Nota bene!

вся жизнь моя — сплошное первенство за право, попасть в то царство, где для всех своя. и я стараюсь, я тружусь, но на руках всегда останутся уродливые шрамы.

Холодная сталь глаз обжигала своим безразличием, тьма, скрывающаяся в черных одеждах, пугала, а частый кашель навевал одну тоску. Этот болезненный на вид мужчина держал в страхе всю Йокогаму, а свою ассистентку - в бесконечной привязанности. Хигучи была готова на все ради этого человека: утопиться, прибежать по первому зову, убить пару сотен человек, купить пачку молока, лишь бы только увидеть в его взгляде намек на одобрение и тепло. Но все попытки были тщетны, и Ичие, погружаясь в чертоги своего разума, пыталась понять, что же она снова сделала не так, ведь пощечина - ее вина, оскорбление - проблема в ней. Симпатия Хигучи медленно, но верно перетекла в болезненную зависимость от Акутагавы. Ей, как воздух, нужно было его присутствие, слышать этот хриплый голос и видеть бледное лицо. Единственным, что ненавидела в Рюноске Ичие, были его глаза: она хотела выколоть их, вырвать из глазниц, лишь бы он больше никогда не посмотрел на нее, как на пустое место, на то, что недостойно его внимания. Как же она тряслась, вспоминая взгляды Акутагавы на Тигра или Предателя Мафии. Как он смеет взирать на них с такими эмоциями? Почему именно они, эти отвратительные детективы, а не она? Хигучи старательно подавляла свой гнев в подвалах мафии, иступлено стреляя в манекены, представляя на их месте то Накаджиму, то Дазая. Каждый раз воспоминания накатывали на нее, словно цунами, и зависть поднимала свою голову, скалила острые клыки и нашептывала на ухо Ичие план расправы над теми ужасными людьми. И Хигучи проносила свою ненависть сквозь дни, недели, месяцы, украдкой любуясь на резкий профиль своего начальника, с восхищением глядя на его способность. «Никто не понимает его лучше меня!» «Они недостойны его внимания!» Ичие маниакально обклеивала свою комнату в старой многоэтажке фотографиями Акутагавы, сделанными исподтишка, будто окружая себя им. Она засыпала во тьме ночи под его холодным взглядом, просыпалась ранним утром и первым делом видела лицо своей больной любви. Проводя подушечками пальцев по изображениям, девушка представляла, будто гладит Рюноске по щеке, волосам, плечам, и криво улыбалась, закрывая глаза. В какой-то момент Хигучи поймала себя на мысли, что она не может не знать, где сейчас находится мужчина. Спустя пару мгновений было принято решение следовать за ним везде, и неважно - хочет он этого или нет. Мафиози стала тенью ходить за Акутагавой и сгорала от ярости, когда видела его в выходные вместе с какой-то черноволосой девушкой на улице, когда замечала, что Рюноске с кем-то общается. Ичие так хотелось быть на их месте, она желала, чтобы ее не только слушали, но и слышали, видели, чувствовали. Безумная одержимость заставляла ее забывать о здравом смысле, морали и хоть какой-то адекватности. Однако, могут ли у мафиози в принципе быть подобные нормы? — Акутагава-сан, — подкравшись к мужчине со спины, начала Хигучи с поклоном. — Мне нужно Вам рассказать о чем-то важном. — Говори. — Я Вас очень люблю, я выполню что угодно ради Вас, — девушка склонилась еще ниже, слегка заикаясь. — Прошу… примите мое признание. Мужчина замер, подавившись воздухом. Конечно, он заметил, что поведение его ассистентки стремительно поменялось за последние полгода, но он не ожидал такого поворота. Что эта девчонка хочет от него? Любви? Увольте, она ему уж точно не нужна. Лицо Акутагавы потемнело, после того, как он оправился от легкого шока, и неловкую тишину разорвал звук пощечины. — Как ты смеешь говорить мне подобное? — прошипел Рюноске, разворачиваясь на каблуках и покидая Хигучи. Ичие так и осталась стоять в поклоне, а ее рука медленно коснулась щеки, что уже начала краснеть и саднить от сильного удара. Девушка зажмурилась, пытаясь сдержать слезы, ругая себя за подобную глупость. Она прекрасно знала этого мафиози, понимала, чем обернутся ее слова, но почему же так больно? Хигучи осела на землю, обнимая свои колени и трясясь в беззвучных рыданиях.