Живой

В тронном зале темно. Так темно, что я не вижу даже собственных пальцев, поднося их к лицу. Тщетно озираюсь в поисках сам не знаю чего. Во рту сухо, словно я не прикасался к воде уже несколько дней. Облизываю пересохшие губы, надеясь хоть так унять неприятное ощущение. И вздрагиваю. Обострившиеся в темноте инстинкты истерично кричат о чужом присутствии. Я здесь не один. Судорожно сжимаю-разжимаю кулаки и делаю неловкий шаг вперед. А тьма вокруг словно сгущается. Шелестит. Смеется тихо над моей беспомощностью. Непонятно зачем оглядываюсь назад, а потом... Тело срабатывает раньше, чем я успеваю обдумать действие. Рывок, сдавленный крик – и я ощущаю под пальцами нежную холодную кожу. Нервно дергающийся кадык, сбитое дыхание. – Ты... – голос срывается. – Ты же... – Шшш... – мягко накрываешь мои руки, вцепившиеся в твою шею, своими. – Тише. Не надо кричать. Здесь не нужно кричать. Сердце дает сбой. Я задыхаюсь. Раскрываю рот, но не могу выдавить из себя ни звука. Ноги подгибаются, и я безвольно оседаю на пол у твоих ног. Вжимаюсь лицом в острые колени, обнимаю... – Ну, что же ты... – шепчешь, гладя меня по голове. – Что же ты? Неужто так скорбел? Хриплю что-то невнятное, не в силах оторваться от тебя. Кажется, что разожми я руки, ослабь хватку хоть на йоту – и ты исчезнешь. И я снова останусь один. Смешно, но даже когда ты был заперт, гнил в подземелье – я все равно ощущал твое присутствие. Знал, что стоит только захотеть, и я увижу тебя. Пусть издали, пусть мельком. А потом, когда с твоих искривленных от боли губ слетел последний хриплый вздох, я вдруг понял, что это конец. Что вот сейчас, в данный момент я держу в руках твое бездыханное мертвое тело, труп, в котором больше нет жизни. Что ты больше не посмотришь насмешливо, не улыбнешься язвительно, не... И это понимание словно тем самым лезвием, что отобрало у тебя жизнь, пронзило мое сердце. Я орал, выл, не в силах терпеть раздиравшую изнутри боль. Я забыл тогда обо всем. О смертной, что в испуге застыла рядом, о том, что нужно спешить, чтобы попытаться остановить Малекита, ослепленного жаждой разрушения. Остались только я и твое мертвое тело. Твое испятнанное смертью лицо, широко распахнутые, все еще словно живые изумрудные глаза. Твои пальцы, измазанные кровью... – Это ты... – жадно шарю ладонями по твоим бедрам. – Локи. Ты ведь? Не ложь? – Встань, – берешь меня за руку и настойчиво тянешь вверх. – Посмотри на меня. Покорно поднимаюсь, вглядываюсь во тьму. Чувствую дыхание, чувствую тонкий терпкий запах. Но перед глазами только мрак. – Я не вижу, Локи, – беспомощно цепляюсь за твою ледяную ладонь. – Ничего не вижу. – Значит, не хочешь, – и я чувствую, как ты пожимаешь плечами. Молча дергаю тебя на себя и вслепую приникаю в поцелуе. Губы находят губы безошибочно. Это словно инстинкт – быть с тобой. Тело помнит все. И то, как бережно нужно обнимать твое тонкое тело, и то, как нужно скользнуть языком по плотно сжатым тонким губам, чтобы ты впустил меня, чтобы позволил... И ты сдаешься. Секундное сопротивление сломлено. Целую тебя жадно, собственнически зарываясь трясущимися пальцами в твои волосы на затылке. – Ты давно не касался меня так, – усмехаешься, когда я, наконец, прекращаю терзать твои губы и отрываюсь на мгновение, чтобы глотнуть воздуха. – Чего ты хочешь? Мое тело? Значит, мне нужно было всего лишь умереть, чтобы ты снова... – Пожалуйста! – выкрикиваю отчаянно, перебивая тебя. – Локи, мне надо! – Урод! – резко выплевываешь мне в лицо. – Это ты хочешь трахнуть?! Это?! – Под потолком вдруг вспыхивает тусклый зеленоватый свет. Но этого скудного освещения мне хватает, чтобы в ужасе отшатнуться от тебя: на твоем лице серые жуткие пятна, те самые, которыми обезобразила тебя смерть. А в центре груди... Там твоя одежда черна от загустевшей, но еще не до конца запекшейся крови. – Давай! Возьми, что хотел! – выкрикиваешь, подступая ко мне. – Нравится?! Все ради тебя, Тор! Для твоей услады! – Не надо... – хрипло прошу, мягко обхватывая ладонями твое лицо. – Убери. Мне больно видеть так. – Это прощание, брат, – кладешь свои ладони поверх моих. – Пожалуйста, – я чувствую, как в глазах становится влажно. – Локи, мне же... Я просто не могу. Изумрудный всполох – и печать смерти исчезает. Смотришь на меня с детской какой-то обидой. А я в ответ целую. Не могу заставить себя остановиться. Не сопротивляешься. И я понимаю вдруг, что ты позволишь мне сейчас все. Осознание обдает жаром. Тем самым, что был между нами еще тогда, давно... С твоих губ срывается глухой