Хороший образ

      Их диалог начинается весьма клишированно-заурядно, как у всех медийных персон. Хотя для зрителей нужно сделать вид, будто вы большие фанаты и совсем точно хоть что-то друг о друге знаете, вы деловые партнёры в лучшем случае. Пара селфи, взаимные сториз, случайно оказаться вместе на одной фотографии — мелочь, а в твиттере это сто раз перепостят. И обязательно расхвалить друг друга в соцсетях после мероприятия, надо поставить напоминалку. Дежурная встреча, каких нужно устроить с как можно большим количеством артистов, пока есть шанс. Ничего не предвещало.       Ян не сразу понимает, что проснулся не в своём номере. Трудно определить это, когда все они почти идентичны; отличие он находит только в чужом свитере среди раскиданных вещей. Позже он понимает, что, вообще-то, все раскиданные вещи — не его, и что ему влетит по первое число за спонтанный секс посреди поездки. Его уже наверняка обыскались, так что лучше собираться, пока не поздно, но так лень. Из ванной идёт приглушённое мычание: кто-то напевает под нос очень знакомый мотив, причём этот кто-то очевидно мужского пола. Впрочем, не то чтобы это играло большой роли.       Неизвестный внезапно поёт вслух всего пару нот, и голос слишком узнаваемый, чтобы с кем-то спутать: «Samo mi se spava», игривой интонацией как в конце песни, после смеха. Затем он начинает говорить сам с собой, очевидно, по-сербски. Польский слух улавливает пару слов, но смысл в общем — нет. Спросонья это раздражает, и Ян, не подумав, выкрикивает: — Можешь говорить по-английски? — Jебати, — переводчика не нужно, чтобы понять смысл, да и Лука переходит на английский сразу после, — Ты проснулся? — Полагаю, — Ян наконец находит силы подняться с кровати, — Что вчера произошло? — Может, сам догадаешься? — Не маленький, понимаю. Но как?       На вопрос ответа не следует. Похоже, Люк сам не знает, как. Ян потягивается, зевает и заходит в ванную комнату. Серб стоит перед зеркалом в предоставляемом отелем халате и орудует кисточкой из нюдовой палетки. — Первым делом макияж, — Ян улыбается, — Боишься, что они увидят, как карета превращается в тыкву? — Кто — они? — Люди. — Доживёшь до моих лет — увидим, кто здесь тыква, — хоть комментарий колкий, но в нем не чувствуется желания обидеть, только попытка отшутиться. Ян решает не продолжать этот разговор и всё-таки разобраться, как это они выбрали именно друг друга из всех людей на фестивале. Нужно зайти издалека. — Сколько ты вчера выпил? — спрашивает он и облокачивается об стену. — Сколько раз мне кто-либо сказал «за мой счёт», столько раз и выпил. — Тебя тоже угощают? — Артистов всегда угощают. Уж не знаю, на что они надеются, но жаловаться не собираюсь.       Последнии штрихи, и Люк откладывает тени: пришло время блеска для губ. — А у меня есть визажисты в команде, — то ли хвастается, то ли пытается поддержать разговор Ян. — Ага, тебе они правда нужны, — пауза на нанесение блеска, — Ладно, шучу, у меня тоже есть. А ещё у меня есть образ, которого нужно придерживаться.       Люк, похоже, закончил с макияжем. Он поворачивается к Яну и хлопает своими длинными ресницами, а потом нарочито манерно с придыханием произносит: — Вот такой образ.       Ян ощущает на себе действенность этого образа. Как-то слишком часто бьётся сердце, к щекам подступает тепло, и хвала небесам, что он уже держится за стену. — Тебе нравится? — Кто? Образ? — Ян чувствует, что голос как-то непривычно дрожит, когда он осознаёт, что с этим человеком он вчера занимался сексом, — Хороший. — Мне тоже нравится, — Люк делает аккуратный шаг вперёд, наступая сначала на носок, — У тебя тоже интересный сценический образ. В жизни ты правда совсем не такой. Его лицо в паре сантиметров от лица Яна, между ними аккумулируется жар. — А жаль.       Розмановски сглатывает. Его не напрягает такое поведение Луки, отнюдь, но всё равно коленочки трясутся. Замечая это, Люк смеётся, причём своим обычным смехом. — Прости, не хотел напугать, — он улыбается совсем робко, будто неловко самому, и Ян расслабляется: они в одной тарелке. — Я не испугался. — Прекрасно.       Они встретятся ещё раз, уже после конкурса и гастролей. Это выйдет как будто случайно, но они оба знают, что нет, что Лука поменял всё свои планы как только узнал, что Ян приезжает в Прагу на какое-то мероприятие, а тот поехал только из-за слухов, будто Люк Блек там появится. Они подойдут друг к другу и заговорят искренне по-дружески, даже не успев притвориться коллегами. Янн соврёт, что отдал все свои двадцать голосов за Сербию, потому что нужно показаться романтичным, а Лука сразу раскусит блеф, но поблагодарит так, словно это правда.       Они выйдут на балкончик с бокалами: Ян с каким-то коктейлем «для девушек», Люк — с крепким виски; беседа будет продолжаться так долго, что пара десятков фанатов успеет заснять их с улицы. Которым-то из них они даже попозируют. Не успеют они договориться, в чьей номер пойдут по окончании вечеринки, а в соцсетях уже успеют обсосать их дуэт со всех сторон. Сойдясь на том, что лучше пойти опять к Люку, они будут до последнего оттягивать момент: слишком уж здорово они разговаривают, слишком хорошо друг друга понимают, чтобы затыкать себе рты поцелуями.       Ян проснётся с мыслью о том, что влюбился, но быстро опомнится. Лука всё ещё будет спать с небрежно размазанным макияжем на лице и нелепо отвисшей челюстью. И только Розмановски попробует поцеловать своего собутыльника в губы, как тот очнётся, испуганно поправит волосы и сам затянет Яна в поцелуй.       И после этого они встретятся ещё не раз. Не как любовники, а как друзья, и по-дружески будут трахаться, не ожидая от этих отношений никакого развития. Никаких «жили долго и счастливо», просто два парня, которые слишком замечательно ладят. Никаких страданий и слёз в подушку у поляка, никаких сомнений и метаний у серба, а если вы такое увидите — это всё неправда, это вообще не из-за его, мы взрослые, в конце-концов люди, сами разбирёмся со своими тараканами и бабочками.