***
И очень долгим, но Сайно это предвидел. Оба его противника не любили быструю игру: Тигнари окружил себя добротным хиллом, аль-Хайтам тратил уйму времени на использование карт действий, ведя неспешную контратаку. Сайно же привык к быстрым и эффектным боям, что не давали противнику даже времени на использование нужной карты. Но сегодня он играл с самыми нудными людьми всего Тейвата. Поэтому пришлось подкорректировать стратегию для долгой игры. И он практически слышит синхронный тяжкий вздох, когда вновь отражает атаку вовремя подвернувшейся картой. Ему так нравятся те искры напряжения, что сгущаются в воздухе, как сгущается Электро в глубине воды. Они слишком хотели выиграть, чем и выдавали себя с головой. Сайно практически смешно. Неужели они думают, что он настолько слеп, что не понимает очевидного? Не понимает, почему, бездна возьми, они сейчас в душном кабинете матры размениваются картами? Да потому что, и аль-Хайтам, и Тигнари слишком принципиальны и порой не умеют выражать очевидное словами через рот, предпочитая петлять, намекать, но сказать прямо, когда так страшит гипотетический отказ, — вот еще! И Сайно бы очень страдал, если бы не его около божественная кровь и способность ощущать чувства простых смертных практически осязаемо. У Сайно внутри все кипит от осознания, что он играет на желание с одними из самых влиятельных людей Академии. От осознания, что оба присутствующих не прочь разложить его на этом столе, скинув все дайсы и карты к самой бездне, внутри вспыхивает крошечный пожар. Для того, чтобы заметить отнюдь не дружеское влечение Тигнари, не требовалось никакого всевидящего ока. Этого мальчишку можно было читать как открытую книгу: и вздернутые вверх от заинтересованности ушки, и возбужденно мечущийся хвост выдавали чувства с головой. Что же Сайно? Сайно нравилось. Нравилось наблюдать, как чужие щеки краснеют от случайного столкновения пальцев или прикосновения к чувствительным ушкам. Но еще больше ему нравилось думать о том, что будет, когда Тигнари сорвется. В том, что это произойдет, он совершенно не сомневался. И даже помогал приблизить этот момент. Ушки Тигнари трогательно вздрагивают. Сайно делает вид, что не при делах. Аль-Хайтам начинает с подозрением коситься на них, когда щеки Тигнари красноречиво вспыхивают, выдавая небольшую шалость с головой. И Сайно мастерски делает вид, что не при делах. — Не очень умное решение, — комментирует он нарочно спокойно и холодно поспешный ход разнервничавшегося игрока, с удовольствием отмечая, как в чужих глазах всполошились непонимание, смущение и похоть. Он практически видит, в каких позах Тигнари готов отыметь его за то безобразие, что он творит. Сайно видит. И продолжает дразнить: водит пальцами ног (он открывает для себя новый плюс своей босоты) по чужой голени, осторожно поддевая край штанины, отчего Тигнари подрагивает мелко, но так очаровательно. Скрывая едва заметную коварную улыбку за веером карт, Сайно заходит дальше и ведет ногой выше по вмиг напрягшимся бедрам и останавливается в опасной близости от чужого паха. На миг кажется, что все присутствующие слышат, как Тигнари нервно сглатывает. Аль-Хайтам же, видимо, даже не подозревающий, какой срам творится аккурат под этим самым столом, продолжает игру и использует взрыв стихий. Отряд Сайно остается без щитовика. В картах действия остался последний цыпленок в медовом соусе. Чтоб его бездна. Вдобавок еще и не меняется в лице, оставаясь отстраненно задумчивым. — Неужто уже думаешь, какое бы желание загадать? — язвит Сайно, убирая наконец ступню с чужого стула. Тигнари заметно расслабляется, хоть и выглядит разочарованным. Секретарь не меняется в лице, но от его слов что-то внутри делает кульбит: — Можешь не переживать, я уже давно решил, что загадаю. Сайно словно невзначай облизывает губы. И давит в себе желание спросить, как это давно они с Тигнари решили его трахнуть. «Очень давно» — довольно хмыкает подсознание. Действительно, анализируя сегодняшнюю игру, можно было сделать вывод, что план его оппоненты вынашивали давно. Вот только они недооценили своего соперника. Ведь Сайно, хоть и не был выпускником Хараватата, парочку древних языков и шифров знал, что и помогло