Блестящий вечер

— Белла. Джеффри не сразу понимает, что обращаются к нему. Только когда Джонатан трогает его за плечо и повторяет, он поворачивается и… — Скажи это, Белла. Скажи громко, кто я. — Боже правый, ты идиот! В отличие от экранного Эдварда Каллена, на Джонатане не джинсы, а излюбленные классические брюки. Ох уж эти лондонские джентльмены — за сотню лет стиль почти не изменился. Сам-то Джеффри остановился на старом добром милитари — в каком только дерьме он не был в погоне за кровососами. Как показала жизнь, практичность вещей важнее красоты. Их встречи происходили реже, чем хотелось, и от долгой разлуки драгоценные минуты вместе ценились еще больше. И в этот раз они потратили время на Сумерки. Белла, по мнению обоих, выглядела совершенно не аппетитно: Джонатан как опытный врач предположил, что у нее, скорее всего, анемия или проблемы с носом, вроде синусита или гайморита — иначе бы она не держала рот открытым. Джеффри тогда заметил, что, возможно, у нее аутизм, ибо в здравом уме мало кто стал делать бы то, что делала героиня Кристен Стюарт. Возможно, Джеффри тогда ошибся, и аутизм был у Джонатана. Потому что этот невозможный лондонский джентльмен пришел к Джеффри в одних классических брюках… и блестках. — Ты боишься? — продолжает Джонатан нелепую игру на одного, и Джеффри чуть не отвечает, что боится умереть от стыда. Сдерживается, потому что Джонатан опять смотрит на него так, как это делает только он. Со всей любовью и надеждой сделать приятно, с трепетной благодарностью за то, что Джеффри раз за разом к нему возвращается. И с затаившейся в уголках глаз виной за то, что когда-то поддался и обратил его в вампира. Для таких, как Джонатан, самыми страшными палачами являются они сами: пусть прощение давно получено, сожаления о содеянном будут глодать их кости даже после смерти. Джеффри десятки раз говорил, что больше не злится и его все устраивает, он готов сказать это еще столько же и даже больше. Но потом, не сейчас, когда вся кровь, что осталась в нем после недавнего перекуса донорской кровью, приливает к члену. — Я разочаруюсь, если там нет блесток, — ворчит Джеффри и тянется к его брюкам. Джонатан в ответ только тяжело вздыхает. Понятно. Джеффри запечатлевает на его животе поцелуй. Конечно же, Джонатан не стал заниматься такими глупостями, как обмазываться блестками от и до. Член его, совсем не блестящий поначалу, таковым быть перестает уже при первом прикосновении осторожных губ. — Иди сюда, — требует Джеффри. — Покажешь мне, что было бы, если бы Белла не страдала расстройством личности? — усмехается Джонатан. Коленом он утыкается прямо между разведенных ног и слегка прижимает его к паху. Джеффри вздрагивает и прикусывает кожу на бедре Джонатана. Словно в ответ на это, блестящий член дергается вверх. Джеффри приподнимается и проводит языком от пупка до груди, а затем медленно насаживается ртом на головку. Это так нелепо. Вампиры — это клыки, ночь и кровь. Что было в голове у той женщины, которая решила показать вампиров именно так? Возможно, ее стоит навестить и показать, почему вампиров называют кровососами и детьми ночи. Или хотя бы кинуть клич среди вампиров — может быть, кто-то уже навестил эту полоумную. Тогда появится повод избавиться от еще одного вампира. Джонатану он, конечно, говорить об этом не будет. Ни сейчас, когда тот так шумно дышит, ни потом, потому что Джонатан человек науки и ему вовсе не обязательно вспоминать свое боевое прошлое. Кончает Джонатан так же неожиданно, как началась их маленькая игра в Сумерки — хватка в волосах усиливается, а затем сразу ослабевает. Джеффри лень убирать диван, поэтому он только сжимает губы и заставляет кончить себе в рот. Не ожидавший Джонатан пытается отстраниться, поэтому несколько капель все же попадают на лицо. — Ох… — выдыхает он, а затем медленно поднимает руку и стирает собственную сперму пальцами. С пару секунд он рассматривает ее, а затем показывает Джеффри. — О… ну… ожидаемо. Семя блестит и от этого почему-то становится так смешно, что Джеффри не может сдержаться. Он смеется и быстро облизывает палец до того, как Джонатан по-джентльменски решит его обо что-нибудь вытереть. Его собственный член трется через ткань домашних штанов о колено Джонатана. Ему не откажут в ответной услуге, однако если он и дальше будет смотреть на эти блестки, то кончит скорее от смеха. — Полагаю, теперь мне надо в душ? — догадывается Джонатан, а затем наклоняется и резко поднимает его на руки. — Эй! — возмущается Джеффри и пытается отстраниться, потому что блестки будто оживают и начинают великую миграцию с груди Джонатана на одежду Джеффри. — Нам в душ, — самодовольно поправляется этот невозможный лондонский джентльмен и несет его в сторону ванной. Ладно, совместный душ экономит воду. А если они отдрочат друг другу в воде, то у них еще есть шанс не испачкать блестками весь дом. Главное, чтобы Джонатан не решил вспомнить, как они смотрели Песнь моря про девочку-тюленя.