Жара

      Мало того, что воздух был жарким, так ещё и влажным. Он оседал на коже липкой испариной, из-за него отсыревал порох в ловушках для ракьят, что делало невозможным отражение возможной атаки. Эта неделя просто отвратительно жаркая: градусник неизменно показывает почти пятьдесят, лишь ночью красная линия милостиво укорачивается до сорока-тридцати семи. Ваас готов проклинать все на свете. Солнце шпарит так, что, того и гляди, марихуана задымится. Никакого огнемёта не потребуется.       Отвратная погода не намерена меняться, и всему виной грёбаный антициклон.       Сегодня от случайной искры взрывается склад с горючим, которым планировалось заправлять машины следующий месяц, и Ваас собственными руками кидает в огонь чёртового придурка, решившего закурить рядом с бочками. Столько бабок — всё в жопу!       Ваас звонит Хойту, объясняет ситуацию и просит войти в его положение; такие вежливые разговоры его утомляют и бесят. Он ненавидит быть вежливым и почтительным. Хойт называет его жопоруким мудаком. Монтенегро сообщает ему, что не получится искать новых рабов без транспорта, и это срабатывает.       В последнее время спрос упал даже на дамочек. Для огромного бизнеса это смерть, но еще хуже будет, когда рынок опять расширится, а предложить покупателю будет нечего. Так что Ваас проглатывает ярость за "тупого гондона" и "бесполезного психа" и сухо благодарит за понимание. Когда-нибудь он пристрелит этого зажравшегося ублюдка.       В общем, последние два дня — просто чертово ёбаное дерьмо и сраная хуйня. Кто-нибудь, застрелите его нахуй.       Еще и припасы подходят к концу. В последний месяц на горизонте не появлялось ни одного контрабандиста или поставщика оружием. Приходится экономить. Новых атак никто не совершает, все ждут и получают пиздюлей просто так.       Ваас бросает все дела и влезает на вышку, когда на горизонте появляется корабль. Несколько мгновений он вглядывается в пятна желтой краски на корпусе, затем заряжает сигнальный пистолет и стреляет в небо. Синий огонёк взлетает в воздух.       Через полминуты с корабля отвечают: красный, зелёный и жёлтый патроны выстреливают один за другим и красиво снижаются, падая в воду. Ваас отвечает теми же цветами и спускается вниз.       Для продавцов существует всего один отличительный знак — заляпанный жёлтой краской корпус. Система сигнальных огней используется вместо радио, чтобы повстанцы не смогли перехватить разговор. Синий цвет обозначает вопрос «Что продаешь?» Красный — «оружие», жёлтый — «боеприпасы», зеленый — «провизия».       Ваас никогда не видел этот теплоход раньше, но выбирать не из чего: на базе заканчивается даже пиво, а его всегда должно быть в избытке. Патронов и гранат осталось только на то, чтобы птичек пострелять да рыбу поглушить. Так что пока корабль приближается, начальник пиратов садится за стол и набрасывает список расходов. Придется знатно потратиться.       Проходит около десяти минут. Ваас уже ждёт на причале, он вштырен и хочет поскорее закончить с закупкой. Как базой, так и аванпостами по всему острову управляет он, но пираты, что их держат, занимаются добычей припасов и поиском оружия сами. Проще распределить по острову сумму денег, отвечающую запросам каждого опорного пункта, чем компостировать себе мозги проблемами подчинённых. Несколько демонстративных наказаний поумерили желание разбазаривать бабки, и проблем с тех времен почти никогда не бывало.       База же вмещает в себя обширную территорию с полем конопли и фермой, где выращивают свиней, запускать её не годится. Здесь постоянно находится более ста человек, и каждый должен что-то жрать и чем-то стрелять.       Корабль чем-то напоминает недавно захваченную «Ностальгию», что бессовестно потопил мудак-Белоснежка, только несколько богаче. Ваас с парой пиратов взбирается по лестнице и видит перед собой лишь пятерых парней с оружием и в форме. Один из них, одетый в гражданку, но с кобурой и рацией на поясе, безошибочно определив в нём лидера, выходит вперед и протягивает руку.       — Мари́сэ Шварцмеер, — представляется новичок.       В том, что он новичок, Ваас уже не сомневается ни на долю. Поднаторевшие в деле распространители всегда большие загорелые мужики с отвратными мордами и огрубевшими от бухла и сигарет голосами, но только не этот молокосос. На вид ему от силы лет двадцать пять. Длинные чёрные волосы, светлая кожа, чистая одежда, немецкий акцент.       