Фарфоровая кукла.

Пшеничные локоны. Лазурные глаза. Нежный мелодичный голос. Образ юной девушки постепенно тает твоëм сознании, но каждый раз ты снова и снова вспоминаешь его в мельчайших подробностях. Тебе нельзя забывать, нельзя. Без своего прошлого ты станешь никем. Забыв Марию ты потеряешь смысл своего существования. Упустишь ниточку, привязывающую тебя к ней. Потеряешься в пучине отчаяния и бездне одиночества. Забудешься сладким сном в глухом лесу боли и страданий. Поэтому ты всеми силами цепляешься за воспоминания, за призрачную надежду, что всë будет хорошо. Ты обещал защищать людей. И ты выполнишь обещание. Когда-то ты уже забывал. И поплатился за это. Ты не можешь страдать, как тогда. Незнание кто ты, что за существа вокруг, какое у тебя прошлое, кому можно доверять, а кому нельзя. Это убивает. Говорят, меньше знаешь – крепче спишь, но если знать слишком мало, сна нет вообще. Постоянные страхи, постоянное незнание и эта выводящая из себя неопределëнность. Как можно существовать, не зная, кто ты? Потому ты все силы бросил тогда на поиск информации. Кто ты, кто твои друзья, семья, где ты родился. Вспоминать было больно, незнание душило обеими руками, но ты вспомнил. И теперь ты из последних сил готов хвататься за эти воспоминания. Ведь они – всë, что у тебя осталось. Но перед глазами снова маячит светлый, такой чистый, будто ангельский образ. Этот образ сначала неуверенно называет твоë имя, потом твëрдо зовëт тебя, потом уже кричит. С нотками мольбы. Жалобно. Он просит о помощи. Образ начинает отдаляться. Они похожи, но они разные. Они одновременно будто скопированы друг с друга, но в то же время у них нет ничего общего. Образу плохо, он бьëтся в истерике, просит о помощи, но его не слышат, ведь на его губах всë ещë сияет улыбка. Такая милая, но холодная. В нëм нет ни чувств, ни души. Он разучился любить. А ты любишь. Всë равно любишь его всем сердцем, обещаешь себе сохранить его, не позволить ему исчезнуть. Но он не исчезнет. Временнáя аномалия, которая может постоять за себя, открутит голову любому. Бесчувственная машина для убийств. Но... Почему так тепло?... Он... Плачет? Плачет навзрыд, прижавшись к тебе. Его подруга... Больше не вернëтся. А ты своими холодностью, серьëзностью и рассудительностью так напоминаешь ему о ней, что он случайно назвал тебя еë именем. Блейз. Та, которая пожертвовала жизнью ради будущего. Его будущего. И больше она не упрекнëт его, не посмеëтся с ним, не разделит с ним припасы и ночлег. Именно после еë смерти он стал таким холодным. Бесчувственная кукла из белоснежного фарфора. И действительно, его косточки, кажется, настолько хрупкие, будто сделаны из сахара. Фарфоровая куколка, не испытывающая эмоций. Но тогда почему он так крепко сжимает тебя в объятиях, уткнувшись носом в белый мех на груди, который уже стал слегка влажным от его слëз? Может, не всë потеряно? Может, есть ещë шанс оживить эту куклу? Заставить его искренне улыбаться, когда он, по-привычке ласково, зовëт тебя по имени. – Шеди! И всë внутри замирает, дыхание перехватывает. Холодный, но живой взгляд, бесчувственная, но тëплая улыбка, белоснежная шëрстка, такая мягкая, будто плюшевая. Один его взгляд в твою сторону заставляет твоë сердце биться чаще. Ты хочешь видеть выступающие слезинки на его глазах, разинутый в немом вскрике ротик с острыми клычками, капли алой (циановой?¿) крови, проступающей через эту блестящую, как полированный белый мрамор, шерсть. Ты хочешь чувствовать, что он любит тебя в ответ. Ты крепко его обнимаешь, шепча что-то успокаивающее ему на ухо. Как же захотелось укусить это маленькое, но чуткое ушко. Слух у него замечательный, которым он вгрызается в каждое твоë слово. Он внимательно слушает, постепенно переставая всхлипывать. Твой голос успокаивает его, он чувствует себя уютнее, когда слышит его. Вы нечасто можете поговорить, но тебе достаточно времени, проведëнного с ним. Хоть ты и остаëшься таким же непроницаемым, но внутри тебя всë трепещет, когда он улыбается и тихо смеëтся над твоим замечанием касательно вашего знакомого – твоего бывшего соперника. И смех этот такой живой, такой весëлый и задорный, но тихий и нежный. Ты смотришь на него, как зачарованный. В какой-то момент тебе удалось заметить что-то в этой милой улыбке. Фарфор дал трещину, кукла начинает умирать. В следующий раз, когда вы видитесь, в его глазах читается волнение, хотя он и виду не подаëт, что нервничает. У вас есть примерно десять минут до того, как ты отправишься на задание, но ты надеешься провести этот маленький промежуток времени с ним. Когда вы остаëтесь наедине, он тихо вздыхает, после чего поднимает на тебя глаза, слегка приулыбнувшись. Трещина растëт. Вы стоите напротив друг друга, не зная, с чего начать разговор. Ты смотришь на него, он смотрит на