В порядке вещей

Первой о предстоящем массовом увольнении в честь дня рождения короля узнала, разумеется, Имир, о чем и поведала Кристе в обыкновенной для себя манере: — Мне, конечно, всё равно, но завтра ты сможешь заняться более интересными делами, чем кормлением лошадей. Его Величество указ подписали, — она пренебрежительно хмыкнула. Криста предостерегающе скосила глаза на дремлющего рядом вояку, но Имир только фыркнула и закинула руки за голову, лёжа на стоге сена. Не то чтобы она вообще собиралась сегодня или завтра работать. В конюшню просунул голову Конни: — А ты откуда знаешь? Имир хохотнула: — Давно на базаре нос не терял? Всё тебе да расскажи! Иди отсюда, мальчик! Неудивительно, что после этого новость распространилась по казармам со скоростью бешеного кабана, бегущего от голодной Саши. На ужине только и слышны были разговоры о неожиданном выходном: Ханс делился планами на завтра, Дитрих жаловался на сегодняшний розовый закат, предвещающий плохую погоду, а Ханна обсуждала с Элен новую лавку в городе. Леви появился в столовой как всегда — бесшумно, из ниоткуда, кашлянул, и почти сразу воцарилась полная тишина. Несмотря на рост, капрал смерил присутствующих в зале тяжёлым взглядом сверху вниз и равнодушно произнёс: — Надеюсь, завтра никто из вас не натворит глупостей. И вышел, прикрыв за собой дверь. Молчание нарушил Конни, протянув жалобно: — А так хотелось… Кажется, Жан начал привыкать к этому жуткому расписанию: даже в свой выходной он проснулся почти на рассвете. На улице чирикали птицы, лучи солнца освещали казарму, а соседи по койкам не скрипели ржавыми пружинами. Жан взглянул на койку справа, всегда заправленную, аккуратную. Армин встаёт раньше рассвета. Слева кровать в полном беспорядке, простыня торчит из-под покрывала, на подушке не хватает наволочки, а колючее одеяло комом лежит на полу — Конни терпеть не может заправлять пододеяльник. Неужели и он тоже встал пораньше? А где вообще все? Жан взглянул на часы: ого, уже почти одиннадцать? Что ж, видимо, не привык. Впрочем, пустая казарма предоставляла ему полную свободу действий. Жан осмотрелся, приподнявшись на локтях, никого не заметил, кивнул сам себе и блаженно потянулся. Наконец-то не придётся куда-то выходить или того хуже — придумывать оправдания. Рука сама собой потянулась под матрас. Там Жан хранил своё сокровище: альбом. Если бы кто-то увидел, что там нарисовано, Жана бы разжаловали в конюхи или уборщики. Пролистав пару страниц, Жан остановился на одной и замер, рассматривая её. Иногда ему казалось, что его картинки были как живые, он мог составлять диалоги, целые беседы в голове. Так и здесь — он погрузился в сладкие грёзы, не обращая внимания на всё остальное. Если бы кто-то решил зарисовать Жана в этот момент, он бы нарисовал ему лёгкий румянец на щеках и едва заметную довольную улыбку. Впрочем, надо бы заняться уже чем-то полезным. Жан вытер вспотевшие ладони о простынь, закинул покрывалом кровать и решил зайти на кухню. Он знал, что найдёт там если не поесть, то хотя бы Сашу. По пути туда он насвистывал простую, но прилипчивую песенку про генерала. В альбоме, про который Жан думал, что о нём не знает никто, но о котором знали все, было несколько зарисовок цветов, пара пейзажей, несколько домашек по истории и автопортрет, но в официальной командорской форме. На кухне была абсолютнейшая идиллия. Вся в муке, растрёпанная, раскрасневшаяся и совершенно счастливая, Саша творила шедевр. В книге рецептов он, конечно, назывался, шарлоткой, но это не отменяло гениальности проекта, который с гордостью можно было бы в будущем назвать творением всей Сашиной жизни. Конни старался не мешаться под ногами, и поэтому сидел на полке для кастрюль, угрожающе прогибавшейся под его весом, и травил байки. Саша вручила ему замешивать тесто, чем парень и усердно занимался последние сорок минут. Увидев Жана, Конни соскочил со своего места, шутовски уступая ему, протянул миску с тестом и начал рассказывать историю заново. — Так вот! А я ему говорю: — Передай соль! — А он мне такой: «Да ты знаешь, кто я такой? Знаешь, что я за это с тобой сделаю? Да я тебя…» — На кусочки нарежь, пожалуйста! — А потом он как заорёт благим матом, а я ему: «Ты рот свой…» — С мылом помой обязательно, Конни! — Саша, хватит меня перебивать! — Да-да, и яйца взбей. Жан абсолютно не понимал, как эти двое понимали друг друга с полуслова. Они были как лягушка и жаба, как соль и сахар, как синий и зелёный — разные, но одинаковые. Как это объяснить, Жан не знал. Конни тыкнул пальцем в засаленную страницу. — Вот это сделаем! И ни с кем не поделимся! Жан