ему просечь, что якобы «всего-лишь-задумчивое-постукивание-пальцев» Тигнари оказалось ни чем иным, как попыткой связаться со своим соучастником. О том, что они соучастники, можно было догадаться даже по ходу игры — ну не мог аль-Хайтам просто так поддаваться Тигнари! Сайно подобная подготовка даже льстит. Его действительно считали соперником, которого не одолеть честным путем. Какая честь! Он даже не злился на то, что целью всей их затеи была такая низменная пошлость. Наоборот, это делало все интереснее. На кону не стояла честь. Сайно более чем уверен, что, даже если он проиграет, никто не заставит его выполнять это желание. На кону стоял интерес. Как далеко каждый из присутствующих готов зайти, чтобы получить желаемое? Сайно давит усмешку. Где-то в глубине души ему нравилось называть себя "желаемым". За окном солнце только начинает заваливаться за горизонт, а из игры выбывает первый участник. Тигнари вздыхает: — Я был к этому готов, — и не выглядит ни капли расстроенным. Действительно, его союзник-мошенник ведь все еще в игре. Солнце едва коснулось своим покрасневшим боком верхушек деревьев. Аль-Хайтам молчит, Тигнари неверяще смотрит на исход. Сайно смотрит на них поочередно, дожидаясь ответных взглядов. «Вы очень наивны» — стучит он по столу на их же шифре. Хвост Тигнари нервно бьет по бедрам, а аль-Хайтам выдает ровным тоном, словно это не его жульничество сейчас разоблачили: — Не тяни. Твое желание? Сайно улыбается.***
Его кидают на кровать почти грубо. Тигнари ловким движением седлает его бедра, обвивает мягоньким хвостом талию, приятно щекоча голую кожу. Аль-Хайтам чудесным образом оказывается за спиной, дразнящим движением очерчивает мышцы пресса и поднимается выше, своими большими руками заползая под и так ничего не прикрывающую ткань. Сайно давит первый стон в собственной ладони, но Тигнари практически сразу отодвигает его руку, заглушая все постыдные звуки требовательным поцелуем. Всего слишком много и слишком мало одновременно. И это так чудесно, так правильно. Архонты, он словно сгорает заживо. Все чувства обостряются (и Сайно бы пошутил, что это все же реакция Разрастание, а не Обострение, но даже он понимает, как некстати придется эта выходка). Аль-Хайтам мучает, нарочно медленно сжимает крепкую загорелую грудь и шепчет прямо в чужое ухо так жарко: — Если ты все знал, почему не предложил сразу? Сайно смеется хрипло, отрываясь наконец от обжигающих губ Тигнари: — Так бы вы были менее взбудоражены. И давится всхлипом, когда Тигнари как бы невзначай проезжается по болезненному возбуждению своим (и Сайно расценивает это как месть за недавнее растление), практически сразу вновь приподнимаясь на коленях. — Подразнить нас хотел? — мажет губами по изящной шее дорожкой торопливых поцелуев, неожиданно кусает легонько в сгиб плеча. Сайно в ответ жалостливо вскрикивает, — Что ж, теперь не обижайся. Да как на такое можно обижаться?! Его страстно трогают-гладят-ласкают со всех сторон в четыре руки, и Сайно кажется, что он тает. Как под жарким солнцем пустыни, только гораздо приятнее. Он выгибается навстречу до трогательного изгиба в спине, и аль-Хайтам щекоткой пробегается по его выступившим ребрам, задерживаясь на подтянутом животе. — Прекрасный, — шепчет он на самое ухо, прикусывая мочку, и Сайно жалобно скулит, потому что этого слишком мало, — Такой отзывчивый и чувствительный. И для Сайно, для его мечущегося в сомнениях сердца, это чересчур постыдно. Он не понимает, какие чувства испытывает к ним обоим. И, подставляясь под заветные касания, он забывает обо всех терзаниях, отдается мимолетному удовольствию с головой. И Тигнари с аль-Хайтамом поступают так же. Все проблемы и недосказанности — будущим им. Где-то внизу Тигнари одним рывком стягивает с него сразу ремень, шорты и белье, оставляя Сайно совершенно открытым для их голодных взоров. — Кто из нас..? Тигнари нерешительно смотрит сначала на аль-Хайтама, затем все же на Сайно. Аль-Хайтам за его спиной, скорее всего, проделывает похожий ритуал. Сложно описать, какая буря из желания и страха разворачивается внутри Сайно в этот момент. Но страсть побеждает. Сайно призывно раздвигает бедра: — Оба, — и дороги назад уже нет. Тигнари (на удивление) первым выходит из оцепенения и достает из сумочки какое-то масло. Аль-Хайтам хватает его под колени, разводя ноги еще шире. Звякает крышечка, и в воздухе разливается мягкий аромат падисары. — Ты готовился к..? — не успевает договорить, как щедро смазанный палец Тигнари проникает внутрь, ровно на всю длину. Безо всякого сопротивления. Тот на это довольно фыркает: — Тот же вопрос и к тебе, — и Сайно надеется, что его румянец не так сильно заметен. Два пальца скользят внутри непомерно хорошо, задевая изнутри все нужные точки и заставляя мозг Сайно медленно таять. О архонты, что они с ним делают! Аль-Хайтам не перестает шептать на ухо всякие непристойности, и Сайно даже рад, что за маревом наслаждения он не может осознать их в полной мере. Его руки на бедрах, что так крепко сжимают, не позволяя свести ноги и хоть немного прикрыть постыдную наготу, ощущаются так правильно, словно там им всегда и было место. Три пальца внутри двигаются уже с трудом (в конце концов, Сайно не был уверен в том, что это все-таки случится), и Сайно извивается как пустынный змей, лишь бы уйти от неприятного чувства и вернуть ту негу, что была до этого. Но аль-Хайтам перехватывает обе его ноги под колени одной рукой и прижимает к груди, и, о архонты, это неописуемо смущает и возмущает. — Золотой, если будешь так дрыгать ногами, заедешь мне по голове, — ворчит Тигнари больше заботливо, чем взаправду сердито, отодвигаясь и приподнимаясь на коленях, чтобы заглянуть Сайно в лицо, — Но, если тебе неприятно, мы остановимся на этом. Только не это. Сейчас, находясь меж двух огней, — неловким, но заботливым Тигнари и уверенным, но резким аль-Хайтамом — прекратить все это кажется пыткой, чем-то невозможным, неправильным и ни за что, пожалуйста, нет-нет-нет... И он протестующе мычит, не в силах вымолвить ни одного смущающего слова. Но аль-Хайтам и Тигнари смотрят обеспокоенно и выжидающе (он и так был абсолютно уверен, что никто не будет на него давить, но почему-то сейчас этот факт заставляет сердце сжаться), и приходится сломать остатки той гордости, которую он похоронил где-то в разыгранных картах и удачных дайсах. И в тишине комнаты, словно даже весь мир вокруг замирает и прислушивается, раздается молящее: — Продолжайте.***
Растаяв в поцелуях-ласках-касаниях, Сайно не замечает, как к узким и узловатым пальцам Тигнари внутри добавляются длинные и широкие Аль-Хайтама, и это одуряет. Этого много, чересчур, внутри все отзывается на каждое движение, и Сайно бесстыдно всхлипывает куда-то в сторону, практически умоляя перейти уже к действиям. Он хочет, нет, ему нужно, чтобы его хорошенько оттрахали. — Я готов, пожалуйста, — слишком грязно, слишком развратно стонет он, уже даже не пытаясь выглядеть хоть немного собранным. На щеках мокрые дорожки от перевозбуждения, которые так приятно сцеловываются чужими губами. Всего сейчас слишком много. Но если это "много" не увеличится, Сайно не знает, что будет делать. Где-то внизу Тигнари измывается над его бедрами, кусая и зализывая нежную, согретую песчаным солнцем кожу, выше же аль-Хайтам водит свободной рукой по груди, порой легонько царапая соски или наоборот тягуче и медленно их оттягивая, вызывая у Сайно мгновенную жаркую дрожь. И вновь же Тигнари (или все же аль-Хайтам?) проезжается подушечкой пальца прямо по нерву внутри, а покусывания-поцелуи-царапанья уже и так довели его сердце до состояния бомбы замедленного действия. И он готов взорваться до фейерверков перед глазами, но член пережимают у основания, и это чувствуется как самое большое упущение в его жизни. — Забыл? — аль-Хайтам держит крепко, и Сайно практически готов избить его, — Ты кончишь только от наших членов. "Это ведь и было твое желание" — остается невысказанным. — Тогда, будьте добры, засунуть их наконец в меня, — шипит он гневно, срываясь в конце на стон, потому что Тигнари, устав от их распрей (и от столь долгой подготовки тоже), вытаскивает пальцы резко, и пустота внутри кажется как минимум черной дырой. Пальцы аль-Хайтама выскальзывают следом, и Сайно бы никогда не подумал, что можно страдать от пустоты как от самой ужасной пытки. — Развернешься, котик? — Сайно уже понял, что разговорить