Ваас не любил новичков, гораздо приятнее работать с проверенными людьми. Стабильность отвратных рож и прокуренных голосов успокаивает.       Хойт, впрочем, относился к «салагам» довольно снисходительно и всегда разрешал проявить себя, чего только стоят его показушные выступления перед новобранцами, заканчивающиеся, как правило, сожжением особо неудачливого по жизни дикаря или же заведомо выигрышным поединком с оным. Ваас показуху не любил, не смотря на желание выступать. Под наркотой его всегда тянуло на сущий бред, и это вызывало веселье, но трезвый он морщился от воспоминаний о спектаклях.       — Меня интересует основательная закупка. За полтора месяца ни одного корабля на горизонте, блять!       Марисэ отвечает на его матерное восклицание слегка удивленным взглядом, но затем вежливо кивает. С приподнятыми бровями и распахнутыми глазками он кажется еще моложе, это раздражает. Сосунки нравятся только разжиревшим богатым покупателям, любящим нерасточенные задницы и сочные губки.       Ваас готов поставить «Берег Хуберта», что этого салагу еще никто не ебал.       Рука у него тоже нежная — кожа на суставах не огрубела от постоянной физической работы, значит — хозяин. Либо же это еще один зеленый птенец, которых остров съедает пачками, а затем выплёвывает одни косточки.       Почему-то казалось, что и то, и другое сразу.       — Что конкретно вас интересует, мистер Монтенегро?       Что ж, хотя бы не стал перечислять, как это делают совсем уж идиоты. Раздражение Вааса недовольно ворчит, но оседает, и он отвечает на вопрос, предварительно сообщив, что предпочитает обращение по имени.       — Боеприпасы к «Калашу», М133, ПКМ’у, «Скорпиону» и СВД. Гранаты. Заряды для РПГ. Броники. Бухло. Много бухла.       Ваас ожидает смятения, поскольку молодёжь любит продавать навороченные модные штучки, пользующиеся большей популярностью у наёмников, а вот простые, проверенные вещи недооценивает.       — Нет проблем, пройдёмте. Можете взять ваших парней с собой, Ваас.       В итоге выходит гораздо дешевле, чем Монтенегро ожидал. Он рьяно торгуется, сводя всё к тому, что не доверяет новым людям на рынке, поначалу срезав едва ли не половину — на это Марисэ раздраженно взвивается и напоминает ему о качестве, но соглашается с тем, что взялся за дело лишь недавно. Он так и сообщает покупателю, что это его первая сделка, и Ваас с удивлением смотрит на заострившееся в раздражении лицо.       — А что? — шипит торговец. — Это стоит скрывать, ja?       Монтенегро замечает у него на языке штангу и улыбается. Какой чудный раздражительный мальчик.       — Не психуй, блять, — предупредительно бросает он, хлопнув его по плечу. — Покупатель всегда прав.       — Покупатель всегда пидорас. — Шварцмеер дёргает плечом. — Я не собираюсь поступать, как идиот, и уплывать, но просто знай, что это возможно устроить.       — Да ладно, блять? Может, это я могу психануть и уйти?       Шварцмеер осёкся. Его молодое лицо не создано для того, чтобы скрывать эмоции, и Ваас видит, что он зол.       — Ладно, окей. Двадцать пять процентов — мое последнее слово. Мне нужно чем-то платить моим людям зарплату. Они не станут работать в тех же условиях, что и пираты.       Ваас даже расстроился. Он-то думал как следует поцапаться, разогреться, поматериться, может, даже демонстративно выйти на улицу, но никак не ожидал, что Шварцмеер так быстро сдастся. Вот в этом все новички: они либо гнут такую цену, что впору посылать их нахуй, либо оказываются слишком покладистыми, что аж скучно. Нет, двадцать пять процентов — это очень круто, хотя и не настолько, как сорок, и уж тем более не как пятьдесят. Почему-то Ваасу кажется, что контрабандист в лучшем случае покроет расходы, при этом ничего не заработав, либо заработав самую безделицу.       — По рукам.       И теперь уже он протягивает руку, и вновь поражается контрасту: кожа Шварцмеера по сравнению с его — молоко и сухой песок берега, омываемый лазурью. Вот уж точно Белоснежка, куда тому бестолковому Броди, вдруг понимает Ваас.       Подумав, пират крепче сжимает узкую ладонь и дёргает на себя.       Успокоившийся распространитель явно не ожидал этого, поскольку вздрогнул и тут же упал ему в объятия. Салага.       