, становясь всё сильнее. Следом за ней приходило онемение. От лопаток вдоль крыльев растекалось тепло, после которого Джаз не мог почувствовать уже ничего: ни жёсткости креплений, ни холода металла. Он в панике попытался пошевелить пальцами и не смог. И вот тогда впервые заплакал. Конечно, на испытании он этого не делал, но во сне-то кто его осудит? Кошмар был настолько реальным и так мощно давил на психику, что очнулся Джаз в слезах и с мерзким привкусом во рту. Он был мокрым насквозь и трясся, как при лихорадке. Страшно было открыть глаза и увидеть собственные неподвижные, бесполезные руки. Он крепко зажмурился, но это не помогло: измученный разум подкинул картину ещё хуже, где от воздействия яда его руки начали гнить заживо. Сперва отслоились ногти, затем слезла кожа, открывая нежное розовое мясо с прожилками вен, и в конце фаланги пальцев просто отваливались, пока Джаз зубами не отгрыз это ужасное гнилое мясо, оставив себе культи на уровне предплечий. Он почти поверил в то, что действительно отгрыз себе руки, потому что полностью очнулся, когда вонзил зубы в запястье и едва не попал в вену. — Это не моё дело и в целом ты можешь заниматься всем, чем хочешь, но раз ты ночуешь в Королевском классе, а не дома, а ещё грызёшь свои руки и плачешь, то наверное тебе стоит… — Помоги мне, Сой, — сипло попросил Джаз. Ему было почти не стыдно, что одноклассник увидел его в таком состоянии. — Я не могу… это слишком. Пурсон кивнул и исчез. Позовёт Ируму, понял Джаз и свернулся калачиком на принесённом из дома одеяле. Ирума точно придумает, как избавиться от кошмаров. Он прогонит многоножку.