заглянул ему через плечо. Говядина под сливочным соусом с грибами. Возник резонный вопрос: — А где вы грибы возьмёте? Конни посмотрел на него, как на идиота, и перевёл взгляд на Сашу. — Мясо? — Мясо! Неисправимы. В библиотеке было тихо. Она на то и придумана, чтобы сидеть там в полной тишине и одиночестве. Иногда Армину не хватало простого человеческого эренского «отстаньте от меня», говоря умными словами — личного пространства. Поэтому, поскольку выразить словами он этого не мог — воспитание не позволяло, он просто терпел. А потом у него кончалось терпение и он терпел изо всех сил, но уже в библиотеке. Никто в здравом уме не пойдёт тратить свой, возможно, единственный за последнее время выходной на чтение заумных книг, правда? Армин давно заглядывался на Энциклопедию Новых Научных Изобретений, но почему-то все никак не решался подойти к ней — она выглядела устрашающе. Не внешне, вовсе нет, она была вполне милой, с аккуратной молочного цвета обложкой и голубым названием, скорее, его пугал тот объём информации, который был в этой книге. Казалось, что мир не станет таким, как прежде, хотя казалось бы, что ещё нужно знать, помимо того, что солнце встаёт на западе, земля плоская, а стены оберегают от титанов? Армин глубоко вздохнул, взял с подставки энциклопедию и положил её поверх всех других книг, которые собирался осилить за сегодня. Сначала она, потом все остальные. Подхватил всю стопку и понёс к своему излюбленному месту в углу, где свет падал ровно так, чтобы освещать страницы, но не слепить глаза, а кресло было достаточно мягким, чтобы не уставать сидеть, но довольно жёстким, чтобы не проваливаться туда, как в гамак. Стопка книг перегородила Армину обзор, поэтому он шёл, глядя под ноги, не прямо, а потому и не заметил, как столкнулся с кем-то ещё и упал. На голову ему прилетела та самая энциклопедия. Армин потёр глаза и увидел перед собой Энни. Она протянула ему руку, глядя на него немигающим взглядом, помогла встать и двинулась дальше. Под мышкой у неё была зажата книга со сказкой об огненном море и ледяной пустыне. Армин только успел прошептать в ответ «спасибо», но Энни уже скрылась среди книжных полок. Армин собрал упавшие книги, уже без происшествий добрался до своего места и медленно опустился в кресло. Запястье горело от крепкой хватки девушки, а щёки — от неожиданной встречи. Солнце было почти в зените, когда они наконец выбрались из города. Сначала пришлось пробраться незамеченными на кухню и позаимствовать провиант, затем их спутница задержалась по неизвестной причине, но в целом план оказался не провальным. На конях в сторону леса скакали трое. Две больших фигуры и одна поменьше. — Всё, привал! Они остановились на одной из маленьких, невидимых невнимательному взгляду полян. Место было идеальным для наблюдения — вся местность будто на ладони, сами они незаметны, титанов и в помине здесь никогда не водилось. Маленькая фигура сняла с коня сумку, достала оттуда плед. Высокая фигура достала заготовленный провиант из корзины. Фигура побольше этот плед раскинула, убедилась, что всё остальное хорошо. Дала отмашку: — Падаем. И первая подала пример двум другим. Ушиблась локтем, зашипела. Фигура поменьше зашипела в ответ и скинула с себя плащ. Фигура повыше засуетилась и повторила движение, неловко опустилась на плед. Наконец, третья фигура расстегнула плащ и положила его себе под голову, разлеглась. И сказала голосом Райнера: — Ну, что, как? Бертольд невнятно пожал плечами, Энни недовольно цокнула языком: — Хоть раз просто помолчи. Райнер закатил глаза, но рот закрыл. Уставился в небо, такое голубое, будто отражённое море. Облака плыли медленно и степенно, складывались в фигуры и буквы, распадались на воздушных зверей и птиц. Вокруг шумел лес, переговариваясь на своём, лесном, пели птицы, а ветер едва заметно раскачивал колокольчик на шее у лошади. Динь-дон. Динь-динь-дон. Райнер хотел было что-то ляпнуть невпопад, лишь бы разбавить эту тишину, но вовремя замолчал, наткнувшись на предупреждающий взгляд Энни. Поэтому он ещё какое-то время наблюдал за небом, плавно и непредсказуемо меняющимся, а потом просто положил свои большие ладони на их, маленькую и мозолистую — Энни, большую и мягкую — Берта, и аккуратно, совсем легонько сжал. Просто потому, что мог. И они — тоже. — Всё, хватит этих нежностей телячьих на сегодня. Рассказывай лучше, чего вы с Бертом нахватали на кухне? И он начал. И они разговаривали так до самого заката. Так, будто дружили всю свою жизнь. Так, будто никакое прошлое не способно омрачить будущее. И почему-то никто из них ни разу за сегодня не вспомнил о миссии.