Ваас целует его, обхватив поперек спины, и ожидает сопротивления. Марисэ и впрямь пытается отстраниться, но затихает после пробной попытки, поняв, что ему явно недостает сил, и сдаётся так же, как со скидкой. Целовать его приятно и немного необычно: штанга задевает зубы и едва слышно стучит, но это мелочи, так даже интереснее. Тонкие ладошки оказываются у Вааса на груди, и он тянется следом, когда пират отодвигается.       Чёрные глаза кажутся пьяными, как будто нарисованными.       — У тебя или у меня? — спрашивает контрабандист тихим голосом и часто дышит.       Ваас удивлён. Пропал его «Берег Хуберта», как пить дать пропал!       У изнеженного распространителя наверняка имеется собственная каюта со всеми удобствами, начиная душем и заканчивая мягкой кроватью, но Ваасу это безразлично. Да и потом, он хочет кое-что проверить, так что отвечает:       — У меня.       Шварцмеер кивает, и когда они выходят на палубу, пират замечает на его щеках румянец. Это так умиляет, что он хочет подпрыгнуть и захлопать в ладоши.       Марисэ быстро отдает какие-то команды по поводу продукции, пишет на листке, сколько и чего нужно погрузить на причал, затем говорит, что вернётся через час. Ваас тем временем отдает приказы пиратам снизу: позвать побольше ребят, чтобы помогли с погрузкой, и те бегом скрываются в ближайшем бунгало — единственном, где есть канал с порнухой.       Мужик постарше берёт начальника за локоть, и Монтенегро слышит, как он спрашивает:       — Послать кого-нибудь с тобой?       — Если через час не вернусь, то пошли.       Ваас ловит напряженный чёрный взгляд, и ему хочется аплодировать. Парень хорош, чрезвычайно хорош собой.       — Откуда ты? — спрашивает пират, когда тот останавливается посередине его бунгало, рассматривая скудное убранство.       Матрац вместо мягкой кровати, дырка в стене вместо окна. Не особо шикарно, а, щёголь?       — Лейпциг, — коротко отвечает парень, неловко застыв.       До Вааса доходит, что он боится. Если у себя на корабле — своя территория, свои люди — он еще выглядел более-менее спокойным и уверенным, то здесь казался как будто меньше. Как он вообще стал распространителем? Что-то тяжело поверить в его собственную инициативу.       — У тебя в семье кто-то занимался продажей?       Марисэ понимает причину его вопроса и отвечает:       — Отец, но он погиб две недели назад.       По радио играет какая-то претенциозная скучная хуйня без намека на искусство, и Ваас хочет переключить, но Шварцмеер удерживает его за руку.       Ваас смотрит на длинные пальцы без украшений, затем на голубоватые вены, выступающие под кожей, и думает, что парень просто дурак. Его пираты на то и называются пиратами, чтобы грабить корабли, и стоит ему только подать знак, как подчинённые обсядут теплоход новичка, словно пчелы — оборзевшего шершня, а самого распространителя он заберет себе как трофей. Людей на его корабле не так уж и много, и даже ящики с оружием им не помогут — рекруты Вааса тоже не пальцем деланы. На крайний случай, можно в них снарядом пальнуть, и все хранящиеся на соломе гранатки вмиг погребут корабль на дно. Другое дело, что до дна абсолютно недалеко, так что пираты даже смогут кое-чем поживиться перед тем, как от теплохода останется один металлолом.       — Знаешь, а я ведь могу не пустить тебя обратно, — говорит он, подтолкнув контрабандиста к деревянной стене бунгало. — Стоит мне только пожелать, и мои люди разграбят твою железку быстрее, чем ты штаны снимешь. Не стоит идти к незнакомым мужикам в логово.       Желаемый эффект достигается с первых слов. Теперь Шварцмеер смотрит на него совсем другими глазами, на его лице проявляется испуг и недоверие. Под чистой одеждой и напускной серьезностью оказывается трусишка.       Ваасу хочется взвыть от восторга. Парень прекрасен! — чего только стоят заострившиеся черты и возникший в глубине омутов огонь. Начальник пиратов почти восхищен, когда Шварцмеер выхватывает из кобуры пистолет и дёргается в сторону двери.       Ему хочется небольшой схватки: он валит торговца оружием на пол, когда тот указывает на него дулом, слишком бестолковый и испуганный, чтобы выстрелить. Распространитель растерян и взбешен, он тяжело дышит, придавленный к грязным доскам, его хвост полотном раскидывается по полу. Удерживая одной рукой пистолет, пальцами второй Ваас проводит по шелковым шнурам, вьющимися на конца: волос прохладный и гладкий, прикасаться к нему одно удовольствие.       — Мы так не договаривались, — шипит Марисэ яростно и беспомощно.       Он не пытается освободиться, и что-то подсказывает пирату, что можно продолжить. Возможно, это навеваемое положением чувство вседозволенности, но ему кажется, будто страх в глазах пленника смешивается с любопытством, когда он проводит пистолетом по его лицу. Гладкая кожа прогибается под давлением металла, Ваас любуется дрожью ресниц и движениями потемневших раскрытых губ. Время кажется замедленным, как в фильмах.       — Ты сам дал согласие, когда решил пойти со мной, — напоминание срывается само собой, хотя гораздо больше Ваасу хотелось сорвать с парня одежду, — и ты был очень, очень неебически наивен, если решил, что попал в избушку к бабушке, amigo.       Марисэ шипит, словно дикий кот, и пирату доставляет удовольствие его мучить. Он отстраняется, заводит руку назад, кладет торговцу на пах и сжимает. Реакция зажигает. Тело под ним взвивается, Шварцмеер стонет сквозь сжатые зубы, и Ваас понимает, что он возбуждён. Осознанное удивляет: этому слащавому немцу нравится пожестче?       Приподнявшись, он расстёгивает на распространителе ремень. Тот яростно дёргается, когда пират отвлекается от пистолета, и пытается выхватить оружие, но Монтенегро хитрее и опытнее — через мгновение Марисэ уже лежит лицом в пол, и Ваас прижимает его к грязным доскам ногой.       — Сколько прыти! — восхищается он, вдавливая колено между лопаток.       Ремень по-прежнему в его руке, и он знает, что с ним делать.       — Не связывай меня, — цедит пленник. — Мы так не договаривались!       — Ты шлюха, что ли, чтобы я с тобой договаривался?       Шварцмеер ощёривается на этот комментарий и цедит какие-то слова на немецком, но Ваасу все равно. Он дёргает контрабандиста за связанные руки вверх, тот поднимается на ноги и оборачивается к нему с горящей на лице ненавистью, и ничто другое так не выдаёт его растерянность, как уставившиеся на мучителя внимательные глаза. Монтенегро резко толкает его к стене, почти бросает — тот ударяется затылком, с грохотом врезавшись в дерево, пытается совладать с болью.       — Тебе это нравится, amigo, — говорит пират, остановив ладонь на выпуклости на брюках.       Марисэ на это не отвечает ничего: тяжело рычать проклятия, когда твое горло крепко сжимают. Распространитель подчиняется, когда Ваас большим пальцем приоткрывает его губы, очерчивает их контур и проталкивает внутрь. Чёрные глаза закрываются, затем снова распахиваются, стоит лишь возобновить ненавязчивые, но чувственные поглаживания внизу. Шварцмеер дрожит, сглатывает и сжимает зубы на первом суставе, но не кусает. Жар его рта сводит с ума.       Парень покорно следует за Ваасом, когда тот тянет его за собой, и неловко отвечает на поцелуй. Целовать эти сочные губы и впрямь очень приятно. Марисэ, поддавшись победителю, вторит действиям пирата, и во всех его действиях нетерпение и покорность.       — Bitte, — слышит Ваас в ту секунду, когда притрагивается губами к незащищенной воротом шее, — bitte…       Голос, каким это было сказано, сообщает Ваасу даже больше, чем требуется.       Пьяные глаза смотрят с нетерпением, и Ваас толкает торговца оружием к расположенному в углу матрацу — его непритязательная постель. Шварцмеер опускается на колени, смотрит своими жгучими углями снизу вверх, затем припадает губами к бедру пирата, прокладывает дорожку вверх, целует вздыбленную камуфляжную ткань. Пират подчиняется этой молчаливой просьбе, раз Марисэ так хочет, и освобождает жаждущий ласки член из штанов. Распространитель ловит его губами, поглаживает языком головку, и все мысли начисто выметает из башки. Ваас лишь кладет руку парню на затылок, управляя им, и ловит кайф.       Марисэ определенно не девственник — в движениях его языка и губ нет ни малейшего смущения или неловкости, он беспрекословно подчиняется ненавязчивым намекам ладони на своем затылке. Шварцмеер очень старается, не трудно догадаться, что эта отнюдь не простая работа ему нравится, но Ваас не намерен портить аппетит, придя на трапезу. Не без сожаления он отстраняет любовника от себя и развязывает ему руки. Получив полную свободу действий, тот помогает пирату раздеть себя, и тяжело дышит, покрываясь испариной. Не нужно никаких слов: Марисэ с первого раза понимает намек и встает на четвереньки, слушаясь слегка надавившей на поясницу руки.       