стон. – На пол... – шепчешь. – Нам нужно на пол. Я не могу... Сдергиваю с плеч плащ, красная ткань, словно сама стелется по холодным гладким плитам. Бережно опускаю тебя наземь, провожу раскрытой ладонью по твоей тяжело вздымающейся груди. Под рукой только тонкая ткань нижней рубашки. – А ты все так же хорош, – тихо смеешься, касаясь пальцами моего живота. И я понимаю, что теперь полностью обнажен. – Спасибо, – целую твою ладонь. Только улыбаешься в ответ и тянешься за поцелуем. Целуешь почти трепетно, нежно. А я задираю твою рубашку, скольжу ладонью по твоему животу, груди, зацепляю твердые комочки напряженных сосков. Стонешь мне в губы, чуть выгибаешься. А когда я опускаю руку и обхватываю пальцами твой член, из твоей груди вырывается надорванный стон-всхлип, ты льнешь ко мне, кусаешь губы, кажется, пытаясь успокоить себя. – Не нужно, – целую твою напряженную шею. – Люблю... Впиваешься поцелуем в мои губы, не давая продолжить. Терзаешь, кусаешь до крови, одновременно подаваясь за моей ласкающей рукой. Молча раздвигаю твои бедра, облизываю пальцы, проскальзываю ими меж твоих худых ягодиц, тру напряженный вход, массирую, пытаясь расслабить хоть немного. Надавливаю и шепчу: – Потерпишь? – Думаешь, стерпев от тебя два года одиночества, я не вытерплю этого? – надменно дергаешь уголком рта, изображая усмешку. И я в который раз удивляюсь тому, что даже в подобном положении ты умудряешься язвить. Целую тебя в переносицу и проталкиваю пальцы. Шипишь, кусаешь губы. Я не растяну тебя достаточно – слюна сохнет слишком быстро, и сейчас мои пальцы доставляют только боль. Ты тоже понимаешь это. Отстраняешь мою руку, приподнимаешь бедра и направляешь меня. Головка входит с трудом. И я чувствую, как тебя трясет. Прижимаюсь своим лбом к твоему, прихватываю за бедро и, закрыв глаза, начинаю медленно вталкиваться в твое тесное тело, заставляя себя не слушать твои хриплые всхлипы и тяжелое дыхание. – Больно... – шепчешь едва слышно. Твой член под моей ладонью обмякает. Отчаянно ласкаю тебя, пытаясь отвлечь от боли. – Мы просто очень давно не были вместе, – выдыхаю в твое ухо. – Это пройдет. – Кому, как... не мне... знать... – задыхаешься. – Наш первый раз... Помнишь... его? – из уголка глаза по твоему виску катится слеза. Слизываю ее, целую тонкую кожу, одновременно чуть качая бедрами. Хрипло дышишь, глядя мне в глаза. Точно так же, как... Я принимаю правила. Опускаю ладони по обе стороны от тебя, нависаю. Зелень твоих глаз затягивает словно омут. Словно через этот зрительный контакт в мое тело переползает отрава. Тот яд, которым ты пропитан, кажется, насквозь. Первое движение дается тяжело нам обоим. Тебе слишком больно, а мне слишком хорошо. Ни стона. Я медленно двигаю бедрами, последовательно меняя углы проникновения. Ты сжимаешь мою поясницу бедрами, скребешь пальцами по ткани плаща. И вдруг ахаешь, невольно подаваясь вперед. Твои зрачки расширяются, глаза блестят от слез. – Вот так? – мой шепот больше похож на хрип. – Мне... можно быстрее? – Да... – всхлипываешь. – Да. – Тянешь руки навстречу, обнимаешь. Прижимаюсь к тебе всем телом, дергаю бедрами. Теперь то, что происходит между нами больше похоже на безумие. Я буквально втрахиваю тебя в пол, ты вскрикиваешь от каждого движения, твои руки слабеют, откидываешься на спину, выгибаешься мне навстречу. Шире раздвигаю твои ноги, с губ срывается то ли стон, то ли рык... Я не контролирую себя. Уверен, тебе больно. Но ты только судорожно ласкаешь себя, сжимая пальцами блестящий от смазки член. Отталкиваю твою руку, обхватываю ладонью. Несколько резких движений, и ты вдруг хрипло, глухо вскрикиваешь, весь выгибаешься. Семя брызгает на твой живот, на грудь, пачкает так и не снятую, промокшую насквозь от пота тонкую рубашку. Меня хватает ненадолго. Твое тело так восхитительно жарко принимает меня, упругие стенки беспорядочно сокращаются... Я изливаюсь в тебя, одновременно наваливаясь всем телом, не в силах контролировать себя. – Ты живой? – хрипло спрашиваю, пытаясь приподняться на ватных от слабости руках. Ты всегда выжимал из меня все силы. – Я живой, Тор. Я живой... – и грустно улыбнувшись, отталкиваешь меня. Легко, самыми кончиками пальцев. В этом движении нет злобы, скорее обреченность. Дергаюсь, перехватываю твою худую, холодную руку, сжимаю до боли тонкие, почти хрупкие пальцы, подаюсь вперед, в желании удержать тебя хотя бы сегодня... И просто... просто открываю глаза. А губы, не повинуясь воле разума, безотчетно счастливо шепчут такую сладкую для меня ложь: – Живой...