тебя. Он сегодня очень задумчив. – Ты любил когда-нибудь? – наконец, отведя взгляд, спрашивает он. – Ты знаешь моë прошлое, я считаю глупым этот вопрос, – холодно отвечаешь ты. Воспоминания больно колют сердце. – Ты всë ещë любишь Марию?... – ещë тише спрашивает он. Лицо куклы уже изуродовано огромной трещиной. – Да, – не колеблясь произносишь ты. Больно от того, как он подавляет эмоции. – Понятно... – почти шепчет он. Трещина ползëт по телу, становясь всë больше и глубже. Тебя зовут и ты уходишь. Уже слышен треск фарфора, как на одëжке куклы рвутся швы. Через пару дней ты узнаëшь от знакомого механика, что он ходит вечно каким-то подавленным, но всë равно на его лице сияет улыбка. Трещины уже по всему телу куколки, а одежда на ней разорвана почти в лохмотья. Ты сразу же выбегаешь из его мастерской, устремляясь вдаль. Ты знаешь, куда тебе надо. Ты знаешь, к кому. И вот, ты у порога небольшого дома. Страх. Ты никогда раньше не испытывал подобного рода страх. В груди всë сжимается, хочется развернуться и уйти, но ты упрямо стоишь на крыльце. Глубокий вдох, выдох, попытка унять разбушевавшееся в груди сердце. Шаг вперëд. Стук в дверь. Тишина. Снова стук. Внутри слышатся какие-то звуки. Щелчок замка, и дверь открылась. Абсолютно пустой взгляд пронзает тебя своим холодом на сквозь. Даже улыбка, пусть и фальшивая, выглядит лучше, чем эти стеклянные глаза. Он не удивлён твоему визиту, не расстроен и не рад. Трещины начинают срастаться. – Шедоу. Что ты хотел? – звучит не как вопрос, а как утверждение. – Сильвер... – ты берëшь его за руку, обхватывая еë обеими ладонями. – Я люблю Марию, это правда, но... – Что ты хотел? – перебивает он. Он начинает заштопывать одежду куклы. – Моë сердце занято, но для Марии в нëм есть отдельное место, в котором она останется навсегда. – К чему ты клонишь? – фарфор снова трескается, царапая руки того, кто чинит куклу. – Моë сердце занято другим существом... Не Марией. Кукла уже с трудом узнаëтся, настолько трещины изуродовали еë. – Сильвер, я люблю тебя. Кукла разлетается вдребезги, когда он налетает на тебя, обнимает за шею, целует прямо в губы. Целует нежно, мягко, трепетно, но так жадно и страстно. Начинает кружиться голова, но ты закрываешь глаза, прижимаешь его за фарфоровую, нет, худую талию крепче к своему телу. Целовать и целовать, никогда не останавливаться, вечность прижимать этого пушистого ëжика к груди. Он настолько близок тебе, что ты понимаешь все его чувства без слов. Фарфоровая кукла разбилась, и тот, кто сидел всë это время внутри, наконец свободен. Он отстраняется, пытаясь восстановить дыхание. От его слегка вывалившегося язычка идëт к твоим губам тонкая ниточка слюны, которая рвëтся и бесследно исчезает почти моментально. Слабый взгляд, ходящая ходуном грудь, громкое дыхание через рот и нос. И сделал это ты. Ты только что сплетал ваши языки в страстном танце, ты кусал его мягкие губы, ты прижимал его ближе и ближе. Он нежно улыбается, глядя тебе в глаза. Дыхание уже восстановилось, тебе хочется снова его поцеловать, но... его улыбка. Такая живая, нежная, милая. Такая искренняя. Он закрывает глаза, слегка приподнимая голову и отворачивая еë немного в сторону, открывая для тебя участок спрятанной под белой гривой шеи, продолжая нежно улыбаться. Рукой пригладив мягкий мех, ты впиваешься клыками в тонкую кожу. Он резко вдыхает, и его дыхание снова ненадолго сбивается. Чуть отстранившись, ты начинаешь вылизывать укус, как бы извиняясь за это. Он вздрагивает, чувствуя на коже твой шершавый язык. Закончив столь интересное занятие ты поднимаешь голову, целуя его в щëку. Он смотрит тебе в глаза, в душу, пытается понять, что ты сейчас испытываешь. Нужно потренироваться ярче выражать эмоции, что бы их можно было прочесть в твоих глазах. Для него. Вдруг его подбородок начинает дрожать. По мордочке скатывается одинокая слезинка, мокрую дорожку от которой ты вытираешь согнутым указательным пальцем. Он перехватывает твою ладонь, ложит на свою щëку и держит свою поверх, прижавшись к тëплой руке. Потом он закрывает глаза, слегка трëтся щекой о твою руку и убирает с лица, перекладывая на талию и снова обнимая тебя за шею. – Шеди, я тоже очень люблю тебя, – тихо шепчет, приближаясь к твоей мордочке. – Пожалуйста, я хочу остаться с тобой... Вместо ответа снова нежно его целуешь. Он расслабляется, закрыв глаза и полностью отдавшись в твои объятия. Не отпустишь его. Никогда. Ни за что на свете. Даже под угрозой смерти ты будешь с ним. На следующий день все удивляются, что он будто ожил, но он лишь отмахивается. Увидев тебя, подходит, берëт за руку и быстро целует, делая это на глазах друзей. И правильно. Пусть все знают, что он не бездушный. Что он принадлежит тебе. Что вместо фарфоровой куклы теперь нежный и милый ëжик по имени Сильвер.