аль-Хайтама, по всей видимости, может только секс, — Хочу наконец рассмотреть твое милое личико, — приходится подняться на дрожащих ногах, чтобы неловко упасть прямо ему в руки. Ноги действительно стали ватными, а грудь аль-Хайтама кажется отличной подушкой. Звякают пряжки ремней. И Сайно никогда не был так не уверен в себе. Они в него не поместятся. Но до жути хочется. Сайно бегло осматривает ровный, рельефный, с розовыми крупными (и это слово в принципе очень хорошо подходило) венками член аль-Хайтама, оборачивается и видит менее внушающий шириной и длиной (но... это правда узел?) член Тигнари. И желание закипает в нем с новой силой. Он должен это ощутить. Сайно призывно выпячивает задницу, отчего Тигнари, до этого выливающий приличную порцию масла на свой член, ощутимо сглатывает. Руки аль-Хайтама аккуратно раздвигают ягодицы в стороны, и Сайно горячо и жарко оттого, как же он сейчас открыт перед ними, как же сильно он хочет их, как же сильно они его возбуждают, а он возбуждает их. Тело точно под статусом Заряжен выгибается и отзывается на все разом и так буйно, каждая клеточка тела желает поскорее приблизить пик наслаждения, пик максимального удовольствия. Тигнари неуверенно мажет головкой члена по раскрытой дырочке, и Сайно всхлипывает уже отчаянно, тыкаясь носом куда-то в плечо аль-Хайтама: — Прошу. Аль-Хайтам ведет ладонями выше, успокаивающе гладит по спине: — Просишь чего? Сайно подается бедрами назад, дрожа уже от каждого прикосновения, и шепчет потерянно: — Пожалуйста. — Солнце, если чего-то хочешь, нужно выражаться более понятно, — нежный поцелуй куда-то в висок, — Мы же не телепаты, чтобы читать твои мысли. "Конечно, вы не телепаты. Вы — сволочи" — думает Сайно почти обиженно, пока Тигнари, о архонты... Теперь Сайно знает, что шершавый язык Тигнари может не только лекции в Амурте читать. — Хватит, — молит он, но Тигнари не отстраняется, продолжая вылизывать своим блядским языком его изнывающую без члена задницу. Он толкается внутрь самым кончиком, и Сайно воет, пара капель слез обжигает грудь аль-Хайтама. — Вернемся к разговору, — говорит он спокойно и размеренно, словно до этого они обсуждали прогноз погоды, — Чего ты хочешь? Да они, блять, издеваются. Сайно и до этого думалось не очень, а теперь к этим развратным рукам и действиям добавился язык Тигнари, так тщательно вылизывающий его изнутри. — Прошу, вставьте, — он едва ли понимает, что вообще сейчас несет, тело не слушается, колени подгибаются, а аль-Хайтам удерживает его ноги так широко, не давая отстраниться или сжаться, — Вставьте в меня, — хнычет, едва ли слова его вообще хоть кто-то слышит, — И трахните до звезд перед глазами. Разочарованный и одновременно облегченный стон срывается с губ практически сразу, как чужой язык исчезает, оставляя его без постыдных ласк. Позади Тигнари мурчит, как огромный кот. — Умница, — поцелуй куда-то в скулу, и руки аль-Хайтама вновь занимают полюбившееся место, нежно поглаживая кожу цвета вареной карамели. Тигнари пристраивается долго, Сайно готов кричать и ругаться из-за его медлительности и осторожности, но стоит головке протиснуться внутрь, становится не до этого. Внутренности обжигает, после нескольких пальцев пульсирующий член возвращает потерянное удовлетворение, и это, чтоб его, невыносимо. Хочется большего, он слишком долго терпел. Сайно, не успев одуматься, дергается назад, слышится характерный шлепок кожа о кожу и удивленно-потерянный стон (и не только со стороны Сайно). На секунду кажется, что он действительно видит звезды. Или конкретно одну, большую и яркую, что, подобно облаку, опутывает его глаза, его тело и разум. Все эмоции словно пробуждаются разом, почти сразу же засыпая. Тело приобретает новую волну чувствительности, и Сайно слишком ярко ощущает, как его крепко держат за бедра, не давая упасть. Первым, что он наконец видит после путешествия до Селестии и обратно, становится спокойный и ясный взгляд аль-Хайтама. — Настолько понравилось? — тихо, щекоча особенно чувствительное сейчас ухо, шепчет он, — Дальше – лучше. — Может, перерыв? — тихо предлагает Тигнари, даже не выходя из него. И его член ощущается внутри так правильно, что Сайно возбуждается снова и слишком агрессивно