Ваасу приходится потратить несколько драгоценных секунд, чтобы метнуться к шкафу с вещами за смазкой — она осталась от какой-то из местных шлюх, но сейчас была очень кстати. Шварцмеер наблюдает за ним сквозь приспущенные ресницы: тот набирает на пальцы немного геля, кружит вокруг входа, затем легко проталкивает внутрь сразу два под рваный полустон-полувздох.       Черт побери, как же он был хорош!.. Как сильно он сжался в ответ на проникновение, как чувственно застонал, прогнувшись лозой в позвоночнике! Ваас качнулся назад, придерживая парня за бёдра и наблюдая за тем, как его член преодолевает сопротивление мышц и устремляется вглубь. Тугая плоть жадно обхватывает его, Ваас стонет от обрушивающегося на него с каждым новым движением удовольствия. Марисэ тяжело дышит под ним, невнятно говорит что-то на своем чудно́м языке и двигается навстречу.       Монтенегро надавливает любовнику на плечи, заставляя его лечь, одной рукой зажимает ему рот, а второй крепко держит за волосы. Он яростно двигает тазом и слушает стоны, прорывающиеся сквозь пальцы. Звук влажных шлепков разносится по бунгало.       Пират даже замедляется, чтобы понаблюдать за разворачивающимся действием: блестящая черная копна, рассыпавшаяся по плечам и спине — похоже, он порвал распространителю резинку — натруженные лопатки и изогнутый от удовольствия позвоночник, соблазнительные ямочки поясницы и аппетитные, упругие полушария ягодиц.       — Нравится, недотрога?.. — насмешливо спрашивает Ваас, наклонившись к его уху.       — Hör nicht auf... bitte dich…       Шварцмеер оборачивается, облокотившись на руку, проходит буквально секунда — Ваас плюхается в колдовскую черноту его глаз, сдается колоссальному притяжению его алеющих губ. Он припадает ко рту контрабандиста, Марисэ изворачивается ещё сильнее, и жадно отвечает, сдерживая стоны.       Монтенегро не может ни о чем думать, но в голове, словно на зацикленной записи, звенит только одна мысль: он великолепен, великолепен, великолепен... велико...ле...пен!       Черные озера глаз окатывают его горячей волной, а затем гаснут, напоследок любовно и жадно мазнув по лицу. Ваас с глухим рыком толкается в напряжённое тело в последний раз, стискивая плечи контрабандиста, и вцепляется зубами в холеную кожу. Шварцмеер дёргается, с его потемневших губ срывается киношный стон. В качестве небольшой компенсации пират нежно целует слегка припухший след от укуса.       Марисэ опустился на матрас полностью, перебросив волосы на другое плечо. Он похож на кота, улёгшегося погреться на солнышке. Как будто подведенные кайалом глаза лениво скользят по одевающемуся начальнику пиратов. Вскоре Шварцмеер следует его примеру, а потом увлекает покупателя в нежно-жадный поцелуй, обхватывает за плечи, и снова становится невыносимо жарко.       У корабля распространитель достаёт из заднего кармана штанов блокнот и ручку и вносит записи о своей первой сделке. Почерк у него мелкий и прямой, буквы больше похожи на омытые морем камешки, и разобрать можно разве что цифры. Цену он помнит на память, хотя считает на калькуляторе. Потом Марисэ опять записывает, прибавляет, умножает, вычисляет и лишь после этого протягивает начальнику пиратов калькулятор с суммой.       — Это со скидкой. — Первые его слова после их великолепного траха, голос звучит слегка сипло.       Шварцмеер приглашает его к себе в каюту, Монтенегро расплачивается и терпеливо ждёт, пока распространитель посчитает деньги.       Потом он пододвигает к Ваасу тяжёлую картонную коробку.       — Пускай будет как подарок первому клиенту, — контрабандист смущённо улыбается, но в глазах его полыхает пламя. — Ты великолепно трахаешься... Давно меня так не драли.       Он присаживается на край стола и вновь излучает уверенность и спокойствие. Ваас пару секунд разглядывает его, такого красивого, а затем хватает за одежду и жарко целует на прощание.       Он не берет номер мобильного, не выражает желание вновь встретиться, не произносит никакой сентиментальной хуйни, ничего. Просто берёт коробку и кейс с остатками денег и спускается на причал, чувствуя пристальный взгляд на своей заднице.       Внутри оказываются двенадцать бутылок красного Johnnie Walker и одиннадцатизначный номер.       Жара неспешно сменяется вечерней прохладой.       Конец.