Окситоцин

— Думаю, я люблю тебя. Химик продолжил сидеть и чистить винтовку, как будто ничего не произошло, как будто не он только что перевернул весь стабильный мир Никиты с ног на голову. Пригоршня непроизвольно захлопал глазами и выкатил их так, что стал похож на выловленную ловким рыбаком мелководную рыбёшку — только губами не шлёпал для полной идентичности. — А, ну… Ты…ты что? — а нет, вот и губами начал дёргать. — Ты, конечно, не академик, но и мысль не настолько сложная, чтобы ты её не уловил, — хмыкнул Химик, окинув друга быстрым взглядом. Никита встряхнул головой, словно стряхивая с себя морок. На место непонимания и паники пришли понимание и паника. — Андрюха, ты эт… чего? Мы сколько лет вместе Зону топчем, в грязище-говнище друг друга видели, да я блевал при тебе… — А это так важно? Любят только чистеньких и чтобы розами пахло чтоль? — Андрей с интересом глянул на Пригоршню, который, кажется, впадал в какую-то тленную пучину, близкую к экзистенциальному кризису. — Ну нет, конечно, — нахмурился тот, осмысливая у себя в голове что-то, — просто как-то в целом в голову никогда бы не пришло, что ты влюбиться можешь. Тем более — в мужика. — А я и не в какого-то рандомного мужика, а в человека, которого знаю давно. С которым, как ты заметил, «не первый год Зону вместе топчем», и последнюю тушёнку на двоих после выброса в каком-то подвале у чёрта на рогах делили, — Андрей оскорблённо нахмурился, но продолжил. — Ты ведь самый близкий мне человек, мой друг. С каждой фразой выражение лица Никиты менялось, пока не просветлело окончательно. — Аааа, ты в этом смысле — ну, как друга? В смысле, без всяких этих бабских нежностей? Тогда я, эт, тебя тоже, как братана-то. Это нормально, — Никита, что всё это время нарезал круги подле, наконец перестал мельтешить, сел рядом с Химиком на бревно и хлопнул его по плечу — видимо, от переизбытка чувств и их быстрой сменяемости. Обрадовался, что такой неловкий диалог выплыл на твёрдую почву здравого смысла. Ну не понял сначала сути слов напарника, но теперь-то да. Когда тебя любит кто-то — это ж хорошо, это ж приятно. — Я скок тебя вот знаю, Андрюх, ты человек не эмоциональный. А тут такие признания просто… с чего б? — продолжил. Химик отставил наконец оружие, повернулся всем корпусом. — Знаешь, партнёр, мы когда вот неделю назад на кровососов наткнулись — помнишь? Так вот, отбиваемся мы — вроде две твари всего, жить можно. А третий сзади меня незаметно появился, щупальца свои уже воткнул — думаю, всё, конец, не развернуться. Тут и закончится моя жизнь, так по-идиотски, всего в паре километров от «Сундука». А ведь такой хабар собрали — «душу», две «крови камня»… вот, видимо, на обратном пути и расслабились. В общем, сознание уже теряю, потом в себя вдруг прихожу — на земле валяюсь, оказывается. А ты бледный рядом со мной на коленях стоишь, с таким ужасом в глазах, руки все в крови, вокруг мёртвые кровососы… до сих пор, кстати, не знаю, как ты один с ними расправился. Никита внимательно слушал — только брови дёргались периодически то вверх, то вниз — совсем нахмурившись под конец. Ну да, как увидел, что товарища жрут, что твою колбасу — а он такой мелкий, тонкий на фоне кровососа-то — такой яростный адреналин подхватил, что сам не помнил, как стрелял, как ножом полоснул по щупальцам. Будто кто перемотку жизни врубил на двойной скорости, быстро всё пронеслось. А потом вдруг как наоборот, замедление поставили — минуты часами казались, пока шею бинтовал, придерживал аккуратно и пульс пытался нащупать, на фоне собственного стука, который в ушах набатом отдавался, совсем не слышимый. И так страшно стало, такая тяжёлая муть напала, что выть захотелось. Был Химик — живой, со своими хмурыми бровями и костистым лицом; умный, прагматичный, всегда его, Пригоршню, поправляющий и всегда знающий, что делать. И вот он — лежит бледный, как мел, с шеей в кровавых бинтах и не дышит совсем. — Лежу я, значит, смотрю на тебя, — продолжил Химик, — а ты ж рубаха-парень, у тебя на лице все твои эмоции написаны. И глаза такие… у матери такие были, когда о смерти отца стало известно — будто вся жизнь из них ушла. Я тогда слабый был, не понял, чего это ты. Потом уже, когда на койке в «Сундуке» лежал-восстанавливался, понял — это ты из-за меня так испугался. И вот тут, — Андрей легонько ткнул себе в район солнечного сплетения, — так тепло стало и сил прилилось, будто кто «душу» ко мне прицепил. И мысль так чётко сформировалась — вот в следующий раз не будет мама-Зона так благосклонна, не выберусь, и сказать тебе ничего не успею. Химик достал из кармана куртки пачку, вытащил сигарету, щелкнул жёлтым крикетом и медленно втянул в себя дым. У Никиты, казалось, скулы горели почище сухостоя. Вроде и ничего прям нового напарник не сказал, да только даже если бы Химик признался, что дрочит втихаря