мотает головой. — Какой же ты жадный, — довольно улыбается аль-Хайтам, нарочно поглаживая чувствительный после недавнего оргазма член, отчего Сайно отчаяннее цепляется за его плечи. У Сайно все мысли плавятся от ощущений, от касаний, от того, как член Тигнари внутри пульсирует, стоит ему случайно сжаться слишком сильно. Чувство собственной желанности, осознание, как он их возбуждает – все это опутывает разум пеленой забвения, уходя приятным чувством в низ живота, грея изнутри и посылая по всему телу микроимпульсы сладкого удовольствия. По бедрам дразняще пробегается хвост Тигнари, поцелуй приходится куда-то между крыльев-лопаток, и Сайно задыхается от гиперчувствительности, от нежности и от того, как между ног проезжается головка второго члена. Сайно прикусывает губу и наконец понимает, к чему вели все эти любезности. — Тише, солнце, — ласково ведет ладонью по груди Тигнари, оставляя невесомые, словно крылья бабочек, поцелуи на шее, — Мы хорошо тебя подготовили. Выгибая спину, подставляясь под поцелуи, Сайно действительно расслабляется, и второй член проскальзывает внутрь, раздвигая стенки до предела и вырывая из груди протяжный стон. Аль-Хайтам едва ли меняется в лице, но его щеки определенно краснеют сильнее, а дыхание становится более прерывистым: — Потрясающий, — шепчет на выдохе, на пробу чуть выходя из Сайно и одним движением входя обратно. У Сайно перед глазами взрываются фейерверки. Ноги подкашиваются, тело перестает слушаться окончательно, когда его за бедра поднимают, затем опуская обратно тягуче медленно. С двух сторон доносятся развратные звуки: со стороны Тигнари – несдерживаемые полустоны-полумурчания, со стороны аль-Хайтама — утробные, едва слышные вздохи. И это сводит с ума. Подмахивая непослушными бедрами, Сайно глубже насаживается на члены, отчего хватка на боках усиливается, грозясь оставить синяки. Но ему так безумно хорошо, что подобные мелочи отходят на второй план, освобождая внимание для ощущения таких хороших глубоких толчков и укусов-поцелуев везде, куда его партнеры могут дотянуться. В голове путаются все впечатления, перемешиваясь в один комок пошлого удовольствия, что узлом тянет в низу живота, и Сайно, больше не отяжеленный собственным смущением, стонет так громко, что не факт, что даже толстые стены кабинета Академии смогут удержать все эти звуки непотребства. Но ему, если честно, уже глубоко все равно, насколько эта "встреча" останется приватной. Внутри его так хорошо заполняют, проезжаясь каждый раз по заветной точке, что перед глазами все плывет, размывается яркими кляксами, словно у него перед глазами вдруг замаячили сразу все звезды Тейвата. За спиной раздается тихий скулеж, и он чувствует, как узел на пульсирующем внутри него члене стремительно набухает. Сайно кажется, что он полнейший и бесповоротный извращенец, раз ему нравится подобное. — Пожалуйста, — тянет он так жалобно, чтобы никто точно не посмел отстраняться. Мысль о том, что никто бы и не стал, тешит его самолюбие. Его хватает лишь на пару толчков, прежде чем излиться куда-то на живот аль-Хайтама, хоть к нему ни разу так и не прикоснулись. Дальнейшие непрекращающиеся движения вызывают у него и его разнеженного после оргазма тела тихие всхлипы, но чужие руки (Сайно слишком устал, чтобы различать) гладят по волосам нежно и любовно, а на ухо шепчут: — Еще немного. После этого "еще немного" внутри точно что-то взрывается, и Сайно чувствует, как его заполняют. И он в который раз убеждается, что он извращенец. Потому что ну не может нормальным людям такое нравиться. Тигнари над ним пытается неловко отстраниться, но тщетно. Кажется, этот узел оставил их в столь неловком положении минимум на полчаса. — И-извините, — неловко шепчет, прижимая виновато ушки к голове. Аль-Хайтам, продолжая пропускать длинные снежные пряди сквозь пальцы, лишь качает головой, мол "ничего страшного". Сайно же медленно проваливается в дремоту, где-то на периферии сознания шепча: — Кажется, теперь я с вами повязан. И он определенно слышит очень тяжелый вздох Тигнари (который явно больше не смущался этой ситуации) и едва слышное хмыканье от аль-Хайтама. Проваливаясь в сон, Сайно думает, что не против засыпать так чаще.