на него каждый вечер, это было бы менее смущающее. Такие лиричные душеизлияния вообще были не в характере суховатого Андрея, ан вот тебе. Тот как раз докурил, затушил хабарик об землю и внимательно оглянул напарника. — Что, противен тебе теперь? — уголок губ чуть скривило. — Не, Андрюх, ты чего, — Никита всегда удивлялся будто всем лицом сразу, — ну испытываешь ты ко мне тёплые чувства — так на здоровье. Я и сам тобой дорожу, сам ж заметил. Никита неловко повёл плечами, чуть затормозил и задал вопрос, который беспокоил его всё время разговора: — А я, эт, ну… только душевно тебя, так сказать, привлекаю, или… Андрей аж прыснул со смеху — такое забавное лицо у его напарника сделалось, будто бюрершу в пеньюаре увидел или ещё что такое, травмирующее его нежную десантсткую психику. — Ты вот сейчас на полном серьёзе справшиваешь, хочу ли я с тобой переспать? — Андрей не переставал улыбаться. Меланхоличное настроение как-то само схлынуло одной волной, остался только сюр ситуации, и ловить смущение было уже поздно. Никита опять весь зарделся: — Ну знаешь, мало ли какие ещё у тебя грани нашлись, пока я в твоей кровище там стоял — может, я фетиш какой у тебя странный открыл. Надо знать, к чему готовиться, — начал он возмущённо, но с уменьшением децибелов, а последние слова вообще тихо пробурчал под нос. Если в начале диалога — когда решился вытянуть из себя то, что крутилось в голове последнюю неделю — Андрей думал о том, что тут и придёт и конец и всем их похождениям, и дружбе, и что это была его фатальная ошибка, то теперь пружина тревоги разжалась окончательно. Никита не брезговал им, не злился, не посылал. Кажется, скажи он ему сейчас, что хотел бы замутить лёгкую оргию со снорками, Пригоршня бы только вздохнул — что-то вроде «чем бы дитя ни тешилось» или «эти умники всегда едут в итоге крышей, что ж теперь поделаешь». — Ладно, не грузись так сильно. Я отсюда слышу, как у тебя мозги кипят, — уже спокойно сказал Химик, — не думал вот прям в этом плане. Мне так-то мужики никогда не нравились. — Ну так и с бабами я тебя никогда не видел — бабы тоже никогда не нравились? — Никита всегда отличался отменным любопытством, и раз уж это колесо раскрутилось, то остановить его не представлялось возможным. — Почему, нравились. Я когда на журфаке учился, вокруг девчонок много красивых было, как на подбор — с кем-то и спал, но в отношения особо не вступал, не до этого было — один раз только. Потом Зона — сам знаешь, тут только и думаешь, как бы выжить да в аномалию не попасть, голода сексуального не чувствуешь. Да и понял ещё тогда, что спать без чувств не могу. Будто не в сексе, а в симуляции участвую — вроде всё как в реальности, а ощущений нет. — Сложный ты, Андрюха, вот у тебя и проблемы — думаешь много. Это ж приятно: ты девчонку помацал, слов ей каких на ухо пошептал, вот она уже на тебе скачет, старается. Грудь подпрыгивает, волосы по плечам волнами — красота. Скинул напряжение, потом её с себя и дальше в путь. Чем вот твой любовный секс от моего обычного отличается, а? Андрей закатил глаза: — Ну давай даже с химической точки зрения. При возбуждении повышается тестостерон и эстрадиол, а при оргазме выделяется окситоцин — гормон счастья, как его привыкли называть — вот и всё. Твой секс — это краткий прилив окситоцина. При возникновении чувств же целый коктейль из серотонина, адреналина, дофамина и фенилэтиламина, — на этих словах уже Никита закатил глаза. — Ну и что ты тут рожи строишь? Даже химия говорит, что при эмоциях к партнёру и секс ярче, — Андрей закончил свою мини-лекцию. — У меня хоть оксицин этот твой есть, а ты даже им не заправляешься. Зато рассуждать мастер, академик, блин, — как-то обидно стало, что про его любовные интересы такое говорят, — хотел бы я посмотреть, как ты по Зоне это искать будешь. — Так может я уже нашёл? Я разве тебе не говорил, а, партнёр? — Андрей посмотрел прямо в глаза и как-то развязно ухмыльнулся. Никите понадобилась пара минут — всё в голове осмыслить, собрать по фрагментам с начала их диалога — но когда до него дошла вся суть фразы, он быстро улепетнул в гараж Бороды, что-то бурча про «Малыша проверить», «колпак» и «не жди». Андрей выждал минуту и закатился смехом так, что слёзы из глаз покатились. Пресвятые контролёры, он давно не чувствовал себя таким живым. Никита словно открытая книга, словно словарь для дошкольника — настолько прямой и искренний. Он просто хотел высказать напарнику всю ту признательность, что чувствовал от заботы и волнения о себе, всю ту теплоту. А вышло как-то… криво и совсем не в то русло, да уж. Последняя шутка уж точно была лишней — вон он как весь зарделся… нет, надо заканчивать. А то эдак Пригоршня от него шугаться начнёт, а в Зоне такое на руку явно не сыграет. Андрей достал вторую сигарету и вновь закурил, задумчиво глядя на серое небо.

***